Орел-завоеватель

— О, командир! — неожиданно рассмеялся Вителлий. — Взгляни!

Голый дикарь поплатился наконец за свою дерзость. Сейчас он сидел на берегу, пытаясь вытащить пробившую ему бедро стрелу. Судя по тому, как щедро взбитая грязь вокруг него была залита кровью, стрела рассекла главную артерию. Впрочем, ему не было суждено истечь кровью. В следующее мгновение еще одна стрела угодила ему в лицо, сбив шлем, разнеся голову на окровавленные ошметки и отшвырнув остальное назад.

— Хорошо! — кивнул командующий. — Наглецу поделом, а флотские дуралеи, может быть, этим удовлетворятся и займутся наконец делом. Трибун, наступило время главного штурма. Тебе не мешало бы раздобыть у кого-нибудь щит.

— Щит, командир?

— Мне нужен на том берегу кто-нибудь из штабных. Будешь моими глазами. Пойдешь с первой волной атакующих и выяснишь, как там с ландшафтом. Рельеф, характер почвы, естественные укрытия… короче, все, что может пригодиться для повторного штурма. Когда вернешься, я изучу твой отчет.

«Если вернусь», — с горечью подумал Вителлий, живо представив себе, что за задача стоит перед Девятым. Там будет горячо… чересчур горячо. Даже если он уцелеет, нельзя исключать возможность ранения, причем настолько обезображивающего, что люди будут прятать глаза. Сохранность собственной привлекательности чрезвычайно заботила трибуна, не только амбициозного, но и желавшего всеобщего восхищения почти столь же страстно, как и власти. Он вдруг подумал, а нельзя ли уговорить командующего послать за реку кого-нибудь другого, кого не так жалко, но, подняв глаза и поймав внимательный взгляд Плавта, не решился что-либо возразить.

— Не мешкай, трибун. Отправляйся.

— Есть, командир.

Вителлий отсалютовал и, позаимствовав щит у одного из телохранителей Плавта, направился к двум когортам Девятого легиона, избранным для начальной атаки. Остальные восемь когорт рассаживались на сбегавшей к реке и изрядно вытоптанной траве.

Отсюда им будет видно, как разворачивается сражение, и, когда придет время, они во всю глотку станут поддерживать своих товарищей криками. Главным образом из чувства самосохранения, ибо, если первая атака захлебнется, придет, и довольно скоро, их черед схватиться с бриттами. Вителлий невозмутимо прокладывал себе путь к четким шеренгам первой когорты — лучшему подразделению легиона, которому поручались самые опасные и ответственные задания. Более девяти сотен человек стояли по стойке «смирно», уперши в землю копья и молча глядя за реку, где их поджидала смерть.

Легат Девятого, Хосидий Гета, стоял непосредственно позади первой центурии. Сбоку от него возвышался главный центурион легиона, а позади, вокруг штандарта, плотно сгрудилась охрана орла.

— Добрый денек, Вителлий, — приветствовал трибуна Гета. — Ты, никак, собрался с нами?

— Так и есть, командир. Командующий хочет, чтобы кто-то по ходу наступления изучил местность и составил отчет.

— Хорошая мысль. Постараемся сделать все возможное, чтобы ты смог предоставить ему такой отчет.

— Безмерно благодарю, командир.

В голосе трибуна прозвучала неприкрытая ирония, но легат, как человек, имевший безукоризненное воспитание, предпочел оставить ее без внимания. Да и некогда было отвлекаться на мелочи — труба пропела сигнал приготовиться, а затем, после короткой паузы, и сигнал к наступлению.

— Это нам. — Легат кивнул главному центуриону, застегнул ремешок пышно украшенного шлема и набрал воздуху в грудь, чтобы выкрикнуть: — Первой когорте приготовиться к наступлению! — А потом, после паузы в три удара сердца: — Вперед!

Главный центурион повторил приказ, и когорта (слегка колеблющаяся масса бронзовых шлемов, щитов, позвякивающих кольчуг и сверкающих наконечников копий) шеренга за шеренгой двинулась, топча траву и прибрежную гальку, к реке. Вителлий шел непосредственно за легатом, стараясь держаться поближе к охране орла. И совсем скоро оказался в бурой, взбаламученной первой центурией воде. Справа от него, шагах в пятидесяти, возвышалась казавшаяся огромной плавучей крепостью трирема. Снизу ему хорошо были видны лица палубных артиллеристов, прикрывавших наступление стрельбой из метательных машин. Стук и щелканье посылаемых на тот берег посредством катапульт и баллист камней и стрел были отчетливо слышны даже сквозь плеск воды, растревоженной множеством ног.

