Взрыв в Леонтьевском

Наконец, иссяк Моргунов, замолк, скис, растекся безвольно по стулу. Отложила карандаш девушка-стенографистка. Внимательно оглядев арестованного, понял Манцев, что за душой этого слизняка не осталось ни одного факта, который бы он уже не выложил. Вызвал конвойного. Моргунова увели.

— Можно? — в кабинет, стараясь не ступать сапогами на вытертый, но все же ковер, вошел в мокрой и грязной кожанке Мартьянов. Доложил: — В люке у «Метрополя» сняли пудовый заряд, еще четыре обнаружили в других местах…

— Как Кремль?

— Выяснили и трижды проверили: в Кремль проникнуть невозможно. Ни по земле, ни под землей. Однако охрана Кремля по нашим предложениям усилена. Все экипажи, автомобили, особенно грузовые, тщательно досматриваются.

— Хорошо… А теперь присаживайтесь, покурите. К сожалению, могу позволить вам отдохнуть минут десять, не больше.

Мартьянов понимающе кивнул: он и сам знал, что отдыхать ему сегодня не придется. Что ж, хорошо, что можно хоть папиросу выкурить в сухом, теплом помещении, а не под дождем, по щиколотку в воде.

Меж тем Манцев вызвал к себе всех руководителей отделов и их заместителей, которые накануне были предупреждены, чтобы домой не отлучались. Отдал последние распоряжения:

— Разослать по всем вокзалам, комиссариатам милиции, транспортным отделам ЧК ориентировку на Доната Черепанова. Он сейчас мечется по городу в поисках нового убежища. Немедленно усилить все милицейские посты чоновцами. Продолжать пристальное наблюдение за всеми подземными коммуникациями согласно розданной схеме… Передать на станцию Панки — задержать пролетку, следующую из Москвы, а может быть, возвращающуюся обратно. Кучер и седоки вооружены. Учесть, что один из пассажиров — в красноармейской одежде — наш товарищ. Все!

Сотрудники разошлись. Манцев поднял трубку, попросил соединить с Дзержинским. Разговор был коротким — Василию Николаевичу нужно было всего лишь получить подтверждение о начале заключительной фазы операции. Закончив разговор, подошел к шкафчику в углу комнаты, надел шинель. Потом достал из стола кольт, несколько снаряженных обойм к нему, рассовал по карманам. В дверях появился Мессинг, успевший сходить к себе, чтобы тоже одеться. Через плечо на длинном ремешке болталась деревянная коробка с маузером. Сделав последнюю затяжку, загасил окурок в пепельнице Мартьянов.

Манцев надел фуражку с красноармейской звездочкой и произнес буднично:

— Теперь в Красково!

Глава 21

Громыхает по вымощенному горбатым булыжником Рязанскому шоссе пролетка Филина. Подпрыгивают на сиденьях молчаливые пассажиры. Уже совсем темно…

Наконец, экипаж въехал в дачный поселок Красково и приблизился к одинокой двухэтажной постройке в лесу, принадлежавшем некогда княгине Оболенской. Это и есть дача Горина. Сквозь окна наружу не пробивалось ни одного огонька. Дом вообще выглядел необитаемым.

Гарусов заложил в рот два пальца, коротко и резко свистнул явно условным образом. Почти сразу скрипнула дверь, и на крыльце появилась темная фигура:

— Кто? — послышался настороженный голос.

— Гарусов Михаил, со мной свои…

— Давай.

Филин остался в пролетке, братья и Вересков поднялись на крыльцо, вошли внутрь. С интересом Сергей осмотрелся по сторонам. При свете десятилинейной керосиновой лампы большая комната выглядела казармой. Вдоль стен стояли обыкновенные дачные раскладушки, застланные несвежим бельем, на столе неубранная еда — чугунок с картошкой в мундире, сковорода чугунная с жареной рыбой, тарелка с крупно нарезанным репчатым луком, миска с квашеной капустой. Вересков про себя отметил, что на столе нет ни одной бутылки с самогоном…

И повсюду разбросано оружие: карабины, пистолеты, револьверы, гранаты, груды обойм, на двух табуретах — ручной пулемет «льюис».

