Страница 34 из 41
В это время на мостик взбежал радист:
— Есть связь с базой!
Гончарук приказал:
— Передайте: «Вступаю в бой с шестью вражескими катерами. Имею убитых и раненых. Лехтма занята противником».
О предстоящем бое младший лейтенант успел предупредить мотористов.
Катера противника приближались строем фронта. МО-239 стремительно шел на сближение с ними. Гончарук решил прорезать середину вражеского строя. С правого фашистского катера взлетела ракета. Сейчас же нити трасс понеслись навстречу «морскому охотнику».
— Поставить дымзавесу!
У пирса молодой офицер в пылу боя забыл о дымовых шашках. Сейчас он чувствовал себя уверенней, так же как точнее и увереннее действовал весь комсомольский экипаж МО-239.
Молочно-белый хвост, подхваченный ветром, пополз за катером. Советские моряки сосредоточили огонь на головном фашистском катере. Кипела вода вокруг «охотника». Воздух был наполнен свистом пуль и надсадным воем осколков. МО-239 несколько раз встряхнуло, но хода он не сбавил. Мотористы во главе с воентехником 2-го ранга К. И. Смирновым и старшиной группы мотористов С. П. Кулагиным оказались на высоте положения.
Прорезав строй, МО-239 стремительно разошелся с катерами противника. Зная, что фашисты непременно будут продолжать преследование, Гончарук положил МО-239 на обратный курс. Фашисты тоже повернули «все вдруг». Только теперь их три катера были скрыты за дымовой завесой и не могли вести огня, не рискуя нанести повреждения своим.
Снова на полном ходу МО-239 полетел навстречу противнику. Младший лейтенант решил повторить удавшийся маневр: прорезать строй фашистов, отсечь дымовой завесой один катер и на нем сосредоточить огонь.
Опять как на рытвинах подбрасывало «охотник». Снова звенели стекла разбитых иллюминаторов, пули решетили борта, стонали раненые. Но советским морякам блестяще удалось осуществить свой план: они отделили фашистского флагмана, и метрах в ста от МО-239 он взлетел на воздух. «Ура!» — прокатилось на катере.
Прорезав свою дымовую завесу, «охотник» снова устремился на противника. Еще один фашистский катер погрузился в воды Балтики. Третий от полученных повреждений потерял ход, на нем вспыхнул пожар. Не пытаясь больше продолжать бой, фашистские катера начали отход.
Между тем спускались сумерки. Посланные с Ханко наши самолеты не нашли МО-239. Они заметили только четыре катера противника, отходивших к Хиуймаа.
После боя Гончарук осмотрел катер. Из трех моторов в строю остался только один. Через многочисленные пробоины, наскоро заделанные пробками, поступала вода. Вышли из строя все компасы, исковеркан прожектор, едва держалась мачта.
Весь личный состав храбро вел себя в этом бою. Но подлинными героями были командиры отделений носового и кормового орудий старшины 1-й статьи Петр Черных, Александр Подлевский и краснофлотец-пулеметчик Василий Андруцкий. При всем личном составе Гончарук на верхней палубе расцеловал отличившихся.
Но и на этом испытания личного состава «охотника» не закончились. Предстоял переход в базу. А как это сделать без навигационных приборов, с окончательно выведенной из строя рацией, под одним мотором, с личным составом, среди которого было много раненых?
Как вспоминает Семен Григорьевич Гончарук, переход к Ханко в таких условиях был ничуть не легче самого боя. Стемнело, маяки не горели. Контуженный в бою молодой командир больше всего боялся вылететь на камни где-нибудь у финского берега и оказаться в плену.
Но советским морякам не в первый раз приходилось выходить победителями из трудных положений. Выдержали они и это испытание. Мотористы, возглавляемые Смирновым и Кулагиным, ввели в строй сперва один, а потом второй мотор. Поврежденный катер, зарываясь на волне, медленно направился в свою базу.
Ночью МО-239 вошел на рейд Ханко, донес о бое и о своих потерях и попросил оказать помощь. К пирсу «морской охотник» подвели на буксире.
На следующий день, когда осматривали катер, обнаружили большое число пробоин. Неравный бой МО-239 с шестью фашистскими катерами — это подвиг не только артиллеристов и пулеметчика «охотника». Это была победа всего комсомольского экипажа катера МО-239.
