Страница 16 из 33
— Что у тебя на уме, маленькая шалунья? Несмотря на уговоры Кэсси, ты до сих пор не в постели. Ну ладно, это не так важно. К тебе пришли познакомиться. Ее зовут Джина. Мне кажется, она похожа на твою куколку Долли.
Бэкки подняла глазки и несколько секунд разглядывала Джину, о чем-то думая. Наконец она оторвалась от мужчины, подняла куклу-блондинку и, поправив на ней платьице, отдала гостье, заглядывая прямо в глаза.
Чтобы оказаться на одном уровне с ребенком, девушке пришлось опуститься на колени.
— Думаю, я не так хороша, как твоя Долли. У нее такие роскошные вьющиеся волосы. Правда, что ее зовут Долли? Может, ее настоящее имя Джоанна?
Малышка никак не прореагировала, даже не изменилось выражение ее лица. Бэкки была очень красивым ребенком — прямо-таки чайная роза!
Блестящие черные кудряшки обрамляли нежное кремовое личико, на котором выделялись необычные, с золотистыми крапинками, глазки. Эти глаза! Маленькая и хрупкая девочка смотрела на Джину, ожидая чего-то необычного. Казалось, улыбка на этом личике была большой редкостью.
Девушка взяла маленькую нежную ручонку, оказавшуюся неожиданно холодной и влажной. Глаза, она не могла в них ошибиться.
— Я не верю, что тебя зовут Бэкки. Думаю, твое имя Розбад! Оно тебе очень подходит.
Не отодвигаясь, девочка продолжала смотреть на гостью необычным взглядом, будто находилась сейчас очень далеко.
— Ты счастливая, Бэкки. У тебя столько хорошеньких куколок, а еще доска и цветные мелки. Ты умеешь рисовать? Я умею. Могу нарисовать что хочешь: коалу, кенгуру, опоссума и даже игуану. Чуть не наступила на одну из них сегодня. Я очень испугалась, но не закричала, боясь потревожить дядю Сая.
Детские губки раскрылись, словно бутончик. Бэкки посмотрела на мужчину, как будто секрет, который она узнала, доставил ей огромную радость. Выражение личика трогало до слез.
— Давай нарисуем игуану. Каким цветом тебе хочется? — мягко спросила Джина, подойдя к доске.
Бэкки последовала за новой знакомой и с серьезным видом принялась выбирать мелок — для нее это было важное занятие. Наконец передала один кусочек Джине.
— Хочешь розовую игуану, Бэкки?
Черные кудри подпрыгивали, но девочка молчала.
— Пусть будет розовая.
Под умелой рукой игуана принимала знакомые очертания. Продолжая заполнять доску изображениями разных зверюшек, Джина несла всякую чепуху. Скоро всю доску заполнили всевозможные австралийские животные, которых Бэкки без труда узнавала: коалы, кенгурята, выглядывающие из сумки матери. Толстый вомбат и четыре маленьких эму украшали уголки доски. Девочка снабжала художницу мелками, и та рисовала и рисовала немыслимыми цветами. Малышка подняла одну из светлых косичек Джины и держала ее, заглядывая ей в лицо, расплывавшееся в улыбке.
— Тебе нравятся мои рисунки?
Сайрус Брандт впервые за это время заговорил. Его бархатистый голос, ровный и уверенный, звучал несколько встревоженно.
— Бэкки ни с кем не разговаривает уже почти год. Я верю, что дождусь того дня, когда малышка подбежит и скажет: «Я люблю тебя, дядя Сай». Этот день наступит. Должен наступить.
Поверх головки девочки Джина встретилась с его странными горящими глазами. Они ясно просили ничего не говорить. У Джины выдался такой суматошный день, ей трудно было осмыслить все его события. А тут еще эта шокирующая новость. Девушка взяла мелок и зажала его в холодной ладошке девочки.
— Теперь твоя очередь, Бэкки. Мы нарисуем кошку. Ее довольно просто рисовать, с такими замечательными усиками. Я заметила около дома одну, полосатую. Это твоя? Нарисуем ее. — Затем проговорила через плечо: — Вы можете уйти, если хотите, дядя Сай. Перед тем как отправиться спать, мы с Бэкки нарисуем кошечку. Правда, Бэкки?
Малышка плотнее придвинулась к доске, рука ее крепко сжимала мелок.
У двери мужчина оглянулся.
— Ты еще сама ребенок, Джина. Ради вас обеих продолжай в том же духе.
Джина безмолвно кивнула, в глазах ее предательски блестели слезы. Безуспешно она пыталась прогнать мысль о том, что Бэкки немая. Малышка заметила сверкающие бриллиантики в глазах Джины. Топазики в оправе из черных ресничек смотрели на девушку без недоумения. Бэкки привыкла видеть плачущих взрослых!