Яков Глагзон — он здесь был за старшего — недоброжелательно оглядел Верескова с головы до ног. Поднялись с раскладушек, пришли из других комнат остальные обитатели дачи: арсенальщик Вася Азов, давний его приятель и первый помощник Митя Хорьков, Захар-Хромой (он действительно сильно припадал на правую ногу), рыжий парень с редким именем Мина, тощая девица с нездоровым кокаиновым блеском в глазах, которая, к неудовольствию Сергея, назвалась Таней. Последним явился Барановский, больной, зубом на зуб не попадающий в приступе жестокой лихорадки.

Гарусов коротко представил Верескова:

— Вот, привез спеца… Сергей Архипов. Будет ставить большой акт. Донат в курсе.

Глагзон еще раз ощупал Сергея недоверчивым взглядом. Протянул:

— Значит, спец?

Тут уж Гарусов понял, что надо разрядить обстановку, авторитета одного Черепанова явно не хватало:

— Сергей из эсеров. В германскую войну мы с ним служили в одном полку. Он командовал минно-подрывной командой.

Смягчился Глагзон. Кинул уже ниже тоном:

— Ясно…

Гарусов вынул часы, спохватился:

— Ну, братцы, мне пора обратно. Захвачу пудов шесть. Остальное вывезем днем.

— Куда? — спросил Яков.

— Пока к Филину, в слободу.

Анархисты начали выносить и укладывать в пролетку ящики с динамитом.

— Будя-будя! — остановил их встревоженный Филин. — Лошадь, чай, не трактор-фордзон.

К Гарусову подошел сильно озабоченный Глагзон.

— Захвати в город Барановского.

— А что?

— Да плохо ему… Бьет… Похоже на возвратный.

Везти к себе больного Гарусову никак не улыбалось, но и отказать Глагзону он никак не мог. Потому ответил односложно:

— Давай…

Глагзон помог Барановскому надеть теплую тужурку, нахлобучил ему на голову шапку, сунул в карман наган, усадил в пролетку. Тем временем Филин закидал ящики с динамитом сеном, прикрыл попоной. Заняли свои места братья Гарусовы. Дернул вожжи Филин. Пролетка тронулась с места и развернулась перед дачей в обратный путь…

В прокуренной насквозь комнате дежурного наряда сидели в полной боевой готовности чекисты ударных групп Мартьянова и Лихачева. Курили, перебрасывались малозначащими словами. Солдатским безошибочным чутьем ощущали, что этой ночью им предстоит что-то очень серьезное.

Возле насупленного Лихачева пристроился немолодой уже боец с дежурной, а потому за стены дежурки никогда не выносимой двухрядкой. Негромко наигрывая, мурлыкал частушки:

С пулемета как-то раз

гад аккредитованный

целый час в меня стрелял —

Я ж как заколдованный.

Эх, яблочко, да куды котишься,

в ВЧК попадешь, не воротишься…

Закончить песенную историю, явно навеянную некоторыми подлинными событиями недавнего прошлого, он не успел. Дверь дежурки распахнулась, в помещение вошли Манцев, Мессинг и Мартьянов. Все встали. Василий Николаевич обернулся к Мартьянову:

— Феодосий Яковлевич! Отберите сами нескольких комиссаров в группу захвата.

— Так маловато будет, Василь Николаич!

— Хватит, не жадничайте. Двадцать чоновцев нам выделяют МК и Моссовет, подхватим их на Варварке.

— А мы, товарищ Манцев? — с обидой в голосе выступил вперед Иван Лихачев.

— А тебе, товарищ Лихачев, хватит дел и в городе. Во-первых, надо блокировать извозчичье подворье на Рогожской. Во-вторых, выявились новые конспиративные квартиры. Их надо ликвидировать к утру. Брать всех. Учти, они хорошо вооружены и озлоблены.

— Понял, товарищ Манцев, — Лихачев заметно повеселел, как только понял, что ему и его людям не придется отсиживаться в резерве.

Меж тем Мартьянов уже выкликал:

— Павлов! Дроздов! Фридман Михаил! Чебурашкин! Фридман Илья, это хорошо, что ты подсменился (Илья словно знал, что предстоит операция, с Собачьей площадки после смены отправился не домой отсыпаться, а на Лубянку), Захаров! С оружием на выход и в машину! Остальные в распоряжение товарища Лихачева!

Разобрав карабины, чекисты выбежали на улицу. И вот уже мчится по пустынной Лубянке, затем мимо Политехнического в сторону Варварки грузовой автомобиль. В кузове колышутся на фоне темного неба фигуры вооруженных людей.