Страница 36 из 41
Его взяли на хуторе прямо у операционного стола, в то время как он заканчивал операцию по ампутации ноги артисту фронтовой бригады…
Накрапывал дождь. Балтийский ветер, словно стараясь помочь пленным, дул в спину. Они шли, опустив головы.
Промокшие, облепленные грязью ботинки с трудом отрывались от земли. Рядом с Бондаренко шли его коллеги-врачи и раненые из их госпиталя. Лица у всех осунувшиеся, давно не бритые. Грязные бинты, бурые от запекшейся крови. Дорога круто поворачивала на север. Что ждет пленных впереди? Новые побои, издевательства, смерть?
Ветер гнал тучи. Болела спина после ночлега на промерзшей земле, болели натруженные ноги, но еще хуже было на душе. И вдруг возглас соседа:
— Василий Исидорович, смотри-ка!
Мокрые сосны окружают дорогу. Дождинки висят на иглах, ползут по уцелевшим проводам вдоль шоссе. Чему радуется товарищ? Начальник госпиталя смотрит вперед. За спинами конвоиров расступаются деревья, видно большое поле, а на нем новенькие, вырубленные с немецкой точностью стандартные березовые кресты. И стоят они ровными шеренгами, как солдаты на параде. Их много на этом политом кровью полуострове Сырве. Видно, немало пришлось потрудиться похоронной команде, чтобы вырыть столько могил, а потом выровнять эти кресты.
— Вот это да! — произносит кто-то.
Значит, не зря дрались они здесь до последнего патрона.
Вражеское кладбище раскрывалось перед бойцами. Оно росло, ширилось. И от этой картины нестройная колонна пленных приободрилась, бойцы своими глазами увидели результаты боев. Они подняли головы. И даже раненые стараются идти в ногу.
Балтийский ветер разорвал тучи. Октябрьские лучи осветили вражье кладбище у поселка Сальме.
Запомните эту картину, люди! Она поможет вам в неравной борьбе за колючей проволокой.
Эшелоны с пленными моонзундцами уходили в лагеря под Ригу, в Вилянди, Саласпилс. Но, пожалуй, больше всего их отправляли в Валгу.
В числе тех, кто оказался в Валге, был и капитан Стебель. Рассказывали, что немцы длительное время разыскивали командира 315-й батареи, так сильно насолившей им. Когда его опознали, капитана схватили. Стебель вырвал руку, вышел из строя и пошел к яме, у которой стояло несколько босых людей, ожидавших расстрела. Капитан тяжело опустился на землю, стал стаскивать сапог.
Подбежал немецкий офицер, затряс головой. Что-то приказал солдатам. Они увели Стебеля, а вечером он вернулся в барак к товарищам и сообщил, что его уговаривали вернуться на батарею, восстановить ее. Обещали в помощь собрать всех пленных артиллеристов с 315-й. Когда он отказался, фашисты стали агитировать Стебеля принять новую батарею на Ла-Манше. Сулили чины, ордена, высокий оклад. И это предложение капитан отверг. Тогда с допросов его стали приводить окровавленного, избитого. Товарищи рассказывали, что, вернувшись с одного из допросов, Стебель сказал: «Фрицы хотят нашу батарею восстановить. Пусть попробуют, для этого им придется перекачать все Балтийское море». Это были не просто красивые слова. Когда в 1944 году советские части освободили острова и попытались осушить затопленные помещения 315-й, им удалось это сделать с большим трудом, лишь после того как водолаз обнаружил отверстия, через которые на батарею поступала морская вода.
С именем Стебеля в Валге связывают попытку массового побега военнопленных. Произошло это в конце 1941 года. Вот как вспоминает об этом сержант 39-го артиллерийского полка с Сааремаа Н. М. Зорин: «Говорили, что пленными во время побега будет руководить капитан Стебель. Мы должны были сломать ворота, преодолеть проволоку и уйти в лес партизанить. Но кто-то нас выдал и предупредил немцев. Сигнала начать побег не последовало, а к утру лагерь был окружен войсками, и обер-полицай крикнул:
— Кто хочет свободы — выходи!».
Об этом же факте рассказывали артиллеристы с Хийумаа А. И. Быков, сапер Д. М. Сонин, красноармеец 34-го инженерного батальона Ф. К. Попов и некоторые другие…
Рассказывали и такое, будто бы капитан Стебель пошел в украинский националистический батальон. Многие этому не верили. Однако это было так. Инженеру-механику К. К. Роговцеву удалось тогда встретиться со Стебелем.
