Страница 7 из 18
— Мы это не проходили, — ответил Гера.
— Она придет, чтобы сразить Золотого Принца. Они будут долго биться, но Свинья победит. И как только погибнет Золотой Принц, время повернет вспять, и все люди погибнут в огненном смерче.
— А откуда возьмется Золотой Принц?
— Многие говорят, что это будет последнее воплощение Будды. Вообще, никто не знает таких вещей: откуда возьмутся Свинья и Принц. Карл Юнг сказал бы тебе, что они возьмутся из коллективного бессознательного, но разве это правда?
— Зато понятно, — сказал Гера.
— Христианство украло эту легенду, — продолжил Игорь, — но многое поменяло в ней. Многие дела Последней Свиньи забылись, но ей тут же приписали новые. Сама она у христиан называется сокращенно — Зверем. Иногда вместо имени называется ее статус.
— У нее есть статус?
— Конечно. Библейский статус Последней Свиньи — Антихрист. Как говорится, коротко и со вкусом.
— Неужели ты думаешь, что Пиндар…
— Брось ты, — сказал Игорь. — Пиндар — заурядный пророк Последней Свиньи. Скоро такие будут на каждом шагу: ведь Кали Юга, как ты знаешь, в самом разгаре.
Дурацкий вопрос
Напротив лужи сидела девочка Маша и яростно играла в роддом. Она волновалась: кошка Пицунда, привязанная к березе, упрямо не хотела рожать. Сначала девочка ее уговаривала, затем стала пинать.
— Рожай, тварь паршивая! — кричала она.
В ответ Пицунда дико орала. Маша заплакала:
— Ну, кошечка, ну миленькая, роди мне кого-нибудь… Хоть серого мышонка… А лучше — ежика.
Так они и плакали, навзрыд, не стесняясь, две маленькие женщины: Маша и ее кошка.
Подошли незаметно. Встали невдалеке. Боясь помешать, говорили тихо.
— Это же садизм, — сказал Гера, рассмотрев такие дела.
— Если бы! Это материнский инстинкт, — вздохнул Игорь. — Он здесь рано просыпается. К шестнадцати годам половина девчонок ходят беременные.
За их спинами на дорогу вышел старик. Поглядел по сторонам, и, ласково матернувшись, огладил клочковатую бороду.
Маша рванула из последних девичьих сил, бросив роддом и нерожденного ежика.
— Батя Иван, проклятие не насылай! — визжала она.
— На тебя не нашлю, — ответил старик. — А к тебе, майор Бондарев, — усмехнулся он, — дело есть.
Игорь, не мигая, смотрел старику в середину лба. Смотрел уверенно, по-мужски. Но он, с удивлением заметил Гера, впервые позволил себе побледнеть.
— Начнем с того, что ты вовсе не майор Бондарев.
— А кто же я? — спросил Игорь.
— Ты знаешь, кто ты. И я знаю, — батя Иван, заостряя внимание, ткнул пальцем в серое небо (проткнул с одного удара). — И я знаю, что ты знаешь о моем знании. И вот тебе мой совет: проваливай ты отсюда к ядреной фене.
— А если не провалю?
— Конец тебе придет. Заборем мы тебя на ментальном поле.
— На чем заборете? На лопатах?
— Я же сказал: на ментальном поле.
— Извини, не расслышал…
— Так ты понял? — спросил батя Иван. — Я всегда знал, что ты вернешься. Ясно дело, зачем. Так вот, майор: выкуси! Не получишь ты своего… И чтоб к вечеру убирался. Убей пару дураков местных, побезобразь малехо, если невмоготу, и проваливай.
— Я тебе провалю, — уныло сказал Игорь. — Я тебе так провалю…
Но батя Иван уже ничего не слышал: исчез за поворотом, только его и видели. Двигался он на удивление быстро и плавно, двигался — для седых лет — вызывающе.
Гера, пользуясь моментом, отвязал кошку. Пицунда, благодарно махнув хвостом, оставила их наедине.
— Что это было? — спросил он.
— Местный ведун, — вздохнул Игорь. — Они все такие. То ли гении, то ли больные, смотря на что посмотреть.
— Игорь, скажи честно: ты Бондарев?
Он флегматично протянул корочки служивого кочана.
— Читай еще раз.
— Зачем мне ксива? Ты словами ответь: майор или не майор?
