Кочевые дороги

— А Новокраснознамёнским, — бабка продолжала митинговать, — его назвали в 1985 годе, как Мишка Меченый во власть вошел. Но мы! Переименовали! А при советах, стало быть, село называлось Путь Ильича.

— А Дмитриевка? Как же указатель? — возмущенно спросил я.

— А это парни у Дмитриевки украли и нам поставили, фулюганы. Чтоб, значицца, дмитриевские себе много не думали.

Старуха закончила топонимический экзерсис и удалилась, гордо и с чувством выполненного долга. Я вздохнул. Наконец-то добился правды. Еще раз смотрю на карту. Так вот… Ивантеевка, Пилюгино… Путей Ильича в области оказалось два. И оба в разных концах карты. Я застонал. Бабка исчезла в неизвестном направлении. Я плюнул и поехал на юг, полагаю, что где-то там должен быть областной центр.

Асфальт внезапно кончился, началась разбитая в хлам грунтовка. По краям дороги стоят вековые ели в обхват толщиной. Солнечный свет теряется в этих дебрях, и в таком полумраке пришлось включить фары. Я сбросил скорость до двадцати. Через полчаса я понял, что так дальше не могу. Вышел из машины и сел на пенек старой вырубки. Закурил. И что до сих пор человечество не нашло способ путешествовать через телепорт? Я мысленно представлял себе, как мановением руки распахиваю портал в неведомое. Шагаю в него, а там дикари и невежество, а я весь в белом. Конечно же, короли и капуста, а где короли – там и принцессы. Такие аппетитные принцессочки с сапфировыми глазами.

Тут, откуда не возьмись, возле меня оказался мужичок, метр с кепкой. Встал, смотрит на меня волком и молчит. Я от неожиданности ляпнул:

— Издрассти вам.

Старичок поздороваться не посчитал нужным.

— Что, заблукал?

— Угу. Заблудился. В ваших дебрях просто немудрено заблудится. Что это за Бермудский треугольник – куда не поедешь – всё не туда!

— Водка у тебя есть? — как-то решительно дед перешел к делу.

— Есть. Налить что ли? — я уже подумывал, что ну его нахрен этот областной центр, накатить стакан и забыться. Я достал из сумки бутылку водки, хотел было найти стопарики, но дедушка выхватил у меня бутылку. Ловким движением свинтил ей голову и вылил всю водку себе в пасть. Я ошалел от такой простоты нравов.

— Очышшенная, — удовлетворённо рыгнул дед, — дай что-нить занюхать.

Я достал полбуханки хлеба, дед тут же смолотил всё, и даже не поперхнулся.

— Измельчал народ, — внезапно подобрел дедушка, — хлеб разучились печь. Не то, что давеча.

— А что, давеча, небось, и валенки теплее были, и водка крепче?

— Нет. Валенки те же, водка тоже хороша, а вот с хлебом незадача, — и безо всякого перехода объявил, — деньгу давай! Всё ездють тут без понятия, стариков не уважають!

К чему тут уважение к старикам и деньги я как-то связать воедино не смог, но вытащил из кармана горсть мелочи. Дед попробовал пятирублёвку на зуб.

— Не умеют нонеча деньгу делать, не то что давеча, — опять смутно произнес он. — Ну лан. Тебе куда надо-то? В губернию? Ты ко мне с уважением, так и я подсоблю. Езжай.

И сказал это с такими интонациями, как барин извозчику.

— Как вас величать-то? — опомнился я. Но деда уже не было, исчез.

— Леший я, — гукнула мне в ответ чаща.

Какой нахрен леший? Что за бабушкины сказки? Вымогатель, чиста рэкетир с большой дороги. Я сел в машину, завёлся. Посмотрел на GPS, постучал по нему. Бесполезно. Через пять минут просёлок превратился в ровный асфальт, а еще через двадцать я въезжал в областной центр.

ГЛАВА 2

Улахан Тойон[3] рода Белого Коня был слегка не в себе. Сильно расстроен был Тойон. Практически взбешен. С каменным лицом приехал он из городского собрания, молча спешился, молча кинул поводья конюшему, так же молча прошел он в свои покои, ни на кого не посмотрел, ни с кем не заговорил, только отходил плеткой подвернувшегося на его пути мелкого служку. А нечего ходить где попало, хорошо хоть насмерть не запорол.

