Танец с драконами

— Вольноотпущенники слишком мало берут за свой труд, — говорил Резнак. — Некоторые называют себя подмастерьями или даже мастерами, а эти звания принадлежат по праву только ремесленникам — членам гильдий. Каменотёсы и каменщики почтительно просят вашу милость поддержать их древние права и обычаи.

— Вольноотпущенники мало берут за свой труд, потому что хотят есть, — указала ему Дени. — Если я запрещу им тесать камень или класть кирпичи, скоро у моего порога выстроятся свечники, ткачи и ювелиры, требуя не допускать бывших рабов и до этих ремесел.

Она немного подумала.

— Запишите указ: отныне только членам гильдии разрешается называть себя подмастерьями и мастерами… при том условии, что гильдия будет допускать в свои ряды любого вольноотпущенника, способного доказать нужные навыки.

— Так будет объявлено, — сказал Резнак. — Угодно ли будет вашей милости выслушать благородного Хиздара зо Лорака?

«Он что — никогда не отступится?»

— Пусть подойдет.

Хиздар в этот раз пришел без токара. Теперь он надел простые серо-синие одежды и, кроме того, побрился. «Он сбрил бороду и обстриг волосы», — поняла она. Хиздар зо Лорак присоединился к бритоголовым — правда, совсем волос он не лишился, но, по крайней мере, нелепых крыльев у него на голове уже не было.

— У тебя отменный цирюльник, Хиздар. Надеюсь, ты пришел ко мне всего лишь показать его работу, а не мучить меня разговорами о бойцовых ямах.

Он склонился в глубоком поклоне.

— Боюсь, ваше величество, что должен.

Дени скривилась. Даже её собственные люди никак не оставляли эту тему. Резнак мо Резнак подчеркивал, что казну пополняют налогами. Зеленая Милость уверяла, что открытие ям угодно богам. Бритоголовый считал, что этот жест придаст ей народную поддержку против Детей Гарпии. «Пусть дерутся», — ворчал Силач Бельвас, который когда-то и сам был бойцом в ямах. Сир Барристан предлагал заменить их турнирами — по его словам, ученики-сироты уже сбивали копьями кольца и дрались затупленным оружием. Дени знала, что это предложение безнадёжно, хоть и исходит из благих побуждений. Миэринцы хотели видеть кровь, а не боевое искусство — иначе бойцы носили бы латы. Похоже, только маленькая Миссандея разделяла убеждения королевы.

— Я отказывала тебе шесть раз, — напомнила Дени Хиздару.

— У вашей лучезарности семь богов, так что, возможно, в седьмой раз вы одарите меня своей благосклонностью. Сегодня я пришел не один. Выслушате ли моих друзей? Здесь их тоже семеро.

Он по очереди вывел их вперед.

— Это Кразз. Это Барсена Черноволосая, еще доблестнее его. Вот Камаррон по прозвищу «Граф» и Гогор-Гигант. Это Пятнистый Кот, это Бесстрашный Иток. И наконец, Белакво-Костолом. Они здесь, чтобы поддержать мою просьбу и молить вашу милость об открытии бойцовых ям.

Дени знала эту семерку — если не в лицо, то по имени. Все они были из числа самых знаменитых бойцовых рабов Миэрина… и именно бойцовые рабы, освобожденные из цепей её «канавными крысами», возглавили восстание, которое положило город к её ногам. Она у них в неоплатном долгу.

— Я выслушаю вас, — согласилась она.

Один за другим они просили ее снова открыть бойцовые ямы.

— Но почему? — осведомилась она, когда Бесстрашный Иток закончил говорить. — Вы больше не рабы, обречённые умирать ради прихоти хозяев. Я вас освободила. Ради чего вам желать смерти на багряном песке?

— Я тренировался с трёх лет, — сказал Гогор-Гигант, — и убивал с шести. Мать Драконов говорит, что я вольный человек — так почему я не волен сражаться?

— Если ты хочешь сражаться — сражайся за меня. Присягни своим мечом Детям Матери, или Свободным Братьям, или Преданным Щитам. Научи других вольноотпущенников драться.

Гогор покачал головой.

— Раньше я сражался за хозяина. Ты говоришь «сражайся за меня». Я хочу сражаться за себя, — великан ударил себя в грудь кулаком размером с окорок. — Ради золота. Ради славы.

— Гогор говорит за нас всех, — у Пятнистого Кота через плечо была переброшена леопардовая шкура. — Последний раз, когда меня продавали, дали триста тысяч монет. Когда я был рабом, я спал на мехах и ел красное мясо с костей. Теперь, когда я свободен, я сплю на соломе и ем солёную рыбу, когда её удается достать.

— Хиздар клянется, что победитель будет оставлять себе половину всех собранных у ворот денег, — сказал Кразз. — Половину, он в этом поклялся, а Хиздар — честный человек.

