Служилый

Он как раз полночи обмывал жалованье в кабацкой избе, где случилось объяснить одному завсегдатаю, что за польские панские порядки ратовать негоже православному. Тот вдруг ножом пырнул и целил-то под ребро, но в итоге улегся на пол дощатый, роняя красную юшку из носа. Теперь вот Фролова женка споро замотала руку Василия тряпицей, подложив травку целебную, и зашила тонкой костяной иглой рубаху разодранную…

Двое стрельцов в пестрых кафтанах и с протазанами в руках провели Василия Венцеславича от Троицких ворот к палатам из белого камня с узорчатыми кирпичными поясами. Оставили в зале под низкими сводчатыми потолками, что стояли на витых столбах. Имелись здесь книги в великом множестве, и печатные, и пером писаные, на пергаменте и в свитках. Еще самоцветы, жемчуга, цветы засушенные, чучела птиц, рога и шкуры, клыки земных и морских зверей, меха, сосуды с жидкостями, в которых плавали дохлые ящерицы, змейки и прочие гады. Сюда приволок кто-то уже и зуб волосатого слона.

— Как прозывают твоего зверя, служилый?

Венцеславич обернулся и, увидев боярина в низкой вышитой золотом шапке, круглолицего, с серыми немного выпуклыми и задумчивыми глазами, поклонился учтиво. Казалось, что видел его когда-то, а где, не припоминалось.

— Вогуличи, сударь мой, именуют его мангонт, якуты — злым духом, так они ж недавно в Ленский край с юга перекочевали, а я — слон дивноволосый российский.

Боярин провел по бивню пальцем, оценил ощущения.

— От кого же принял он смерть? От еще большего гиганта?

— Скорее от мелких, но хищных созданий. Вот как в Смуту, когда великая наша держава едва не погибла от хищничества жадных тварей.

Дотоле мирно стоящий боярин после этих слов стал шествовать по палате в некоем волнении. И дабы молчание прервать, спросил похоже первое, что на ум пришло:

— Как же ты его нашел?

— Когда земля на берегу Лены-реки оттаяла под натиском весенних вод и местами вскрылась.

— И как тебе Лена река?

— Вода великая течет в ней, да впадает в студеный океан. Воевода мангазейский Палицин, человек многоученый, считает, если идти по ней вверх, до Индии добраться можно. Мол, Александр Великий этим путем уже ходил, но я тому не верю. Индия за высокими горами должна находиться. Поскольку там жара и люди едва срам прикрывают, как то Афанасий Никитин тверитянин описал. А Ленский край — сильно морозный. Да и зачем нам, боярин, об Индии мечтать, как англам и голландцам — это они пограбить её хотят; нам и у себя хорошо, простора хватает.

— Простора хватает, только держава наша кажется похожей на мало обитаемый остров, от всего мира отрезанный, — боярин снова походил по палате, только уже спокойно, мягко, глянул в оконце цветное. — Знаю о тебе, что ты можешь самую быструю дорогу всегда найти.

— Не знаю, кто тебе рассказал, сударь, я бы себя так не хвалил.

— Да-да, себя хвалить грешно, — боярин ненадолго замкнулся; судя по движению губ, молитву беззвучную прочитал. — Всё ж какая тут отгадка?

Василий подумал, что совсем ничего не молвить — неучтиво будет.

— При плавании компасом и астролябией владею, могу широту угломерным инструментом определить. По высоте солнца, теням и моху лесному — направление сторон света на суше. И вот, — Венцеславич снял с шеи кубик каменный, окованный в металл. — Оный помогает мне солнце и в непогожий день видеть, как на суше, так и на воде. Солнечный камень называется. На вот, сударь, посмотри.

— Ага, приладил к глазу, да ничего такого не примечаю, — с некоторой обидой в голосе заметил боярин.

— Потому что солнце в палату эту не заглядывает, даже через облака.

