Страница 4 из 54
Мы сели на красный, довольно прохладный из-за наличия кондиционера автобус до автостанции (неподалеку от метро «Кашмири Гейт» и, соответственно, Красного форта) и стали смотреть в окно. Мотоциклистов с замотанными от пыли лицами Носов поначалу чуть не принял за джайнистов, представителей довольно редкого учения, согласно которому не следует причинять вреда ни одному живому существу. Это правило называется «ахимса». Поэтому истинные джайны носят на ртах повязки, чтобы не вдохнуть случайно мелких летающих тварей, и метут перед собой дорогу мягкой метелочкой из павлиньих перьев, чтобы ненароком ни на кого не наступить. Но у мотоциклистов метелок не было.
Джайнизм когда-то был очень распространен в Индии. Он возник практически одновременно с буддизмом, в середине первого тысячелетия до нашей эры. Да и история жизни основателя джайнизма принца Натапутта Вардхамана во многом схожа с историей жизни основателя буддизма принца Сиддхартхи Гаутамы. Оба жили в роскоши, оба в свое время ушли из дома и стали аскетами.
Правда, если Гаутама покинул дом в 29 лет тайно и вопреки желанию родителей, то Вардхамана сделал это в 30, уже после смерти родителей и по благословению старшего брата. Оба они совершали аскетические подвиги, и здесь Вардхамана весьма преуспел: он ходил по Индии без одежды, подвергаясь побоям (в то время были часты войны между княжествами и его принимали за шпиона), порой ничего не ел в течение нескольких месяцев и постоянно находился в самосозерцании. Будда же в определенный момент понял, что бесконечное самоистязание не приведет его к истине и увидел иной, срединный путь. Но и Вардхамана, и Гаутама в результате достаточно сходных практик смогли выйти из «порочного круга перерождений» и получили славное прозвище Джина, что в переводе с санскрита означает «Победитель». Вардмахана также стал называться Махавирой, то есть «великим героем».
Поначалу оба учения существовали практически на равных. Император Ашока, например, будучи буддистом, покровительствовал и джайнам. А его внук, царь Сампрати, принял джайнизм. Но с годами ситуация изменилась — буддизм распространился повсюду, и сейчас в мире более 400 млн буддистов и всего 4 млн джайнистов.
Цели у обоих учений одинаковые — освобождение от сансары (то есть от круговорота рождений и смертей: от мира конечного, превратного, двойственного) без божественного участия, но если буддизм зиждется на «четырех благородных истинах» и «восьмеричном пути», о которых в этой книге еще будет сказано, то в основе джайнизма лежат «три сокровища»: «правильное мировоззрение», «правильное познание» и «правильное поведение». Первое основано на том, что живую часть мира составляют дживы (души), а неживую — вещество, пространство, движение, покой и время. Законы кармы притягивают вещество к дживам, и в итоге получаются растения, животные, люди и даже боги, но благодаря следующим двум сокровищам можно навсегда освободить живую дживу от неживого груза.
«Правильное поведение» джайниста включает такие обеты, как не воровать, не лгать, не причинять насилия живым существам. Последний во многом определил образ жизни и традиционный род занятий поколений джайнов: торговля, ростовщичество, ювелирное дело. Ведь работы, связанные со строительством и земледелием могут причинить вред живым существам, например насекомым. Растения — тоже живые. Маха-вира в 72 года отказался от пищи и ушел из этой вещественной жизни, чтобы уже никогда в нее не вернуться. Некоторые джайны, достигнув старости, поступают подобным образом.
Мы довольно быстро добрались до автостанции, где нам тотчас же предложили «очень хороший и очень комфортабельный автобус-люкс до Ришикеша». На самом деле — до Харидвара, от которого еще 30 километров до Ришикеша, и я, уже имевший многократный опыт поездки в те места, знал это прекрасно, и знал, что представляет собой «люкс».
«Очень хороший комфортабельный автобус» был некондиционированным и двухэтажным, с обычными вентиляторами под потолками и под полками. Мы вместе с прочими иностранными путешествующими и некоторыми индийцами разместились внизу, а на втором этаже — индийские семьи с детьми.