Глава 5
К концу месяца Мелалойка преобразилась до неузнаваемости. Никогда раньше не чувствовала себя Джина такой уставшей и такой счастливой одновременно. Просыпаясь каждое утро бодрой и с новыми идеями, она чувствовала, что наступающий день принесет ей больше, чем предыдущий. Еще многое предстояло сделать, а всего через пару недель ожидалось, что Линда и отец первый раз навестят дочь в ее владении. Письма летали из конца в конец, и, следуя инструкциям, Линда занялась подбором подходящих портьер и покрывал — словом, всего того, чему предстояло возродить прежнее величие старого дома. Результаты оказались более чем удовлетворительные. Кроме того, заменив обивку на более современную, Джина осталась довольна, что мебель выглядит теперь совершенно новой. Ей пришлось изрядно потрудиться, она даже похудела, но был настелен заново паркет и новые плинтусы засверкали в сиянии антикварной люстры.
Этим утром она планировала заняться спальнями. С кухни доносился мягкий, но настойчивый голос миссис Симмонс, пытавшейся уговорить Бэкки выпить стакан молока и съесть бисквитное пирожное. Тэа и Фрэнк Симмонсы обитали теперь в Мелалойке, нравилось это Джине или нет. Таким образом молочный барон присматривал за ней! По счастью, Джине они оба нравились. Это были милые люди, трудяги, и к тому же они не совали нос в чужие дела. От их бунгало к дому пролегала тропинка. В обязанности миссис Симмонс входило накормить поденщиков и помочь по хозяйству в доме. Ее муж отлично управлялся с домашним скотом, работая под началом Чада Даффи, который не слишком усердствовал. Молодая хозяйка искала лишь удобную причину, чтобы избавиться от него. Джина прекрасно понимала необходимость такого поступка, но все же ждала подходящего случая. Ведь неудобно подойти к человеку и просто сказать: «Вы уволены!» Ей не нравился Чад Даффи, это правда. Это было скорее инстинктивное чувство, но, справедливости ради, надо было признать, что последнее время он справлялся с работой. Уже довольно обширная территория была расчищена от колючих диких груш.
Джина разместила свою коллекцию моделей и тканей в гостиной. Она позвала Бэкки, к которой очень привязалась. Джина вообще любила детей и умела расположить к себе любого ребенка. Больше всего Бэкки нравилось сидеть рядом с девушкой на полу и рассматривать ее иллюстрации к книжкам для совсем маленьких детей и даже для детей более старшего возраста. Часами малышка могла рассматривать ее детские рисунки и играть со старыми игрушками. Хотя Джина и мечтала о чуде, девочка ни разу не выразила своего удовольствия словами. Каждый раз, когда она наблюдала за этим прелестным ребенком с коротенькими кудряшками, на глаза ее наворачивались слезы. Сайрус Брандт не торопился открыть Джине причину происшедшего несчастья. За него это сделала Аджи Кэссиди. Старые слуги всегда любят посплетничать, и Аджи не составляла исключения.
Трагедия произошла во время поездки семьи в Мельбурн к сэру Джошуа Хайлэнду, вдовствующему отцу Киры. По дороге возникла мелкая ссора, скорее перебранка, по части которых Кира была мастерицей. Потом удар! Видимо, посмотрев на свою взвинченную мать, Бэкки набросилась на отца, от чего он на мгновение потерял контроль над машиной. От судьбы не уйдешь. Машину вынесло на гравий, и она на большой скорости ударилась в дерево. Гавин Брандт скончался на месте происшествия. Его жена и Бэкки вылетели через стекло, дело обошлось, по счастью, без травм, по крайней мере так думали. С тех пор Бэкки молчала. Ее консультировали лучшие врачи, и все специалисты сошлись во мнении. Травма не физическая. Пострадавшая находилась в шоке. Она заговорит, но никто не мог сказать с уверенностью, когда это произойдет. С тех пор прошло восемь месяцев. Кира Брандт, обычно темпераментная и жизнерадостная, не смогла справиться со свалившимися на нее заботами. Она пировала и гуляла, по словам миссис Кэссиди, во всех крупных городах, свалив всю ответственность и заботу о ребенке на брата погибшего мужа. Ее отец, сэр Джошуа, хоть и обожал свою маленькую внучку и переживал трагедию, был пожилым человеком с больным сердцем. Из всех беспорядочных сведений, почерпнутых Джиной из разговоров со слугами, она уяснила, что миссис Кэссиди всецело одобряла лишь одного человека, и им был Сайрус Брандт, для нее почти полубог.