— Ладно, томить тебя не буду. Царь и великий князь всея Руси Михаил Федорович велит тебе новую службу сослужить. Надлежит проехать через земли, отнятые шведской короной в пору нестроения от владений государя нашего. В невское устье, где наш Спасский Городенский погост ранее был. Голландский капитан доставит туда оружие, не количеством важное, а умелостью работы, чтобы наши мастера перенять могли; сверх того книгу Жакоба де Гейна, составленную из предписаний Морица Оранского, как войска строем ходить должны и согласованно огонь вести. Не знаем мы толком того, что они называют opleiding in marcheren en het gebruik van wapens[3]. А без этого в нынешней войне не победить. Ведь, памятуя Клушинское сражение, на офицеров чужеземных, что полковник Лесли привез, полагаться шибко нельзя. Еще в грузе будет пищаль девятиствольная перевертная. В обмен просит меха собольи. И нашу пушнину, и голландское оружие придется скрытно везти, закрыв другим грузом.

— Не ошибся ли ты, боярин? Статочное ли дело доставлять что-либо тайком через Ижорский край? Наших людей любого чина свеи хватают там и казнят, если подозревают в нем контрабандиста или соглядатая.

— Путь через архангельскую пристань зело долгий. А сей товар нам сейчас надобен… Назовешься ты купцом гостиной сотни московской, будет у тебя и грамота опасная[4].

Вроде как пора уже идти Василию, к исполнению царской службы готовиться, но спрашивает у него боярин, взглядом при том будто круг весь земной охватывая:

— Странствовал ты много, так что не грех спросить тебя, что чувствуешь, когда один и в долгом пути, а кругом только дебри дремучие?

— Мне и лоб морщить не надо. Чувствую, что Бог рядом, и царь не так уж далеко, обо всем своем государстве думает.

— Может быть… как о дите. Сильно боится государь за младенца в этой огромной колыбели. Дошли слухи до государя, что за западными рубежами нашей земли размножение нечисти случилось, вурдалаков, что плотью человеческой питаются. Странно жизнь закончил король шведский, который хоть не друг нам, но должен был вместе с нами Польшу воевать. В последней битве утащила его какая-то сила и бросила бездыханным прямо перед позициями войск цесарских. Пришло много и других известий о зверочеловеках.

Шутит или проверяет чего-то боярин?

— Неужто, сударь, вурдалаки эти хуже крымцев и ногаев?

— От крымцев и ногаев должна спасать станичная и сторожевая служба, валы, надолбы и засеки, скоро через Белгород новую черту будем строить. А за вурдалаками вовсе не уследить — они быстрее нашего глаза. Или ты сомневаешься в существовании оных?

— Отчего ж, на западной стороне война нешуточная идет который год. От разорения военного тамошние люди могут и человечьей плотью питаться, хоть вурдалаками их назови. Однако зачем нам их сказками баловаться?

Остановился боярин возле сосуда большого, где странное существо заспиртовано было, с волосами и клыками, однако и на человека смахивающее.

— Какова тебе эта сказка? Может, чтобы спасаться от тех тягостей, что война несет, люди некоторые с диаволом сговорились, отчего подверглись превращению и научились двигаться быстрее взора?

— Сдается мне, боярин, что те, кто договор с дьяволом заключили, не должны спасаться от тягостей войны. Валленштейнам война только в радость, они умеют обращать кровь в золото похлеще любого алхимика.

— Запутал ты меня, служилый, так тебе и распутывать. Сам проведаешь, не затевается ли что-нибудь против нас на западном рубеже… Отца твоего государь с благодарством помнит. Сей воин славный немало истребил тварей безбожных и кровопийных, что пришли к нам в смуту с западной стороны. Иных из этих исчадий адских никто, кроме отца твоего, настичь не мог… Ну, иди, Бог в помощь. Письменный приказ после получишь. Поспеши только руку залечить.

Служилый, поклонившись, вышел из палаты и, приметив неподалеку думного дьяка, спросил у того:

— Что за боярин в палате был? Окольничий? Я же не мог спросить: как зовут.

Ответствовал дьяк, слегка осклабившись.

— Как зовут? Неужто не признал государя нашего Михаила Федоровича?

Остановился Василий, вот же дурень, отчего не узнал. Отец ведь рассказывал о государе, внешность и нрав описывал, поскольку был на том Соборе Земском, совете Земли русской, что Михаила Федоровича на царствие избрал.

3

Голл. Строевая подготовка и муштра.

4

Охранная грамота.