Ламетри

Автор «Естественной истории души» не скрывает, что вопрос об источнике движения есть вместе с тем вопрос о том, существует ли одна или две субстанции: «…одно из двух: или эта (материальная. — В. Б.) субстанция движется сама собой, или, когда она находится в движении, другая субстанция сообщает ей это последнее» (2, 72). Первый аргумент Ламетри против теории двух субстанций таков. Если мысленно отвлечься от форм, в которых реально выступает материя, от постоянного возникновения и гибели материальных объектов, то перед нами предстанут лишь их величина, форма, положение, покой, другими словами, — протяженность материи. Так совершается мысленное отождествление материи с протяженностью, приводящее к выводу о ее инертности и о существовании нематериальной деятельной субстанции, вносящей движение в материю. Но «за материей, освобожденной при помощи абстракции от всякой формы» (там же, 68) и отождествленной с протяженностью, можно признать лишь мысленное существование, такая материя существует лишь в воображении картезианцев. Реально существующая материя выступает в конкретных формах, возникающих и разрушающихся благодаря движущей силе, заключенной во всех телах. «…Эта движущая сила действует в субстанции тел лишь тогда, когда эта последняя облечена в определенные формы» (там же, 71), но материя всегда облечена в определенные формы. Следовательно, всегда действует имманентная материи движущая сила; значит, нет надобности вносить в нее движение извне и придумывать для этого вторую, нематериальную субстанцию.

Второй довод Ламетри. Против тезиса «движущая сила находится внутри субстанции тел», говорит он, выдвигают такое возражение: нам неизвестно, в чем конкретно заключается эта движущая сила, а «раз мы не знаем действующей силы, каким способом, действительно, узнаем мы образ, каким она действует?». Этот сюжет уже выше затрагивался: однажды найденная причина не «последняя», раз она обусловлена неизвестными нам более глубокими причинами, не означает ли это, что найденное нами вовсе не причина, что знание подлинных причин нам вовсе не дано? Ламетри отвечает: «…разве затруднение уменьшится, если допустить существование другой субстанции, в особенности же сущности, относительно которой отсутствует какая бы то ни было идея и существование которой невозможно постичь даже разумом?» (там же, 72).

Нематериальная субстанция — это непротяженная субстанция. Как же она может воздействовать на протяженную субстанцию, приводить ее в движение? Здесь Ламетри указывает на затруднение, о котором говорилось выше.

И еще: если движущая сила пребывает вне материи и представляет собой некую непротяженную субстанцию, «то я попрошу, чтобы ее назвали и представили доказательства ее существования». Но таких доказательств, говорит Ламетри, нет: «…в конце концов нельзя ни доказать, ни постичь никакой другой субстанции, действующей на нее (на материальную субстанцию. — В. Б.)» (там же).

Но главный аргумент в пользу наличия в самой материи той силы, которая приводит ее в движение, для Ламетри дает естествознание, опирающееся на наблюдение и эксперимент. Развиваемая в «Естественной истории души» тема о соединении и разъединении частей материальной субстанции, благодаря чему образуются и сменяют друг друга различные ее модификации, и о движущей силе, вызывающей такие соединения и разъединения, несет на себе явную печать ньютонианской химической теории Бургаве. Эту теорию, согласно которой химические превращения одних веществ в другие представляют собой соединения и разъединения частиц материи, происходящие благодаря тому, что присущая каждой материальной частице гравитация заставляет ее двигаться, сближаясь с другими частицами или удаляясь от них, Ламетри не только усвоил, лично общаясь со знаменитым лейденским профессором, но и сам изложил, издав на французском языке извлечения из химического трактата Бургаве.

В тяготении, обнаруженном Ньютоном во всех материальных объектах, современников поражало то, что эта движущая сила имманентна каждому телу всегда, движется ли оно или покоится. Именно на это обращает внимание Ламетри, подчеркивая, что материальная субстанция имеет «постоянно способность к движению, даже когда не движется» (2, 71).

