Чаша огня

— Хорошо, больше не буду.

Несколько секунд мы молчали. Наконец, Юли призывно посмотрела на меня. Брови ее еще немного хмурились.

— Пойдем куда-нибудь, — попросила она, оглядываясь по сторонам и зябко поводя плечами. — Ты знаешь, я, кажется, уже проголодалась.

Мы вернулись назад, к лодочной станции. Здесь на обширной площадке открытой небу и ветру, в тени легких, овальных в сечении колонн, ряды которых отгораживали площадку от парка, были расставлены небольшие круглые столики и плетеные кресла. С противоположной стороны мраморные ступени лестницы спускались к спокойной воде озера. Немногочисленные посетители, в основном молодые пары, как и мы, негромко беседовали между собой, потягивая из высоких бокалов искрящиеся на солнце напитки.

Мы с Юли выбрали столик невдалеке от лестницы. Здесь было меньше тени, но от воды шла приятная прохлада. Барашки мелких волн омывали мрамор нижних ступеней, едва слышно шелестя о камень. Внизу, на ровной глади озера, разноцветными бабочками порхали паруса яхт. Крохотные суденышки скользили по воде, выписывая причудливые узоры. Я посмотрел на Юли.

— Что будешь есть-пить?

Она поудобнее уселась в мягком кресле, поставила локти на стол, обхватив ладонями щеки. Задорно посмотрела на меня.

— Знаешь, я бы съела сейчас что-нибудь такое эдакое! Необычное и очень вкусное.

Я небрежно пожал плечами: желание дамы для настоящего мужчины было законом. Бегло осмотрев перечень блюд на крохотном экране информатора, услужливо появившемся в центре стола, я выбрал самое, на мой взгляд, экзотическое из имевшихся в распоряжении местной кухни. Это была фруктовая запеканка из плодов, привезенных с Терры, заправленная взбитыми сливками и горьким шоколадом.

Когда в отверстие, образовавшееся на месте исчезнувшего экрана, робот-манипулятор подал два изящных металлических блюда, на которых золотисто блестели пирамидки из кусочков фруктов, слоеные сливками и шоколадом, Юли радостно захлопала в ладоши. Вслед за блюдами появились два бокала с искрящейся голубоватой жидкостью.

Осторожно, словно боясь испортить это удивительное творение кулинарного искусства, Юли взяла маленькой ложечкой небольшой кусочек запеканки, и поднесла его ко рту. Через секунду она зажмурилась от удовольствия.

— О! Замечательно! Ты просто волшебник, Максим!

Глаза ее искрились так же, как сок в прозрачных запотевших бокалах. Я улыбнулся ей.

— Волшебник вовсе не я, а здешние кулинары!

— Это просто прелесть, что такое! Попробуй скорее! Я просто язык проглотила от удовольствия! — не унималась она.

Я послушно положил кусочек запеканки в рот. Ароматная масса десерта таяла на языке, словно сахарный снег. Причудливое переплетение вкусовых оттенков незнакомых фруктов, одновременно и терпких, и приторно сладких, и в меру кисловатых действительно вызывало в душе бурю восторга. Пожалуй, ничего подобного я еще никогда не ел. Быстро покончив со своей золотистой «пирамидкой», похожей на застывший мед, я взял бокал с соком и откинулся на спинку уютного кресла.

Юли тоже доела свой десерт, и теперь пила сок, жмурясь на ярком солнце. Вот она подняла перед собой бокал, рассматривая на свет прозрачную жидкость в нем. Потом бросила взгляд поверх него на разноцветные паруса, кружившиеся по водной глади озера. Свежий ветер трепал ее волосы, взбивал их в крутые шелковистые пряди. И снова я залюбовался ею. Ресницы у нее были такие длинные, что не пропускали солнечные лучи, от чего зрачки казались непроницаемо-черными. Брови ее были едва приподняты, словно от удивления. Но удивительнее всего была ее улыбка, расцвечивавшая лицо лучистой радостью, делавшая его удивительно мягким, каким-то домашним и нежным.

Она отвела задумчивый взгляд от озера и некоторое время с интересом изучала мое лицо, словно впервые увидела его. Потом улыбнулась: ласково и немного грустно.

— Жарко!

— А хочешь земляничного мороженного? — предложил я, кладя руку на кнопку вызова заказа.

Юли остановила меня, отрицательно покачала головой. Предложила:

— Давай искупаемся?

Это была хорошая мысль, и возражать я не стал. Мы спустились по ступеням лестницы, миновали парк. Здесь, на лодочной станции можно было взять маленький двухместный блинд. Мы сели в уютное суденышко и отправились на нем вдоль пологого берега озера, подыскивая подходящее место для купания.

