Страница 50 из 57
Дрогон охотился далеко от дома, а когда возвращался — любил греться под солнцем на вершине Великой Пирамиды, где когда-то стояла миэринская гарпия. Трижды они пытались захватить его там, и трижды упустили. Двадцать её самых храбрых людей рисковали своей жизнью, пытаясь его захватить, почти все получили ожоги, а четверо скончалось. Последний раз она видела Дрогона на рассвете после третьей ночной попытки. Чёрный дракон летел на север — через Скахазадан, к высоким травам Дотракийского моря. Он больше не вернулся.
«Мать драконов, — думала Дейенерис. — Мать чудовищ. Что я выпустила в мир? Я королева, но мой трон стоит на сожжённых костях и зыбучих песках».
Но как без драконов удержать Миэрин, а тем более отвоевать Вестерос?
«Я от крови дракона, — думала она. — Если они чудовища, то и я тоже».
ВОНЮЧКА
Узник впился в крысу зубами, и та завизжала, дико извиваясь в его руках в неистовой попытке вырваться. Брюшко — самая нежная часть. Он вгрызся во вкусное мясо, тёплая кровь потекла по губам. От удовольствия на глаза навернулись слёзы. Пленник проглотил мясо, и в животе заурчало. После третьего укуса крыса перестала сопротивляться, и он почувствовал себя почти довольным.
За дверью темницы послышались голоса.
Прекратив от страха даже жевать, он замер на месте с набитым кровью, мясом и шерстью ртом, не смея ни проглотить это, ни выплюнуть. Окаменев, узник в ужасе прислушивался к шарканью сапог и звяканью железных ключей.
«Нет, — взмолился он, — нет, о боги, пожалуйста, не сейчас, только не сейчас. — Он так долго ловил эту крысу. — Если её найдут, то отнимут, донесут об этом, и лорд Рамси меня накажет».
Крысу, конечно, следовало бы спрятать, но голод был слишком силён: вот уже два, а то и три дня без крошки во рту. Здесь, в темноте под землёй, трудно сказать точно, сколько прошло времени. Его руки и ноги стали худыми как палки, а пустой живот, наоборот, раздулся, и так болел от голода, что было невозможно уснуть. Стоило закрыть глаза — и перед ним вставала леди Хорнвуд. После свадьбы лорд Рамси запер её в башне и уморил голодом. Перед смертью она дошла до того, что съела собственные пальцы.
Скрючившись в дальнем углу темницы, несчастный вцепился в свою добычу и вгрызся в неё остатками зубов, пытаясь проглотить как можно больше тёплой плоти, до того как откроется дверь. Из уголков рта стекали струйки крови. Мясо было жилистым, но таким сочным, что аж подташнивало. Он жевал и глотал, вытаскивая мелкие косточки из лунок в дёснах, оставшихся от выбитых зубов. Жевать было больно, но узник был так голоден, что не мог остановиться.
Звуки становились всё громче.
«Боги, пожалуйста, пусть это не за мной», — молил он, отрывая одну из лапок крысы. За ним давно никто не приходил. Есть и другие камеры, другие пленники. Их крики слышались иногда даже сквозь толстые каменные стены.
«Громче всех кричат женщины».
Он обсосал мясо с лапки и попытался выплюнуть косточку в сторону, но та, вывалившись изо рта, застряла в бороде.
«Уходите, — молил пленник, — идите себе дальше, не трогайте меня, пожалуйста, пожалуйста».
Но как раз в тот момент, когда шаги раздались совсем рядом, их звук вдруг смолк прямо за дверью и звякнули ключи. Крыса выпала у него из рук. Пленник вытер окровавленные пальцы о штаны.
— Нет, — пробормотал он, — не-е-ет. — Перебирая пятками по покрытому соломой полу, он попытался вжаться в угол, в промозглые каменные стены темницы.
Нет ничего ужаснее звука поворачивающегося в замке ключа. В глаза ударил свет, и узник пронзительно вскрикнул, невольно прикрывая лицо руками. Голова так раскалывалась от боли, что он выцарапал бы себе глаза, если бы только осмелился.
«Уберите свет, делайте что хотите, только в темноте, пожалуйста, ну пожалуйста».
— Это не тот, — произнес мальчишеский голос. — Взгляни на него. Наверное, мы ошиблись камерой.
— Последняя камера слева, — ответил другой мальчишка. — Это же последняя камера слева, разве нет?