Большую помощь в обороне острова Хийумаа и, в частности, в обороне Тахкуны оказала 180-миллиметровая башенная батарея капитана А. А. Никифорова.
Когда фашисты высадились на остров, батарея вела огонь сокращенными расчетами. Многие уже сражались на сухопутном фронте. Каждому артиллеристу приходилось управляться за двоих.
20 октября к 316-й батарее отошли все оставшиеся на полуострове. Бой на главной линии обороны продолжали отдельные окруженные доты. Рассказывают, что, когда капитану Никифорову было предложено эвакуироваться, он ответил: «Командир уходит последним».
Как вспоминает артиллерист Н. П. Кузьмин, в 20-х числах октября комсомольцы решили провести последнее комсомольское собрание. На него собралось немало бойцов из других подразделений, воевавших в районе батареи. Собрание состоялось близ командного пункта.
Где-то недалеко громыхало, клубился песок, поднятый взрывами бомб, над верхушками деревьев ползли рваные осенние тучи, а здесь защитники острова в последний раз собрались вместе. Было их около ста человек. Поручили вести собрание Курочкину.
На повестке дня стоял один вопрос: «Положение на острове Даго». Речей не говорили. На собрании решили — держаться до последнего! Если катера с Ханко для эвакуации ночью не придут — уцелевшим прорываться в глубь острова.
Кто-то предложил написать клятву. На КП нашли лист бумаги, развели высохшие чернила, единогласно приняли текст, который по поручению товарищей подписали Курочкин, Орлов, Конкин {14}. Бумагу вложили в бутылку и надежно заткнули пробкой.
А потом был последний бой. Подробности о нем рассказал мне А. И. Быков:
«Капитан Никифоров дал приказ заложить взрывчатку в подбашенное отделение.
Часть товарищей вела бой на дороге с мотоциклистами. Другая оставалась на самой батарее. Мы сражались врукопашную с немцами в подземном тоннеле, который вел к башне. Дрались всю ночь. Кровь от убитых немцев темнела на цементном полу. Часов в шесть через запасные выходы мы вырвались из башни. Фашисты бросились в нее. В это время сержант Иванов и еще кто-то взорвали башню. Взрыв задержал фашистов. Мы, человек 25–30, отошли к маяку Тахкуна.
Часть батарейцев гитлеровцам удалось прижать к морю. Оказались в этой группе Курочкин, Орлов, Антонов, Питерский, Веркин, Апполонов, Кузьмин и еще несколько человек. Восточнее маяка их окружили. Батарейцы решили прорываться в лес. С криком «ура!» в штыки бросились балтийцы на врага. Их поддержал единственный пулемет Антонова. Но недалеко удалось пробиться морякам. Заградительный огонь вырос у них на пути. Близкий разрыв мины швырнул Кузьмина на землю. Очнулся артиллерист за колючей проволокой. Вместе с ним были ранены Апполонов и Питерский. О судьбе остальных товарищей они ничего не знали».
Недалеко от 316-й батареи над лесистым северным берегом острова Хийумаа возвышается белая чугунная башня маяка. Почти 100 лет огонь Тахкунского маяка светил балтийцам, помогал взять верный курс. Но в 1941 году, когда мощный луч погас и толстые маячные линзы надолго закрыли темными шторами, ярче маяка осветил весь полуостров Тахкуна подвиг балтийцев.
Катера и мотоботы с Ханко направлялись сюда, чтобы с этого последнего, еще не занятого фашистами клочка советской земли снять оставшийся гарнизон. Побережье в районе маяка каменистое, близко к берегу подойти невозможно. Добираться до катеров и мотоботов приходилось на рыбацких лодках.
Штормовое море в ярости вздымало в небо столбы брызг над гранитными валунами. Частенько среди катеров вставали всплески разрывов. Это фашистская артиллерия била с берега.
Здесь, у маяка, артиллеристы 44-й батареи последний раз видели своего командира Михаила Катаева. Передав комиссару батареи свой комсомольский билет и удостоверение личности, он сказал:
14
Фотокопия клятвы опубликована во втором томе «Истории Великой Отечественной войны».