Первый и Единственный

— Все нормально, Разок, — успокоил его Каффран. — Иди отсыпайся.

Браг поплелся дальше. Через пару шагов он уже забыл о происшедшем. Только в подсознании осталось, что он провинился перед другом и должен извиниться. Усталость накрыла его с головой.

Тем временем Каффран добрался до третьей соединительной траншеи и склонился перед командирским блиндажом. Дверь закрывали толстый лист поливолокна и несколько слоев противогазовых покрывал. Гвардеец постучал дважды, отодвинул тяжелые занавеси и нырнул внутрь.

В глубокий офицерский блиндаж можно было попасть только по алюминиевой лестнице, закрепленной на стене. Внутренности блиндажа заливали холодным белым светом натриевые горелки. Пол был выложен досками из добротного дерева. Блиндаж даже отличался такими признаками цивилизации, как книжные полки, карты и аромат качественного кофеина.

Первым, кого заметил Каффран, спустившись в офицерскую нору, был Брин Майло, шестнадцатилетний талисман полка, которого Гаунт подобрал во время Основания. Ходили слухи, что комиссар лично спас его из пожарища их родного мира. Благодаря этому Майло стал полковым музыкантом и адъютантом командующего. Каффран недолюбливал его. Молодость и блеск в глазах паренька неуловимо напоминали о потерянной родине. В этом присутствовала своя ирония. Между ними была всего-то пара лет разницы, на Танит они наверняка стали бы друзьями.

Майло сервировал завтрак на небольшом походном столике. Пахло очень аппетитно: яичницей с ветчиной и гренками. Каффран позавидовал комиссару, его высокому положению и доступной ему роскоши.

— Комиссар выспался? — поинтересовался гвардеец.

— Он даже не ложился, — откликнулся Майло. — Всю ночь изучал разведданные орбитального дозора.

Каффран переминался у входа в помещение, сжимая запечатанный пакет с оперативными донесениями. Он был молод и невысок ростом. Черные волосы были коротко пострижены, на виске поселилась татуировка синего дракона.

— Проходи, не стесняйся. Садись.

Сначала Каффран решил, что это сказал Майло, но голос принадлежал самому комиссару. Ибрам Гаунт, на вид бледный и изможденный, выбрался из дальней комнаты блиндажа. На нем были только белая рубашка и форменные черные штаны на тугих подтяжках. Жестом он пригласил Каффрана за столик, а сам устроился на стуле напротив. Помедлив в нерешительности еще мгновение, Каффран все же сел, куда ему указали.

Гаунту было уже за сорок. Высокий, жилистый, с узким, суровым лицом. Каффран искренне восхищался им, изучал историю его сражений на Бальгауте и Формаль Приме, его службу с Восьмым Гирканским, даже его великолепное руководство во время катастрофы на Танит.

Сейчас Гаунт казался Каффрану как никогда уставшим. Но гвардеец всецело доверял руководству этого человека. Если кто и мог искупить вину Призраков, то только Ибрам Гаунт. Он был редким зверем — политический офицер, получивший в командование целый полк и почетное звание полковника.

— Прошу прощения, что отрываю вас от завтрака, комиссар. — Каффран нервно ерзал на стуле, теребя пакет с донесениями.

— Совсем не отрываешь, Каффран. Наоборот, ты пришел как раз вовремя, чтобы составить мне компанию.

Каффран решил, что комиссар шутит, и смешался.

— Я серьезно, — уверил его Гаунт. — Я гляжу, ты проголодался не меньше моего. Могу поспорить, Брин наготовил больше, чем мы оба можем съесть.

Как по сигналу, адъютант поставил перед ними две керамических тарелки с едой. Яичница с ветчиной и упругие, поджаристые ломти пшеничного хлеба. Гаунт уже с удовольствием приступил к еде, а Каффран все глядел в свою тарелку.

— Ешь, не стесняйся. Когда еще отведаешь офицерских харчей, — подбодрил его Гаунт, жадно заглатывая добрую порцию яичницы.

Каффран поднял вилку дрожащей рукой и принялся за еду. Первый раз за шестьдесят дней он ел такую вкуснятину. Она тоже напоминала о прошлом. О тех днях, когда он был помощником инженера на лесопилках погибшей Танит, до Основания, до Потери. О сытном ужине, которым потчевали за длинными столами трапезной последнюю смену.

