Страница 5 из 22
Дороти ликовала, когда Роберт давал ей отпор: она любила будить в нем демонов, любила, когда он наскакивал на нее. Ей было противно, что вполне уверенные в себе мужчины в ее присутствии обычно сникали и стушевывались. А пытались сблизиться с ней наиболее робкие, словно они искали ее защиты. И видя, как они будто ползли к ее стройному, как дерево, телу, ей хотелось сломать, уничтожить их. Ей казалось, что позволить фаллосу войти в нее — то же, что позволить вползти в нее насекомому. Вот почему она стремилась выкинуть Роберта из жизни своей сестры, старалась унизить его и изничтожить.
Эдна продолжала скрывать перемену, происшедшую в ее чувствах к Гарри. А Роберт не предлагал ей уйти к нему, он не думал ни о чем и жил полон романтики и мечтаний. Дороти осуждала его за это. Эдна вставала на его защиту. Она помнила, как страстно он обладал ею в первый раз, помнила тот узкий диванчик, на котором они лежали и с которого потом скатились на пыльный коврик, она думала о его руках, ласкавших ее.
— Ты не понимаешь. Ты никогда не была так влюблена, — говорила Эдна сестре. И Дороти замолкала.
Сестры спали в соседних комнатах, между которыми располагалась большая ванная. Гарри снова уехал на шесть месяцев, и Роберт по ночам приходил к Эдне. Однажды утром, выглянув из окна, Дороти увидела, что Эдна вышла из дому. Не зная, что Роберт все еще спал в комнате Эдны, она пошла в ванную. Дверь к Эдне была открыта, и Дороти, уверенная, что она одна, не потрудилась закрыть ее. На двери висело зеркало. Дороти вошла в ванную, сняла кимоно, высоко заколола волосы, привела в порядок лицо. Ее тело было великолепно. Каждое ее движение только ясней обозначало чудные линии ее груди и ягодиц. Когда она расчесывала волосы, они светились. Груди танцевали, когда она двигалась. Подкрашивая ресницы, она встала на цыпочки. А Роберт, проснувшись и лежа в своей кровати, видел в зеркале весь этот великолепный спектакль. Неожиданно тело его пронизал огонь. Все еще глядя на отражение Дороти в зеркале, он откинул простыни. И когда она наклонилась, чтобы взять расческу, Роберт не выдержал. Он вошел в ванную и встал перед ней. Она не произнесла ни звука. Его фаллос был направлен на нее, его карие глаза обжигали. Когда он сделал еще шаг ближе к ней, она внезапно задрожала. Ее вдруг потянуло к нему, и они кинулись друг другу в объятия. Он поволок, понес ее в постель. Это было словно продолжением их словесной борьбы, она сопротивлялась ему, но от каждого ее движения только возрастала сила его коленей, его рук и рта. Роберт одичал от желания причинить ей боль, навязать свою волю, ее сопротивление подогревало его мускулы и разжигало гнев. И когда он овладел ею, разрушая ее девственную преграду, он кусал ее тело, усугубляя боль, а она, не замечая этого, лишь ощущала, как сильно его тело возбуждало ее. Она горела от его прикосновений. Она чувствовала, что все ее чрево воспалено. Но когда все кончилось, она захотела его снова, и она сама взяла его фаллос в руки, чтобы вложить его в себя, и страстное ощущение, как он двигался у нее внутри, было сильнее боли. Роберт узнал более сильное вожделение, узнал опьяняющий запах, запах тела Дороти, ее волос, узнал силу ее объятий. В этот час Эдна была забыта.
Дороти вдруг почувствовала себя прирученной. Когда она вспоминала Роберта, склоненного над ее телом, когда вспоминала, как он касался фаллосом ее грудей и губ, у нее возникало головокружение, будто на краю пропасти перед падением, грозившем гибелью. Дороти не представляла, как она встретится с Эдной. Она ревновала и думала, что Роберт попытается удержать их обеих. Но Роберт, который с Эдной чувствовал себя ребенком, лежа рядом с ней и положив ей голову на грудь, сам признался Эдне во всем, как матери, вовсе не думая о причиняемой ей боли. Он понял, что не может остаться с ней. Он решил уехать и стал умолять Дороти отправиться вместе с ним. Дороти сказала, что приедет позже, и Роберт уехал в Лондон. Эдна последовала за ним. А Дороти направилась в Париж, стараясь, из сочувствия Эдне, избежать встречи с Робертом. В Париже у нее начался роман с юным американцем Дональдом, напоминавшем ей Роберта. Из Лондона пришло ей письмо, в котором Роберт писал, что не может оставаться с Эдной, что он вынужден все время притворяться. Узнав, что Эдна родилась в тот же день, что его мать, он почувствовал себя с ней еще более скованным, но не говорил ей всей правды. Вскоре он приехал к Дороти в Париж. Дональда она не бросила. Но потом они оба, Роберт и Дороти, решили отправиться путешествовать.