Вода быстро поднялась до бедер, и Вителлий, в тревоге всмотревшись вперед, увидел, что пройдено менее трети пути. Между тем по мере возрастания глубины продвижение все замедлялось, и самые передние ряды уже утратили стройность, разбиваясь на группки. Центурионам подразделений, маршировавших следом, пришлось сбавить темп. Однако при всем этом когорта не остановилась, и, когда вода дошла уже до середины груди, Вителлий понял, что до дальнего берега, на котором их ждали оборонительные сооружения и укрывшиеся за ними бритты, осталось не больше полусотни шагов.

И тут впереди раздался резкий крик, и движение застопорилось. Авангард форсирующих реку легионеров наткнулся на ряды вбитых в дно заостренных кольев.

— Рассредоточиться! — проорал во всю глотку главный центурион. — Строя не держать, скопом не переть, беречься этих хреновых кольев! Нащупаешь такой — выдергивай и осторожненько двигай дальше.

Приказ поняли, но продвижение при этом замедлилось еще более. Люди нащупывали в воде колья и собирались по двое, по трое, чтобы их выдернуть. Не обошлось без травм. Получивших повреждения, передавая с рук на руки, отправляли в тыл. Наконец путь был расчищен — и движение возобновилось. К тому времени, когда задние подразделения проходили проделанную в донных заграждениях брешь, первая центурия уже выбралась из реки и строилась на глинистом берегу.

Гета обернулся к Вителлию и с ухмылкой сказал:

— Боюсь, будет жарко, так что подними щит!

Стук машин и свист летящих метательных снарядов стих: триремы прекратили стрельбу, ибо камни и стрелы уже пролетали над самыми головами наступающих пехотинцев. Но едва обстрел прекратился, за земляными валами бриттов зазвучали рога и послышались воинственные кличи. Всюду вдоль гребня за частоколом варвары поднимались и готовились встретить атакующих римлян. Потом воздух наполнился странным свистом, и спустя пару мгновений британские пращники обрушили на римлян град камней и свинцовых шаров. Легионеры первой шеренги, не успевшие прикрыться щитами, попадали наземь. Вителлий вскинул свой щит вовремя, но удар пущенного из пращи снаряда оказался столь сильным, что его левая рука онемела. Быстро оглядевшись по сторонам, он увидел, что первая когорта припала к земле, стараясь по возможности прикрыться от обстрела. Однако удавалось ей это плохо, поскольку изогнутая линия вражеских укреплений позволяла бриттам бомбить наступающих с трех сторон. Тем временем из реки уже выходила на берег вторая когорта, а это означало, что, если не предпринять что-то решительное (и немедля!), перед британским валом столпится плотная масса людей, легко уязвимая для варварских пращников.

Гета, сидевший на корточках рядом с Вителлием, проверил ремешок на шлеме и, прикрываясь щитом, встал на ноги.

— Первая когорта! Строиться по центуриям «черепахой».

Продублированный луженой глоткой главного центуриона и повторенный центурионами приказ был немедленно принят к исполнению. Люди поняли, что «черепаха» является для них наилучшим шансом уцелеть под обстрелом, и быстро сбились в плотные группы, прикрытые, словно черепашьим панцирем, поднятыми над головами и перекрывающими друг друга щитами. Отделение, состоявшее при орле, укрылось за щитами телохранителей Геты, откуда Вителлий мог наблюдать, как «черепахи» под непрекращающимся, но теперь уже далеко не столь эффективным обстрелом ползут к земляным валам. По мере того как очередные центурии выбирались на берег, им отдавался тот же приказ, и каждое подразделение направлялось к выделенному для него участку вражеской обороны. Разумеется, несмотря на все принятые меры, римляне несли потери. Пространство между рекой и укреплениями было усеяно убитыми и ранеными. Это нагнало на Вителлия страху, но вместе с тем его охватило какое-то болезненное возбуждение. Первая когорта добралась до внешнего рва и медленно, стараясь не утратить единства в рядах, стала через него перебираться.