Дворня хорошо все поняла, попряталась по углам. А Кривой Бэргэн, десятник личной стражи тойона, сказал конюшему: "Обидели хозяина, злой совсем". Это было новостью. Злой тойон – это нечто невообразимое. Может война скоро? Так если бы война, так тойон радовался бы. Значит, действительно обидели.

Юрюнг Тыгын, Светлый Тыгын, (для друзей – просто Тыгын) срывать зло на своих ближних не стал. Конечно же, отходить плеткой первого попавшегося лизоблюда было хорошим решением. Что-то их много развелось в городском доме.

Прошелся кругом по комнате, зажег светильники у домашней кумирни. Привычные действия немного успокоили его. Сел на свою любимую лакированную скамеечку и задумался. О том, как дальше жить.

Надо развеяться, съездить в свой родовой улус, отдохнуть. В родных краях и духи предков помогают. Надо уезжать из города, пока сгоряча не сделал непоправимого. Так, наверное.

Не откладывая надолго задуманное, Тойон вызвал десятника своей личной стражи, Кривого Бэргэна.

— Да, Светлый! — склонился в поклоне Бэргэн.

— Прикажи готовиться в дорогу. Послезавтра выезжаем к Урун-Хая[4]. Пусть полусотни Мичила, Айдара, Бикташа и Талгата завтра проедут по пути и подготовят стоянки. Заодно посмотрят, чтобы не было лишних глаз. Со мной поедет Сайнара. Скажи конюхам, чтобы желтые кибитки не готовили. Поедем на простых. Пусть приготовят новые бунчуки, старые совсем истрепались.

— Хорошо, господин. Все сделаем.

Что же, решение принято и это немного успокоило Тыгына.

"Что-то старый стал, тяжелый на подъем" — подумал про себя Тыгын, "раньше было – оседлал коня и помчался. А сейчас? Пока караван соберут, пока кибитки наладят, пока родня соберет своё добро, пока погрузятся, пока тронутся – два дня пройдет. Вон, забегали, засобирались".

Раздражение не проходило. Казалось, злость вызывало всё: неторопливость дворни и прислужников, визгливый и шумный город, бестолковая родня, куда же от нее деться, и даже яркое солнце.

И чего это сегодня взъярился? Не подобает тойону проявлять свои чувства на людях, а все-таки раздражение показал. Практически неуважение оказал родственникам. Надо будет завтра послать подарки. Хотя как… подарки – это оказать уважение, а напыщенному индюку, прости, Высокое Небо, какое может быть уважение. Но все равно, надо соблюсти обычай.

Тыгын вскочил и опять начал нервно ходить по комнате. Нет, ну ладно, этот один, а остальные? На кого стали похожи потомки стремительных завоевателей, покорившие все племена Степи? Большинство тойонов нынче сидели по своим улусам, в богатых дворцах, окружили себя прихлебателями, погрязли в роскоши и пуховых перинах с наложницами. Заросли салом, мало кто из них уже способен самостоятельно запрыгнуть на коня, а уж про то, чтобы ночевать в степи, подложив под голову седло, не могло быть и речи. Праздность – вот мать всех пороков, и этих пороков становилось все больше и больше. Уже сыновья нынешних тойонов забыли, как седлать коня, о великих подвигах слышали только от акынов. Кражу десяти коней в соседнем улусе выдавали за доблесть, а кичились между собой, кто больше выпьет вина и огуляет девок. Тьфу. Но мало того, что араку продают почти открыто, так откуда-то появилась золотая пыль, которая дарует забвение и сладкие грезы и, люди говорили, что некоторые из сыновей ханов и беев балуются новой игрушкой.

Тойон Тыгын вздохнул и опять присел на скамеечку. Раньше все было проще. Боотуры были боотурами, а не ряжеными куклами на празднике Ысыах. Вот и сам Тыгын в молодости думал, что все решает доблесть и сила. И даже презирал своих дядьев. Один заперся в башне и стал считать звезды. Звездочет, значит. Недостойно для степняка.

Смотреть вдаль, за горизонт, может там остались еще враги, которых надо покорить и ограбить. Вот занятие для настоящих мужчин. А он, ха-ха, звезды считает. И что-то молол насчет звезд, которые неправильные, которые как-то не так движутся. Что за чушь? Всем известно, что звезды – это золотые и серебряные гвозди, вбитые в небесную твердь и двигаться никак не могут.

3

Улахан – большой, великий. Тойон – вождь, руководитель, начальник.

4

Урун (Урюнг) Хая – Белая Гора