Ламетри

То, что мы называем ощущениями, представлениями, мыслями, идеями, — это субъективные переживания нашего мозга («души»), когда он претерпевает определенные модификации в результате того, что наши органы чувств подверглись воздействиям тех или иных предметов, а по нервным путям эти воздействия были переданы в мозг. Во всех подобных случаях имеют место «модификации нашей субстанции», «телесные модификации» (см. там же, 163; 166) определенных частей организма человека. Поэтому возникающие при этих модификациях моего тела мои «идеи о предметах принадлежат мне и находятся во мне, а не вне меня…» (там же, 163). Ламетри отвергает утверждение Мальбранша, заимствованное им у Платона, о том, что идеи являются реальными сущностями. Это вздор, говорит Ламетри, на деле все мои идеи пребывают во мне.

Признав, что «суждение, размышление и память представляют собой… модификации своеобразного „мозгового экрана“, на котором, как от волшебного фонаря, отражаются запечатлевшиеся в глазу предметы» (2, 210), необходимо учесть, что здесь имеет место взаимодействие предметов внешнего мира и воспринимающего их органа. Результат этого взаимодействия зависит не только от свойств воспринимаемых предметов, но и от устройства и состояния органов чувств. Последнее существенно влияет на содержание ощущений, образующих фундамент всех наших знаний. Приведя соответствующие примеры, философ заключает: «Итак, ощущения вовсе не передают вещей таковыми, каковы они сами то себе, так как сами ощущения целиком зависят от частей тела, открывающих им доступ к душе. Значит ли это, что они обманывают нас? Нет, конечно, что бы по этому поводу ни говорили, так как они существуют скорее для сохранения нашей машины… В сущности, чувства обманывают нас лишь тогда, когда мы делаем на основании их слишком скороспелые выводы, тогда как в остальных случаях они являются верными слугами. Душа может рассчитывать, что они ее вовремя предупредят о расставленных для нее тенетах. Чувства всегда бодрствуют, всегда готовы исправлять ошибки друг друга» (там же, 89).

Ламетри, постоянно подчеркивавший необходимость опираться на «посох опыта» и освещать путь познанию «факелом разума», уверен, что нам дано «достаточно умения рассуждать», чтобы исправить ошибки восприятия и успешно добывать достоверные знания. В противоречивых работах Ламетри нередко можно встретить и заявления, где он именует себя пирронистом, но, как справедливо заметил Виндельбанд, «это следует понимать лишь в том смысле, что он выбросил за борт все учения веры. Вообще же он был вполне уверен в способности человеческого разума познавать мир» (9, 311). Сенсуализм Ламетри не только не исключал уверенности в том, что именно рациональная обработка данных опыта приносит достоверное знание, но, напротив, требование представить все вопросы на суд разума — этот девиз «века разума»— громко звучит во всех произведениях философа, страстно отстаивавшего рациональное научное знание против любых проявлений иррационализма и фидеизма. Слова Гегеля о том, что французские материалисты с великим воодушевлением и жаром защищали разум (см. 12, 395), всецело относятся к зачинателю французского материализма XVIII в. Ламетри.

У нас немало мыслей, существенно отличных от того, что мы воспринимаем. Это — плоды воображения. Оно соединяет части ощущений, сохраненные памятью, в образы, значительно отличающиеся от впечатлений, какие мы испытывали от внешних предметов. Создание образов воображением, однако, детерминировано: материалом для них служат части ощущений, фактически нами полученных, а способ их соединения зависит от воздействий, которым при этом подвергается наш мозг как со стороны окружающей среды, так и со стороны процессов внутри нашего тела (см. 2, 99—101). Так как образы воображения бывают не только ошибочными, но и представляющими «предметы в их настоящем виде» (хотя и ненаблюдаемом), воображение играет важную роль в познании.

Ламетри различает ощущения, представляющие знание того, как обстоит дело в действительности, и те, которые доставляют удовольствие или страдание. Соответственно бывают «двоякого вида суждения». И те и другие суждения связаны с воспоминаниями: первые — просто о полученных впечатлениях, вторые — о страданиях или удовольствиях (это — страсти). Что касается желаний, то и они возникают из ощущений и ими определяются: «Воспринимаемые нами ощущения заставляют душу хотеть или не хотеть…» (2, 116; 114).

Когда в «Трактате об ощущениях» Кондильяк напишет, что «суждение, размышление, страсти, одним словом, все душевные операции суть не что иное, как само ощущение в его различных превращениях…» (19, 48), он лишь повторит Ламетри. Он повторит также мысль, подробно развитую до него Ламетри, когда подчеркнет, что в отличие от Локка, признававшего два источника идей — чувства и рефлексию, он, Кондильяк, признает лишь один источник, «как потому, что рефлексия является по своему происхождению просто тем же ощущением, так и потому, что она является не столько источником идей, сколько каналом, по которому они вытекают из чувств» (там же, 47). У Ламетри «все интеллектуальные способности… заключаются в способности ощущать» (2, 135); он подробно обосновывает эту мысль и в «Естественной истории души», и в «Человеке-машине», и в других работах.

Для теории познания Ламетри, к которой позднее присоединились почти все энциклопедисты, характерно, что, отвергая разрыв между ощущением и мышлением, который допускали рационалисты, он столь же односторонне отождествлял мышление с ощущением, не видя имеющегося здесь скачка, перехода в свою противоположность. Этот взгляд был односторонне рассудочным. Но в условиях XVIII в. он сыграл прогрессивную роль и потому, что давал (приблизительное, предварительное) материалистическое решение вопроса, и потому, что своей критикой рационализма и обращением к естествознанию подготавливал диалектическое его решение.

У Ламетри сведение мысли к ощущению — прежде всего аргумент в пользу материалистического решения психофизической проблемы: при таком сведении различение «чувствующей души» и «разумной души» лишается смысла. Один и тот же орган — мозг — является и носителем чувственности, и носителем мышления («когда угасает чувство, вместе с ним угасает также и мысль… Ибо нелепо утверждать, что душа продолжает мыслить и при болезнях, сопряженных с бессознательным состоянием…») (там же, 236).

Сенсуалистическая трактовка мышления у Ламетри имеет два аспекта: натуралистический и социальный (статический и динамический). С одной стороны, Ламетри утверждает, что превосходство человека как существа и чувствующего и мыслящего над животными, способными лишь чувствовать, обусловлено тем, что человеческий мозг обладает большим объемом памяти, сохраняет больше представлений, чем животные: «…очевидно, если взглянуть на величину человеческого мозга, что этот орган может вместить громадное количество идей и, следовательно, требует для выражения этих идей большее количество знаков, чем у животных. В этом именно и состоит превосходство человека» (2, 110).

Специфически человеческими знаками являются слова, в то время как животные общаются лишь при помощи нечленораздельных звуков, жестов и мимики. Количество знаков, которыми они при этом пользуются, во много раз меньше, чем количество слов в языке людей, что обусловлено несравненно меньшим объемом представлений, хранящихся в их памяти. Таким образом, и ощущения, и эмоции, и самые отвлеченные мысли человека — «все способности души настолько зависят от особой организации мозга и всего тела, что, в сущности, они представляют собой не что иное, как результат этой организации…» (там же, 226). Здесь сенсуалистическая интерпретация мышления выводит его своеобразие из физической природы человека: «…разные умения, знания и черты добродетели» происходят «от организации мозга людей». «И откуда, в свою очередь, появляется у нас эта организация, если не от природы? Мы получаем ценные качества только благодаря ей…» (там же, 211). Природа же человека остается одной и той же всегда, во все эпохи, у всех народов.