Озеро было огромным. Сверкающая гладь его скользила под плоским дном нашего блинда, взбивалась барашками белой пены. Чайки кружили над головой белыми призраками. Густая растительность подступала вплотную к берегам, и в мангровых зарослях шла какая-то своя, невидимая глазу, жизнь. Кое-где на отмелях собирались большие стаи великолепных фламинго, неуклюжих пеликанов и горделивых лебедей. Шум и гам птичьих «базаров» оглашал окрестности.

Юли положила голову мне на плечо, указывая куда-то в сторону. Я посмотрел в этом направлении и увидел обширные заросли тростника, окаймлявшие прекрасный песчаный пляж. Замечательно! Я направил наше суденышко туда, и вскоре блинд стукнулся днищем о песчаный берег. Я выключил мотор и огляделся. Здесь мы были совершенно одни, наедине с бескрайней водной гладью. Просто идеальное место.

Юли соскочила на песок, выбежала на середину пляжа. Заложив руки за голову, блаженно выгнулась всем телом.

— Ой, Максим! Как же здесь замечательно!

Она дернула застежку платья, и оно соскользнуло на песок, открыв моему взгляду всю красоту ее тела, прикрытого только алой купальной повязкой на бедрах. Некоторое время я возился с причальным замком катера, а когда снова поднял глаза, Юли уже стояла у самой кромки воды и смотрела на меня. Глаза у нее светились озорным задором и лукавством. Она склонила голову на бок, улыбнулась.

— Как вода?

Вместо ответа она стремительно схватила меня за руку, и я не успел опомниться, как оказался в озере. А Юли, заливаясь звонким смехом, бросилась бежать от меня вдоль берега. Ошеломленный, я упал на мелководье, подняв тучу брызг. Тут же вскочил на ноги и побежал за ней, на ходу скидывая мокрую одежду, и смеясь. Я нагнал ее около узкой песчаной косы, вдававшейся в озеро, подхватил на руки. Она забилась, словно рыба, звонко смеясь и сверкая глазами. Э, нет, плутовка! Так просто ты не отделаешься!

Я вошел с ней в воду и бросил в набежавшую волну. Мы плескались и дурачились, оглашая просторы озера радостными криками и смехом. Я ловил Юли в свои объятия, но она, скользкая от воды, все время выскальзывала из моих рук, дразнила и раззадоривала меня. Вдруг она остановилась, призывно замахала рукой, указывая куда-то назад.

— Смотри, Максим!

Я обернулся. Прибойной волной наш блинд сбросило с берега, и теперь он качался на воде, медленно отдаляясь от пляжа. Наверное, я плохо закрепил причальный замок.

— Подожди меня! Я сейчас!

Я выскочил из воды и побежал по берегу. Юли повернулась на спину и поплыла на юг. Достигнув непослушного судна, я снова вытащил его на берег, и как следует закрепил. Теперь уже ни какая волна была ему не страшна. Обернулся. Юли плыла вдоль пляжа, метрах в двадцати от меня, и, кажется, не собиралась вылезать из воды. Я помахал ей рукой. Она помахала мне в ответ, но выходить на берег категорически отказалась. Снова лезть в воду? Не хочется. Я уже достаточно освежился и даже немного устал. Понаблюдав немного за маленькой головкой Юли, поднимавшейся над пологими медленными волнами, я лег на горячий песок, и, раскинув в стороны руки и ноги, погрузился в созерцание глубины бесконечно высокого солнечного неба.

Как все-таки замечательно здорово, что мы приплыли именно сюда! Кругом спокойствие и уединение. Только я, Юли и бескрайняя гладь озера, до самого горизонта, и это небо — чистое, пронизанное солнцем, огромное и бескрайнее.

Я чуть приподнял голову, посмотрел в сторону воды. Юли выходила на берег, лукаво поглядывая на меня. Вот она ступила на песок и вдруг, неожиданно нагнувшись, быстро зачерпнула пригоршню воды и плеснула ее на меня. Попавшие на разгоряченную, на солнце кожу капли показались ледяными, и я невольно вздрогнул. Юли звонко рассмеялась, довольная своей выходкой. Остановилась на мелководье, собрала на бок волосы, выжимая их. Я приподнялся на локте, любуясь ею. Капельки воды стекали с ее волос на плечи, задерживались в ложбинках ее загорелого тела, блестя драгоценными алмазами. Чем дольше я смотрел на нее, тем сильнее билось сердце в моей груди. Каждая черточка ее лица, каждая линия ее замечательного тела казалась мне такой родной и мучительно прекрасной, что становилось невыносимо от тревожной горячей волны, разливавшейся у меня в груди. Хотелось упасть перед ней на колени и целовать ее всю-всю!