— Ага. — Молчание. — Что он сказал?
— Похоже, ему не нравится свет.
— А тебе бы понравился, если бы ты так выглядел? — мальчик смачно харкнул. — Ну и вонища от него. Я сейчас задохнусь.
— Он жрал крыс, — сказал второй мальчик. — Смотри.
Первый мальчишка засмеялся.
— Точно. Вот умора.
«Мне пришлось».
Пока он спал, крысы кусали его, грызли пальцы на руках и ногах, и даже лицо, так что он не колебался, когда удалось поймать мерзавку. Выбор был невелик: съешь сам или съедят тебя.
— Да, — пробормотал пленник. — Да, да, я ел их, а они — меня, пожалуйста…
Мальчики подошли ближе, солома мягко зашуршала под их ногами.
— Отвечай, — произнёс один из них — тот, что был поменьше ростом, худенький, но смышленый. — Ты помнишь, кто ты?
От страха всё внутри сжалось, и он застонал.
— Говори. Как твоё имя?
«Мое имя, — стон застрял в горле. Они учили, как его зовут, да, учили, но это было так давно, что стерлось из памяти. — Если отвечу неправильно, то лишусь ещё одного пальца, или даже хуже. Он, он…» — Не надо думать об этом, это невыносимо. Челюсть свело судорогой, а в глаза словно вонзились тысячи иголок. В висках стучала кровь.
— Пожалуйста, — пропищал он тонким и слабым, как у столетнего старика голосом. А может он и правда старик?
«Сколько времени я уже здесь?»
— Уйдите, — пробормотал узник сквозь сломанные зубы и изувеченные пальцы, крепко сжимая веки, чтобы не смотреть на нестерпимо яркий свет. — Пожалуйста, забирайте крысу, только не трогайте меня…
— Вонючка. Тебя зовут — Вонючка. Вспомнил? — сказал более высокий мальчишка, державший в руках факел. У второго парнишки в руках была связка железных ключей.
— Вонючка? — по его щекам покатились слезы. — Я помню. Да, помню, — он открыл и закрыл рот. — Меня зовут Вонючка. Вонючка-колючка. — В темноте имя не нужно, так что его легко забыть.
«Вонючка, Вонючка, меня зовут Вонючка».
При рождении его нарекли иначе. В предыдущей жизни он был кем-то другим, но здесь и сейчас — Вонючкой. Он вспомнил.
И мальчиков вспомнил. Они были одеты в одинаковые серебристо-серые дублеты из овечьей шерсти, украшенные тёмно-синей окантовкой. Оба оруженосцы, обоим по восемь лет, и обоих звали Уолдерами Фреями.
«Да, Уолдер Большой и Уолдер Малый».
Причём тот, что повыше — Малый, а тот, что пониже — Большой, и это ужасно веселило мальчишек и путало всех остальных.
— Я знаю вас, — прошептал он потрескавшимися губами. — Я знаю, как вас зовут.
— Пойдёшь с нами, — приказал Уолдер Малый.
— Ты нужен его светлости, — добавил Уолдер Большой.
От страха у него свело живот.
«Они всего лишь дети, — подумал пленник. — Двое восьмилетних мальчишек».
Он точно справится с двумя восьмилетками. Даже ослабший, как сейчас, он мог бы выхватить факел, отобрать ключи и кинжал, висевший на боку Уолдера Малого, и сбежать.
«Нет. Нет, это слишком просто. Это ловушка. Если я сбегу, то лишусь ещё одного пальца и последних зубов».
Он уже сбегал раньше. Казалось, это было много лет назад. Тогда он ещё был сильным, ещё был непокорным. В тот раз это была Кира с ключами. Она сказала, что украла их. Что знает задние ворота, которые никогда не охраняются.
— Отвезите меня обратно в Винтерфелл, милорд, — молила она, бледная и дрожащая. — Я не знаю дороги. Одной мне не сбежать. Пожалуйста, пойдёмте со мной.
Так он и сделал. Охранник со спущенными до лодыжек штанами валялся смертельно пьяный в луже вина, дверь в подземелья была открыта, а задние ворота не охранялись — всё как она и сказала. Дождавшись, когда луна скроется за тучами, они выскользнули из замка и, спотыкаясь о камни, пошлёпали через Плачущую Воду. А когда, чуть не околев от холода в ледяной реке, они выбрались на другой берег, он её поцеловал.