Страница 20 из 34
— Гвардейских офицеров перевести из гвардии в армию, а моряку за донос дать в награду дополнительное жалованье с записью в формуляре, за что именно он эту награду получил.
На маневрах в Красном Селе Николай I, окруженный свитой и дипломатическим корпусом, громким голосом подал команду войскам, но правый фланг почему-то замешкался и не выполнил ее. Царь изменился в лице и вызвал к себе генерала, управлявшего флангом: «Что у вас случилось, генерал?» Тот, побледнев, объяснил, что недослышал команды. Николай смягчился и сказал спокойно, но твердо: «Стыдно, генерал. Тогда как мой голос слышит вся Европа, его не слышит мой собственный правый фланг». Отпустив генерала, Николай снова подал команду, и на этот раз ее исполнили все.
При Николае I в гвардии служил бравый офицер и большой повеса К. Я. Булгаков. Из анекдотов о нем дошел такой. Великий князь Михаил Павлович, будучи шефом гвардейского корпуса, позаботился о единообразии военной формы и отдал приказ, определявший длину офицерского сюртука. При этом рост из внимания был упущен. Низкорослый Булгаков, сшив у портного сюртук с полами, достигающими икр, вышел в нем на Невский и, поджидая Михаила Павловича, стал прогуливаться под смех и недоумение прохожих. Наконец появился великий князь, который вначале остолбенел от удивления, а затем велел Булгакову отправляться на гауптвахту. «Ваше высочество, вы неправы»,— возразил довольный Булгаков и предъявил великому князю пресловутый приказ. Рассудив, в чем вышла ошибка, Михаил Павлович крякнул и отправил Булгакова к командиру корпуса с тем, чтобы тот сделал необходимое уточнение в приказе.
Генерал X. Бенкендорф (отец знаменитого шефа жандармов) отличался большой рассеянностью. Проезжая через какой-то город, он зашел на почту спросить, нет ли корреспонденции на его имя. Но вопрос почтмейстера, как его фамилия, застал Бенкендорфа врасплох, и, отчаявшись вспомнить ее, он ушел, обещав зайти позже. На улице генерала приветствовал знакомый: «Мое почтение, господин Бенкендорф». «Да, да, именно Бенкендорф»,— обрадовался генерал и побежал обратно на почту.
Продолжателем традиций князя Цицианова на Кавказе был генерал А. П. Ермолов. Много сил он положил, чтобы сделать горцев союзниками России, найти с ними общий язык. Угрожал и уговаривал, карал и прощал, действовал как искусный дипломат. Его ближайший сподвижник генерал Мадатов как-то спросил главнокомандующего:
— Алексей Петрович, что означает выражение «яшка», которое вы любите употреблять?
— По-нашему, это плут, хитрец.
— А, понятно,— подхватил Мадатов,— это то, что у горцев называется «Алексей Петрович».
ГЕНЕРАЛ ОТ ИНФАНТЕРИИ, ГЕНЕРАЛ ОТ АРТИЛЛЕРИИ
Ермолов Алексей Петрович
1777—1861
Видный военный и государственный деятель эпохи Александра I и Николая I. Участник войн с Наполеоном 1805—1807 гг. В Отечественную войну 1812 г.— начальник штаба 1-й армии, в 1813—1814 гг.— командир дивизии и корпуса. С 1816 г.— командир Кавказского корпуса и главнокомандующий в Грузии, руководил русскими войсками в начале Кавказской войны 1817—1864 гг., обустраивал присоединенные земли. За сочувствие декабристам в 1827 г. уволен в отставку.
Будучи главнокомандующим русскими войсками на Кавказе, Ермолов проявлял себя требовательным отцом-командиром. Один полковой старшина не любил ночью проверять свои караулы, предпочитая спать. Узнав об этом, Ермолов сделал ему предупреждение, но тот ночью по привычке завалился спать. Генерал прошелся к его палатке, нащупал в темноте лентяя и отстегал плеткой, после чего вернулся к себе. Через пять минут напуганный до смерти старшина был уже на постах. Утром Ермолов встретил его и добродушно сказал: «А у тебя, брат, денщик-то шалит. Я думал тебя застать ночью в палатке, а он на твоей постели устроился. Ты за ним смотри, не давай баловать!»
Генерал В. Мадатов прославился на Кавказе своей суровой требовательностью, гибким умом, знанием нравов и обычаев горских народов. В 1820—1825 гг. он так умело вел дела в порученных ему для управления ханствах, что сложилась пословица: «Женщина в Карабахе может ходить безопасно с блюдом золота на голове».
Как боевой генерал Мадатов особенно отличился в русско-персидскую войну 1826—1828 гг. Имя этого доблестного генерала воодушевляло русских солдат и страшило их врагов. Когда персы направляли на него огонь, ему говорили: «Вас видят, в вас метят», он отвечал: «Тем лучше, что меня видят, скорее убегут».
В 1820-х гг. Оренбургским генерал-губернатором и командиром Оренбургского корпуса был князь Волконский, человек преклонного возраста. Когда он получил пенсию и готовился уезжать в Петербург, то собрал свое башкиро-мещерякское войско и обратился к нему со словами:
— Прощайте, ребята. Я послужил с вами России довольно. Теперь уезжаю, царь требует меня к себе.
— Ну, прощай, бачка, ваше сиятельство,— добродушно отвечали башкиры,— что же, пора, пора. Стара стала, глупа стала, ум кончал.
Неожиданно для многих великий князь Константин Павлович, наместник в Польше, неодобрительно отнесся к началу русско-турецкой войны 1828— 1829 гг. Он считал, что Россию в эту войну втянули Англия и Франция (которые, по его мнению, вредили ему и в Польше), и писал из Варшавы своему брату, царю Николаю: «Эта война лишь дело либерализма. По моему разумению, не с Востока можем мы ожидать зла, но с Запада, из этого очага всяких возмутительных мыслей».
В 1831 г. стало неспокойно и в Польше: там вспыхнуло восстание.
В начале русско-турецкой войны 1828—1829 гг. главнокомандующим русской армией был фельдмаршал П. Витгенштейн («спаситель Петербурга» в 1812 году). Николай I не жаловал фельдмаршала и унизил Витгенштейна, приставив к нему для контроля начальника Главного штаба его императорского величества генерала И. И. Дибича. Николай писал Дибичу, однажды заболевшему: «Вообще глупость и беспечность фельдмаршала проглядывают во всем, и ваша болезнь, любезный друг, открыла ему совершенный простор для полного обнаружения своей неспособности».
Вскоре растерявшегося от недоверия царя Витгенштейна на посту главнокомандующего сменил Дибич.
Николай I очень тревожился за исход русско-турецкой войны 1828—1829 гг. Когда армия И. Дибича (Забалканского) стала одерживать долгожданные победы и, наконец, разгромила турецкую армию, он ликовал и в восторге писал Дибичу: «Я не могу начать мое послание, как, возблагодарив Бога, сказать вам: bravo, bravo, bravo! Положение ваше достойно главнокомандующего русской армии, стоящей у ворот Константинополя. В военном отношении оно баснословно. После этого остается только сказать: велик Бог русский и спасибо Забалканскому!»