«Нет, он хитрый человек», — Дейенерис почувствала себя в ловушке.

— А проигравшие? Что они получат?

— Их имена будут высечены на Вратах Судьбы среди имен других славных павших, — объявила Барсена. Как говорили, за восемь лет она не оставила в живых ни одной женщины, с которой сходилась в бою на арене. — Все люди смертны, мужчины и женщины… но не все останутся в памяти людей.

Дени не нашлась, что ответить.

«Если именно этого и хочет мой народ, разве у меня есть право им отказать? Миэрин был их городом до того, как стать моим, и это свои собственные жизни они хотят расточать».

— Я обдумаю всё, что вы сказали. Благодарю вас за беседу, — она встала. — Продолжим завтра.

— Все на колени перед Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых Людей, кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов, — объявила Миссандея.

Сир Барристан проводил Дени до её покоев.

— Расскажите мне историю, сир, — попросила Дени, когда они поднимались по лестнице. — Какую-нибудь историю о доблести и с хорошим концом. — Она отчаянно нуждалась в историях с хорошим концом. — Расскажите, как вы спаслись от Узурпатора.

— Ваше величество, нет ничего доблестного в бегстве без оглядки.

Дени уселась на подушку, скрестив ноги, и поглядела на него.

— Пожалуйста. Младший узурпатор выгнал вас из Королевской Гвардии…

— Джоффри, да. Под предлогом моего преклонного возраста, хотя истина была очевидна: мальчишка хотел отдать белый плащ своему псу — Сандору Клигану, а его мать хотела, чтобы лордом-командующим стал Цареубийца. Когда они объявили мне об отставке, я… я сбросил плащ, как они велели, швырнул свой меч к ногам Джоффри и сказал нечто неразумное.

— Что именно вы сказали?

— Правду… но правда при том дворе никогда не была в чести. Я вышел из тронного зала с высоко поднятой головой, хотя не знал, куда иду. У меня не было другого дома, кроме Башни Белого Меча. Я знал, что моя родня найдёт мне приют в Харвестхолле, но не хотел навлечь на их головы гнев Джоффри. Я собирал свои вещи, и вдруг понял, что, приняв прощение Роберта, сам навлек на себя беду. Он был хорошим рыцарем, но плохим королём и не имел никакого права на тот трон, который занимал. Вот тогда я понял, что должен искупить свою вину — найти законного короля и служить ему верой и правдой, отдавая ему все силы, какие у меня остались.

— Моему брату Визерису.

— Таково было моё намерение. Когда я пошел к конюшням, золотые плащи попытались меня схватить. Джоффри даровал мне замок, где я мог бы умереть, но я с презрением отказался от его дара, поэтому он заменил замок на темницу. За мной явился сам начальник Городской Стражи, и вид моих пустых ножен придал ему храбрости — но у него с собой было всего три стражника, а при мне ещё был мой кинжал. Один из них попытался меня схватить, но я располосовал ему лицо и ускакал верхом. Когда я несся к воротам, то услышал, как Янос Слинт отдал приказ догнать меня. Улицы за стенами Красного Замка были наводнены людьми — если бы не это, я легко бы ушел. Но они перехватили меня на Речных Вратах. Золотые плащи, гнавшиеся за мной от замка, заорали караульным у ворот, что меня надо остановить, так что стража скрестила копья и преградила мне путь.

— Но у вас же не было меча. Как вам удалось прорваться сквозь них?

— Один истинный рыцарь стоит десяти стражников. Я застал часовых у ворот врасплох — затоптал одного конем, ухватил его копье и проткнул им горло моего ближайшего преследователя. Остальные прекратили погоню, как только я оказался за воротами. А потом я гнал коня во весь опор вдоль реки, пока город не скрылся из виду. В тот же вечер я продал коня за пригоршню медяков и какие-то лохмотья, а на следующее утро присоединился к потоку простонародья, устремившегося в город. Я выехал через Грязные Ворота, а вернулся через Божьи — с грязью на лице, щетиной на щеках и без оружия, если не считать деревянной клюки. В лохмотьях и перепачканных грязью башмаках я выглядел просто ещё одним стариком, бежавшим от войны в город. Я заплатил оленя «золотому плащу», и тот разрешил мне пройти. Королевская Гавань кишела людьми низкого сословия, искавшими там спасения от войны, и я скрылся среди них. У меня было мало серебра, но мне надо было оплатить плавание через Узкое море, поэтому я ночевал в септах и переулках, и питался в дешевых харчевнях. Я отпустил бороду и притворился старцем. Я был на площади и видел, как лорд Старк лишился головы. Потом я отправился в Великую Септу и возблагодарил богов за то, что Джоффри лишил меня плаща.