Наступила неделя, которая способна была свести их с ума. Ласки Роберта доводили Дороти до того, что она беспрерывно умоляла: "возьми меня, возьми меня". Он делал вид, что не хочет ее, — только для того, чтобы наблюдать, как она корчится в мучительных пыжах на грани оргазма, жаждая прикосновения его фаллоса.
Затем она тоже научилась мучить Роберта, уклоняясь от его ласк перед самым его оргазмом. Она притворялась спящей. И он лежал, раздираемый желанием быть с ней и боясь разбудить ее. Он прижимался к ней, помещал свой фаллос между ее ягодицами, терся о них, пытаясь при одних лишь прикосновениях излиться в оргазме, но это не удавалось, и тогда она, делая вид, что проснулась, вновь начинала его ласкать и обцеловывать его. Эта игра повторялась так часто, что стала пыткой. Его лицо опухло от поцелуев, а на ее теле оставались следы его зубов. Даже на улице они не могли прикоснуться друг к другу без того, чтобы тотчас не загореться желанием.
Они решили пожениться, и Роберт написал об этом Эдне. В день свадьбы Эдна приехала в Париж. Зачем? Она как будто хотела увидеть собственными глазами и впитать в себя последнюю каплю горечи. Эти несколько дней разом состарили ее. Всего месяц назад она светилась и очаровывала, ее голос звучал, как песня, как музыка, походка ее была легка, улыбка приветлива. Сейчас на нее легла маска. Меловая маска. И под этой маской не было жизни. Ее волосы утратили блеск, и взгляд ее был взглядом человека, уходящего из жизни. При виде сестры Дороти стало дурно. Она плакала стоя перед Эдной. Та молчала. Она только смотрела.
Страшная это была свадьба! Среди всего в зал, словно помешанный, ворвался Дональд и стал кричать, обвиняя Дороти в измене и угрожая покончить с собой. В конце концов, Дороти потеряла сознание, Эдна стояла перед ней с цветами в руках, как призрак смерти.
Молодые супруги решили снова побывать в тех местах, где были так счастливы лишь несколько недель назад. Но теперь, когда Роберт захотел овладеть Дороти, оказалось, что она не отвечает ему, не откликается на его ласки. С ее телом что-то случилось. Жизнь словно оставила его. Он решил, что это результат переживаний, вызванных встречей с Эдной. Тем, что произошло на свадьбе, той сценой, которую там устроил Дональд. Роберт был нежен. Он ждал. Ночью Дороти плакала. И это продолжалось на вторую ночь и на следующую тоже. Роберт пытался ласкать ее, но тело Дороти не дрожало под его пальцами. И даже ее рот не отвечал его губам. Она словно умерла. Немного погодя она стала скрывать свое состояние от него. Она притворялась довольной. Но когда Роберт не смотрел на нее, она выглядела точь-в-точь, как Эдна в день свадьбы своей сестры. Роберт обманывался до тех пор, пока однажды они, не найдя мест в хороших гостиницах, не сняли какой-то дешевый номер. Они легли в постель: И как только потушили свет, услышали из-за стены скрип кровати, тот ритмичный скрип, который возникает, когда два лежащих тяжелых тела входят друг в друга. Затем женщина за стеной начала стонать. Тогда Дороти села на постели и разрыдалась над тем, что ушло безвозвратно. Ей казалось, что все происшедшее явилось наказанием за то, что она отобрала Роберта у сестры. Она подумала, что, может быть, с другими мужчинами вернет утраченное, что, может быть, тогда она освободится от своего состояния и Роберт снова станет желанным.
Когда они возвратились в Нью-Йорк, Дороти начала искать приключений. В сознании ее все время слышались стоны и крики той пары в дешевой гостинице. Она знала, что не успокоится, пока снова не почувствует страсти. Эдна не могла так поступить с ней, не могла вытравить жизнь из нее. Такое наказание было бы слишком несправедливым, ведь не она одна была повинна в случившемся. Она попыталась снова встретиться с Дональдом, но тот стал неузнаваем: он выглядел жестче и тверже, еще недавно чувственный импульсивный молодой человек, он был теперь спокойным зрелым мужчиной и интересовался только собственными чувствами.