— Я отвечу, — сказал Игорь, — но твой вопрос изрядно дурацкий. Представь, что я с самого начала решил выдавать себя за майора КЧН России. Я ведь и дальше буду косить под выбранный образ, так ведь? У меня нет причин раскрываться — лесной батя много трепался, но где его доказательства? Доказательств нет, и ты скорее поверишь мне, чем ему. Так что в любом случае я скажу — конечно, Бондарев, и конечно же, майор. Если ты умный парень — а ты, как ни странно, умный, — то легко видишь, что твой вопрос имеет один ответ. Кто бы я ни был, я отвечу одно и то же. А раз я отвечу одно и то же, у тебя не найдется причин мне верить… Ты задаешь вопрос, на который невозможен ответ.
— Ты хитер, — с уважением сказал Гера. — Твой ответ вызвал во мне доверие — не к твоей личности, конечно, а к твоему ответу. Это кристально честный ответ. И подсознательно я сейчас больше поверил в то, что ты майор Бондарев, чем если бы ты назвался майором Бондаревым.
— Говорю же — ты умный, — вздохнул Игорь. — И откуда ты взялся на мою голову?
В молчании они брели по грязной и мокрой дороге.
— Самое хреновое, — сказал Игорь. — Что этот старик угрожал мне сегодня ночью.
— Как?
— Во сне, разумеется, как еще? Это очень сложная техника: зайти в чей-то сон и оставить свое послание. Наши худшие прогнозы сбываются — это край невиданных мастеров.
— Чьи прогнозы?
— Аналитического отдела… Там, конечно, сплошные трутни сидят, но иногда кое-что угадывают.
— Что же делать?
— Нейтрализуем кое-кого. Старик не против, — усмехнулся Игорь. — Я хочу сказать, что активность такого плана не ведет к глубинному конфликту с реальным центром силы противника, из чего следует временный приоритет данной активности…
— Ясно, как дважды два, — сказал Гера.
Свинству — бой
Над пиндаровским пригорком светило солнце. Это казалось странно — над всей деревней серое небо, а тут почти летнее освещение. Из этого легко делались кое-какие выводы, но нашим друзьям было не до того.
— Свинству — бой! — кричал Игорь, для острастки стреляя в воздух. — Выходи, чудовище, биться будем.
— А человечеству, значит, герл? — отозвался Пиндар из-за кустов. — И что значит — биться? Богатырь, что ли, на вороном коне — пальцы веером?
— Ты, видать, образованный поросенок. Жалко тебя под хреном подавать, да придется.
— Да тебя, Илья Муромец, местный дистрофик соплею перешибет. И потреблю я тебя, Муромец, без всякого хрена.
— Не подавишься?
— Может, и подавлюсь: первый раз дерьмом закусываю.
— А мне говорили, что тебе не впервой…
— Заткни пасть, человечье рыло!
— У нас, поросячья душа, нынче свобода слова, — сказал Игорь. — Что хочу, то и говорю. А если тебе не нравится, вали в свой тоталитарный хлев.
— Ты мне поганым языком Отчизну не трожь, — сказал Пиндар. — Кому хлев, а кому и родина.
— То-то и оно, — сказал Игорь. — Как у нас говорится, ноу комманс.
— Я таких, как ты, за копейку оптовой партией закупал!
— Вовек не поверю, чтоб свинья коммерцией занималась.
— А я вот не верю, что это ты языком ворочаешь. Козлы же безголосые. Может тебе, дураку, магнитофон с собой дали?
— Ты лучше скажи, свинья, под чью дудку пляшешь.
— Мой девиз — свобода, — ответил Пиндар. — Или вы такого слова не проходили?
— Это тебе, поросенок, кажется. У свиней-то как? Пока рылом не вышли — вот тебе и свобода. А как подрастут, все идут выполнять свой долг. До ближайшего, — Игорь хохотнул, — мясокомбината. Что ты хочешь? Святой долг перед человечеством.
— Подожди, — пообещал Пиндар. — Придет еще наше время.
Так они беседовали минут сорок.
Боясь нарушить течение разговора, Гера шепнул:
— Ты чего, совсем?
— Не мешай, — тихо сказал Игорь. — Это же традиция: на Руси перед боем всегда бранились. Три дня могли браниться, без передыху. Вроде варвары, а толк разумели. Это, чтоб ты знал, называется суггестивная психотехника…
Наконец, доведенный до отчаяния Пиндар прыгнул из-за кустов. В полете он одолел метров пять и оказался напротив Игоря.