О туалетах и национальных традициях
Одного моего друга, обладающего рациональным складом ума, любителя приключенческого кино, детективов и фантастики, в детстве занимал такой вопрос: в пространстве фильма (книги) главные герои сражались, разговаривали, путешествовали, иногда ели и даже (в те времена чаще всего за кадром) занимались любовью, но практически никогда не ходили в туалет. Эта сторона человеческого бытия была не охвачена. И, по крайней мере на этой странице, я хотел бы исправить ситуацию.
Итак, наша первая остановка произошла на берегу безымянной реки или канала и ознаменовала первое посещение общественного туалета. Тот, что в аэропорту, не в счет. Традиционно малую нужду индийские мужчины справляют где угодно (природное — природе). И туалет в виде стены, под которой желоб, — нормальное явление. Женщинам труднее.
Носов прочитал в своей книжке об этикете, что отправление естественной нужды в присутствии брахмана (представитель высшей касты) может караться кастрацией, долго озирался в их поисках и, узрев нескольких подозрительных типов, пошел-таки в общественный туалет. Мы с Севой уподобились местному населению и отправили нужды на берегу реки, брахманов-кастраторов рядом не оказалось.
Национальные традиции в туалетной сфере бывают очень разные. Во время очень давнего, в начале перестройки, путешествия по Западному Китаю мне довелось в автобусе познакомиться со студентами, которые дали мне записку, адресованную их знакомой, работающей в некоем местном общежитии, чтобы та поселила меня на ночь. Они объяснили, что девушка вряд ли поймет, что мне надо, ибо не знает иностранных языков. В записке указывалось, что меня нужно поселить на одну ночь по минимальной цене. Я вручил ей это послание, и она указала мне номер: комнатушку с кроватью, шкафом, ведром с водой, тазиком и литровым термосом, полным горячего чая. Но туалета в номере не было. Не оказалось его и на этаже. Я спросил у моей ленд-леди: «Где здесь туалет?» Сначала на английском, затем на французском, затем на русском. Она не понимала. Тогда я нарисовал унитаз… Затем нарисовал писающего мальчика. Она, рассмотрев рисунок, отвела меня в конец коридора и указала на большие настенные часы. К диалогу подключились другие обитательницы этого дома. Наконец, чуть ли не путем наглядной демонстрации, я смог объяснить, что мне нужно. Заведение находилось через дорогу, в нескольких десятках метров от моей скромной резиденции.
Туалет представлял собой отдельное одноэтажное здание неподалеку от стройки, стоящее в луже воды. Подойти к дверям можно было только по тропинке из камней. Почти полностью стемнело, но, к счастью, прожекторы освещали не только стройку, но и путь к туалету. Несколько электрических лун колыхались у меня под ногами. Я вошел в довольно длинное помещение и в слабом свете, падающем от дверей, увидел вместо унитазов-писсуаров ровный ряд желтых шаров. Вдруг один из них начал самопроизвольно перемещаться! Оказалось, что это каски сидящих над дырками в полу рабочих — судя по всему, на стройке был перерыв и вся бригада дружно отправилась «по большим делам».
Но еще раньше, в 1980 году, когда я, будучи студентом, шабашил в Республике Коми, видел место, где туалетов было больше, чем людей.
В ста километрах от Усть-Кулома находился поселок лесорубов Озъяг. Щитовые одноэтажные дома, заброшенный клуб на пригорке. Поселок, ничем не отличимый от других, кроме одного — турников и туалетов. Туалеты были типичными «скворечниками» и поражали не своим внешним видом, а количеством. Видимо, после того, как яма под туалетом заполнялась, старую будку не переставляли и не сносили, а просто строили рядом новую. Туалеты стояли нестройными рядами вдоль дороги, изредка перемежаясь турниками. Зачем у каждого дома был турник, я себе объяснить не мог. Никто из бригады, в течение месяца работавшей в Озъяге, не видел ни одного местного, подтягивающегося на турнике. Да и перекладины были ржавые: когда я попытался подтянуться, поперек ладони осталась коричневая полоса. Может, местная жизнь была столь тосклива, что хотелось повеситься и жители загодя готовили для себя виселицы?