Страница 11 из 12
Отправлявшийся с завода эшелон с семьями эвакуированных разграблен. Кроме того, рабочие угрожали разграбить кассу с деньгами.
В 13 часов 30 минут на заводе возник пожар, в результате которого полностью уничтожен материальный склад Управления капитального строительства. Убытки от пожара составляют около 500 тысяч рублей.
Ведется следствие».
В результате битвы под Москвой враг был отброшен на десятки километров от столицы. Но обстановка на фронте и в тылу продолжала оставаться очень напряженной. В начале января 1942 года в Москве были снижены нормы продовольственных пайков. И уже через несколько дней, 16 января на стол высших руководителей госбезопасности и партийных органов ложится записка «О политических настроениях населения города Москвы в связи с уменьшением нормы выдачи хлеба». Судя по всему, она была подготовлена на основе агентурных сообщений и всесторонне отражала реакцию москвичей на проводимые мероприятия.
«Решение партии и правительства об уменьшении нормы выдачи хлеба вполне правильное. Мы для фронта ничего не пожалеем. Обеспечим бойцов Красной Армии всем необходимым. Они проливают кровь за нас. Им труднее быть в боях, чем нам здесь в тылу. Мы проживем и на 600 грамм» (Белова — работница швейного цеха трикотажной фабрики).
«Правительство говорило нам о наличии больших запасов продовольствия, а на деле получилось наоборот, приходится голодать. Нормы выдачи продуктов, объявленной по карточкам, не получишь, а если и дают, то немецкие «эрзацы» (Иванова — работница цеха № 7 завода № 509. Проверяется).
«Хорошо, что убавили норму выдачи хлеба, а то многие хлеб меняли и продавали на рынке по спекулятивным ценам» (Кулакова — рабочая завода «Газоаппарат»).
«Года за два до войны Советское правительство говорило, что если и начнется война, то у нас хватит хлеба и других продуктов на три года. А теперь повоевали всего полгода и начинают ухудшать продовольственное снабжение, урезать норму выдачи хлеба» (Бойков — слесарь завода «Электросвет»).
«Защитники Ленинграда значительно меньше получают хлеба чем мы, москвичи, и то не унывают, а сражаются с фашистами, как львы» (Дудин — рабочий завода «Комета»).
«В прошлую войну 1914–1918 гг. подобного безобразия с продовольствием не было. Все было, как в мирное время, а теперь с голоду подыхаем, хотя хвалились запасами на десять лет. Если повоюем еще полгода, то народ начнет умирать, как мухи осенью. Теперь судите, каков был «Николашка дурачок» (Афанасьев — разметчик завода № 509. Подготовляется к аресту).
«Дойдет до того, что будем получать по 100 грамм на человека. Будем работать и ничего не скажем. У нас потому плохо, что в колхозах дела были очень плохи, а в газетах только хвалились. Я думаю, после войны будут индивидуальные хозяйства, а колхозов не будет» (Зачесов — завхоз 5-ой меховой фабрики. Производится расследование).
«Я не против, что сократили норму, лучше пускай сократят еще на 200 грамм выдачу хлеба, только бы поскорее кончилась эта война» (Родионов — бухгалтер 5-й меховой фабрики).
«Это только первое сокращение норм, а в дальнейшем нужно ожидать еще, ибо в освобожденных районах у населения ничего не осталось, а кормить их надо. Фондов нет. Кроме этого надо создать фонд на весенний сев. Все это и связано с сокращением норм отпуска хлеба» (Попова — ст. бухгалтер магазина № 19 Коминтерновского райпищеторга).
Примечательна секретная справка, составленная начальником управления НКВД г. Москвы и Московской области Журавлевым для руководителей НКВД и партийных органов о реакции москвичей на первомайские торжества 1942 года.
«…Международный праздник 1 Мая повсеместно прошел с большим политическим подъемом. На всех предприятиях, учреждениях, МТС, колхозах и совхозах проведены массовые митинги, на которых зачитанный исторический первомайский приказ Народного Комиссара Обороны Союза СССР товарища Сталина трудящимися был встречен с огромным воодушевлением.
… Наряду с этим среди некоторой части населения отмечены отдельные отрицательные настроения и антисоветские высказывания:
«1942 год может явиться годом разгрома Красной Армии. Отдадут Москву, и нам придется отсюда удирать в Иран или в Америку» (Леонов — инженер завода Мосжилстрой № 1, член ВКП(б).