Потом Майло подал густой горячий кофеин. Пришло время поговорить о делах.

— Ну, что в донесениях этим утром? — начал комиссар.

— Не могу знать, сэр. — Каффран достал запечатанный пакет и положил на стол. — Я их только приношу сюда, что там — не спрашиваю.

Гаунт не спеша дожевал яичницу с ветчиной, сделал изрядный глоток горячего напитка. Наконец он потянулся за пакетом.

Каффран старался не смотреть, как комиссар вскрывает печати на конверте и читает распечатки.

— Всю ночь провел у этой штуки. — Гаунт махнул через плечо на зеленоватое сияние артифицера, устройства тактической связи, вмонтированного в грязную стену блиндажа. — И не получил ничего вразумительного.

Он вытряс из конверта доклады и стал перечитывать их.

— Вам с парнями должно быть интересно, сколько нам торчать в этой дыре, — сказал он. — Признаться, я и сам хотел бы знать. Это война на истощение. Мы здесь можем сидеть месяцами.

Гвардейца к этому времени уже так разморило от тепла и вкусной еды, что Гаунт мог говорить все, что угодно. Например, что маму Каффрана только что убили орки. Он бы не расстроился.

— Сэр? — нарушил его покой голос Майло.

— В чем дело, Брин? — Гаунт оторвал взгляд от бумаг.

— Похоже… это… Похоже, вот-вот начнется атака.

Каффран хохотнул.

— Ты откуда знаешь, что… — начал было он, но комиссар оборвал его.

— Уж не знаю как, но Майло чувствовал каждую атаку заранее. Каждую. Похоже, у него нюх на дождик из снарядов. А может, по молодости слух острый. — Гаунт криво ухмыльнулся Каффрану. — Как, хочешь поспорить?

Гвардеец собирался ответить, когда до него донесся вой первых снарядов.

Гаунт сорвался с места, попутно перевернув стол. Каффран тоже вскочил, реагируя скорее на это внезапное движение, чем на свист падающих бомб. Гаунт тем временем пытался вытащить свой пистолет из кобуры, висевшей на крючке возле лестницы. У стеллажа с книгами стояла полевая вокс-рация. Комиссар подхватил трубку.

— Гаунт — всем подразделениям! Боевая тревога! К оружию! Нас атакуют!

Каффран не ждал других команд. Когда лавина снарядов накрыла траншеи, он уже поднялся по лестнице и продрался через противогазовые накидки. За спиной взлетали фонтаны земли. Узкая траншея полнилась криками и суетой гвардейцев. Один из снарядов прошел совсем низко над головами и взорвался за траншеей, оставив воронку размером с десантный челнок. Каффрана окатило грязью с ног до головы. Он вытянул лазган из-за спины и скользнул к брустверу. На позициях царили паника и полная неразбериха. Гвардейцы с криками бежали кто куда.

Что же творится? Может быть, это и есть конец затянувшейся войны, в жернова которой их затянуло? Каффран осторожно приподнялся над краем траншеи, чтобы посмотреть на ничейную землю, на вражеские позиции, которые он наблюдал последние шесть месяцев. Но не увидел ничего, кроме дыма и грязи.

Послышались треск лазерного огня и чьи-то вопли. Снаряды все падали. Один из них разорвался прямо в центре ближайшего хода сообщения. И вопли стали куда ближе и реальнее. Хлынувший затем дождь состоял уже не из грязи и воды, а из кусков человеческой плоти.

Каффран выругался и стер кровавые ошметки с прицела лазгана. Позади грянул мощный голос, эхом заметавшийся по траншеям. Казалось, даже деревянные настилы вздрагивали от его силы. Гвардеец оглянулся как раз в тот момент, когда комиссар Гаунт покинул свой блиндаж.

Теперь на нем была его черная униформа и фуражка, ветер трепал камуфляжный плащ его полка. На лице застыла гримаса ярости. В одной руке болт-пистолет, в другой — ревущий меч. Вращающиеся зубья рвут утренний воздух.

— За Танит! Пришло время дать им бой! Держите линию! Пока они не переберутся через насыпь — огонь не открывать!

Душу Каффрана охватило ликование. Комиссар рядом, а значит, они победят, несмотря ни на что. Внезапно мир опрокинулся, мощный удар поднял в воздух грязь. На секунду Каффрану показалось, что его душа покинула тело.