Таким образом, материалистический монизм Ламетри тесно связан с механикой Ньютона и вовсе не является чем-то противоположным математическому естествознанию века.

При этом Ламетри полностью преодолевает характерную для систем XVII в. субстантивацию мышления и протяженности, подчеркивая, что и то и другое лишь свойства субстанции, отнюдь не существующие самостоятельно. Эта мысль, настойчиво защищаемая Ламетри, существенно способствовала преодолению дуалистических представлений у философов и естествоиспытателей, на которых он оказал влияние. Так, Мопертюи писал в 1751 г. (в опубликованной под псевдонимом Бауманн «Системе природы»): «Если мышление и протяженность лишь свойства, то они вполне могут принадлежать носителю, собственная сущность которого нам неизвестна. Тогда их сосуществование ничуть не более непостижимо, чем сосуществование протяженности и подвижности. Мы можем испытывать более сильное чувство протеста против приписывания одному и тому же объекту протяженности и мышления, чем против того, чтобы связывать протяженность и подвижность. Это, однако, нас трогает лишь потому, что последнюю связь опыт нам постоянно показывает и ставит непосредственно перед глазами, в то время как первую взаимосвязь мы в состоянии постичь лишь посредством индуктивных умозаключений, выводимых из ее последствий» (64, 2, 151–152).

Материалистический монизм Ламетри отличается от материалистического монизма Спинозы. Гегель не прав, когда приписывает последнему идеализм. Но нельзя не согласиться с ним относительно французского материализма XVIII в., что субстанция, лежащая с точки зрения этого материализма в основе всего сущего, — «это спинозовская материя — это спинозизм, которому французский материализм как натурализм параллелен. Но в то время как у Спинозы мы имеем, преднаходим эту категорию, она здесь представляется результатом исходящей из эмпиризма абстракции…» (12, 383). Там, где Спиноза опирается на опытное естествознание, это прежде всего картезианская механика: «Тело движущееся движется до тех пор, пока не будет определено к покою другим телом… тело покоящееся также покоится до тех пор, пока не будет определено к движению другим телом» (31, 416). Из того, что в каждую часть природы движение привносится извне, логически следует, что во все ее части, во всю природу движение вносится извне. Спиноза такого вывода не делал. Но он не только не мог найти опору своему материалистическому монизму в положениях, которые черпал из физики Декарта, но единственная субстанция, которую мы у него «преднаходим», скорее противоречила этим положениям.

Напротив, у Ламетри единственная субстанция не исходный пункт, она не «преднаходится» при выработке его мировоззрения, а выступает как вывод из эмпирии естествознания его времени.

Как идею о заключенном в материи источнике ее движения, так и идею о единственности материальной субстанции мы находим в «Мыслях об объяснении природы» (1754) и в более поздних работах Дидро, в «Системе природы» Гольбаха (1770). Но в первой половине века против взгляда, что движение привносится в материю извне, выступил лишь Толанд («Письма к Серене», 1704), который, как мы уже отмечали, не сумел последовательно удержаться на этой позиции. Правда, в этот период единственность материальной субстанции защищали Н. Фрере и Ж. Мелье (последний выдвигал также идею самодвижения материи), но их работы, опубликованные много лет спустя после смерти Ламетри, в рассматриваемое время ходили по рукам в виде рукописей, что значительно сужало круг людей, которые могли с ними познакомиться.

Таким образом, «Естественная история души»— первое печатное произведение XVIII в., в котором идея самодвижения материи освобождена от теистических или деистических ограничений, которыми она была обременена у всех, кто ее выдвигал на протяжении предшествующих двух веков, — от Бэкона до Толанда, произведение, где впервые эта идея отстаивается так же последовательно, как и материалистический монизм, развиваемый не на умозрительной, а на эмпирической, естественнонаучной основе. В работах, написанных позднее, Ламетри эти свои идеи, подхваченные Дидро, Гельвецием, Гольбахом и другими, разрабатывает подробнее.