«В приказе товарища Сталина в отношении тыла немцев написано неправильно. Никакой разрухи у немцев нет, наоборот, у них тыл крепкий. Немецкая армия скоро начнет наступление, а наши побегут обратно. Мы не способны воевать с Германией. Наше поражение неизбежно. Конечно, мы в этом отношении ничего не теряем — при немцах жить будет лучше. Население оккупированных немцами советских районов живет хорошо» (Степанов Г. Г. — механик автобазы Наркомфина РСФСР, беспартийный).
«Много говорят о том, что Германия ослабела. Но на самом деле ослабли мы, а не они. У нас нет ничего — ни хорошего вооружения, ни продовольствия для армии, армия голодает. Скоро подсохнет, и немцы опять покажут, на что они способны, и Москву вряд ли уж нам придется во второй раз удержать» (Власенков Л. Я. — кузнец завода «Водоприбор», беспартийный).
«Для кого-то это праздник, а для нас — что за праздник. И отдохнуть нельзя, и поесть нечего, придется живой ложиться в яму, ведь на 300 грамм хлеба долго не протянешь» (Миняева А. Ф. — колхозница Химкинского района, беспартийная).
«Хотя наши и победят немцев, все равно от наших хорошего ждать нечего, так и будем работать, не зная на кого, до самой смерти. Если бы они распустили колхозы и дали возможность крестьянину жить самостоятельно, тогда бы дело было другое — был бы хлеб у мужика и на рынке, и так народ бы не голодал» (Сизов И. П. — старший стрелочник Ленинской ж. д., беспартийный).
«Все, что говорит в своем приказе Сталин, — это неправильно. Никаких успехов на фронте у нас нет. Красная Армия опять начала отступать — сдавать города и села. Немцы скоро начнут бомбить Москву, только с большей силой, чем в 1941 году» (Аксенов, — работник штаба МПВО Молотовского района, беспартийный).
Увы, но и через полтора года, в ноябре 1944 в Москве не стало легче. Об этом свидетельствуют документы, составленные по результатам контроля переписки граждан для выявления реакции жителей Москвы на закрытие вещевых рынков.
Конечно, читать чужие письма безнравственно. Но в годы войны понятие нравственности едва ли не полностью растворяется в страхе, жестокости, ужасе и цинизме. И люди с этим свыкаются, принимая ущемление своих гражданских прав как вынужденное и временное зло.
Одной из таких мер и была перлюстрация (контроль) почтовой корреспонденции. Конечно, официально работа военной цензуры не афишировалась, но люди о ней знали. Впрочем, и политическое руководство воюющей страны можно понять. Именно через личные письма, в которых без утайки, страха и оглядки на посторонний глаз рассказывалось о житье-бытье близким друзьям и родственникам, власть могла узнавать о реальных трудностях населения всей страны и армии. И далеко не всегда эта правда жизни совпадала с приукрашенными отчетами официальных органов. Миллионы писем были тем правдивым зеркалом, в котором руководство видело отражение своих действий.
Механизм перлюстрации был достаточно прост. Письма вскрывались выборочно или поток почтовой корреспонденции просматривался полностью, делались выписки по какому-либо вопросу, а затем составлялись справки, которые под грифом «Совершенно секретно» регулярно докладывались руководству. Кстати, контролерам строжайше запрещалась передавать кому бы то ни было любую информацию, полученную из писем.
«Сов. секретно.
Секретарю московского городского комитета ВКП(б) тов. Попову.
Военной цензурой с 11 по 25 ноября 1944 г. зарегистрировано 158 писем, содержащих жалобы населения на запрещение ручной продажи на рынках Москвы.
«Жизнь сейчас очень тяжелая и сложная. За комнату и то нечем платить. Бывало, нет денег, сейчас пойдешь на рынок и продашь какую-нибудь свою вещь. А сейчас этого не разрешают. Перед праздником стали разгонять ручную продажу на рынке. Сейчас совсем не показывайся, иначе отберут все и не отпустят. Кусок хлеба и то не купишь. А ведь Юра или же Слава не могут на 300 грамм в день пробыть. Да, становится очень тяжело. И головы не приложишь, как быть. Несчастную свою тряпку и то не продашь, чтобы купить кусок хлеба ребятам» (Ковешникова В. М. — Ковешникову B.C. п/почта 36 923 «Д»).