— Александр Моисеевич, как же ты мог? Солдат должен умирать с оружием.
— Ну и умирай, коли тебе пришла охота.
Об этом разговоре Роговцев рассказал товарищам, но те встали на защиту Стебеля.
— Ты его не трогай. Стебель знает, что делает.
У капитана Стебеля были вполне определенные планы. С оружием в руках он хотел перейти на сторону Красной Армии. Дальнейшие события подтвердили это. Но Стебель, видимо, оказался плохим конспиратором, и очень скоро его, избитого, чуть живого, бросили в карцер, а затем отправили по фашистским тюрьмам. Сейчас трудно определить, в какой из них погиб отважный балтиец. Разные люди называют различные места в Прибалтике. Гидрограф Т. М. Кудинов слышал от товарищей, что Стебеля видели в одной из тюрем Риги, видели опухшего, отечного, но не сломленного. Его рассказ дополняет командир роты с Сааремаа А. Н. Борисов: «Стебеля гитлеровцы замучили в рижской тюрьме. Капитан Стебель был волевым и боевым командиром. Не ошибусь, если скажу, что мы могли так долго продержаться на Ирбене только благодаря поддержке его батареи. Это был стойкий патриот Родины. Ни голод, ни пытки в плену не сломили его воли, не поколебали уверенности в деле партии, в деле своего народа».
После войны семья Стебеля, проживающая на Украине, получила письмо из Алма-Аты от жены врача с 315-й батареи Клавдии Лохиной. Ее муж находился со Стебелем в одной тюрьме и просил передать семье своего бывшего командира, что Александр Моисеевич погиб как настоящий герой, патриот своей Родины. К сожалению, сам Лохин скоро умер, и узнать от него подробности и место смерти командира 315-й батареи не удалось.
Интересно отметить, что популярность балтийского командира батареи была столь велика, что через сорок лет после тех событий о нем до сих пор помнят и пишут балтийцы, даже те, кто не служил с ним и ни разу его не видел. Почти в каждом письме о защитниках Сааремаа непременно найдется упоминание о командире 315-й. И все-таки как погиб этот балтиец, в какой из тюрем, кто из товарищей с ним находился до последнего дня — этого мы пока не знаем.
Справедливо говорят: «Война — разлучница». Значительно реже она соединяла людей. Именно так получилось у сапера Григория Андреевича Егорычева, получившего в первые дни боев звание младшего лейтенанта. Когда вместе с товарищами по саперной роте ему не удалось переправиться на рыбачьей лодке на латвийский берег и он оказался близ хутора, где жила его невеста Людмила, он решил зайти попрощаться с девушкой. Егорычев сказал ей о том, что собирается уходить с острова, и попросил достать гражданскую одежду. Людмила полезла в шкаф. Ее мать Алидия Юхановна Побус молча наблюдала за дочерью. Младшему лейтенанту показалось, что она недовольна его возвращением. Но женщина вдруг твердо сказала:
— Куда ты пойдешь, сынок, оставайся в нашем доме, укроем. А, уж придется погибать — так всем вместе.
Какой радостью осветилось лицо девушки.
Только позднее Егорычев узнал, сколько воспоминаний всколыхнул у Алидии Юхановны его внезапный приход…
Григорий Егорычев остался в маленьком доме близ пристани Мынту. Его поместили на сеновале. И вот однажды долгим зимним вечером Егорычев услышал о другом балтийском моряке, укрывавшемся в этом доме.
Было это в 1917-м. То, что стало для большинства советских людей далекой историей, врезалось в память эстонской женщины Алидии Юхановны.
В Петрограде прогнали царя. Продолжалась война с немцами. На Эзеле русские артиллеристы строили береговые батареи, готовились к отражению вражеского десанта. Говорили о сдаче немцам Риги, о готовящемся прорыве флота кайзера в Финский залив для захвата Петрограда.
А для Алидии 1917 год был годом молодости, годом первой любви. С тех пор как на Церель пришли русские войска, в небольшой дом с молодым яблоневым садом, где жила девушка, ворвалась новая жизнь. И хотя девушка была далека от политики, она с интересом слушала разговоры балтийцев о том, что происходит в России, о Ленине.