Есть так держать!

Тот сначала испуганно замер на месте, потом злобно выругался, схватил Витю за волосы, пробежал пальцами по его лицу и прошипел:

— Щенок!

И от этого шипения, от того что русское слово прозвучало с чужим акцентом, в душе Вити поднялось какое-то новое, неведомое чувство. Как живые, встали перед глазами мать и отец, потом они исчезли. Осталось только желание держать за ногу этого человека, который рвет его волосы, держать и не пускать, кусать его, царапать.

Витя закричал. Это был не крик о помощи. Кричал он потому, что чувствовал свое бессилие перед врагом, кричал потому, что ненавидел его и боялся выпустить.

Потной, липкой ладонью человек зажал Вите рот и сильно ударил его кулаком по голове. Голова мотнулась, перед глазами замелькали разноцветные искорки, но Витя не разжал рук, а еще плотнее прильнул к пахнущей рыбой штанине, стараясь уберечь лицо от нового удара.

Внезапно ракетчик вскрикнул, ударил кого-то другого, метнулся к кустам, но упал. Витя почувствовал, что рядом с ним повисли на незнакомце товарищи, такие же упрямые и злые, как он сам.

Ракетчик быстро поднялся, несколькими сильными ударами расшвырял ребят, но в это время прозвучал знакомый голос:

— Стой! Руки вверх!

— Николай Петрович! Я здесь! — крикнул Витя, вскочил на ноги, но в тот же момент почувствовал, как что-то тяжелое опустилось на голову. Стало темно и удивительно тихо. Витя разжал руки и упал на землю. Он не слышал выстрелов, не видел, как из кустов выскочили матросы, набросились на ракетчика и повалили его.

Очнулся Витя уже на кровати.

Бревенчатые стены домика кажутся розовыми, дрожащими от отблесков горящей нефти. Даже здесь слышен вой огня. У стола сидят Курбатов, Данилыч, Коля и Ваня с завязанной головой. Ваня всхлипывает и рукавом рубахи размазывает кровь, идущую из носа. Немного в сторонке стоят матросы. Они хмуро смотрят на человека, сидящего у печки. Его Витя видит впервые. Кто он? Зачем здесь? Ах, это тот, из-за которого горит баржа и так болит голова. Вите хочется получше рассмотреть его, и он повернулся, но тут же застонал от боли. Курбатов быстро подошел к кровати, зачем-то взял Витю за руку повыше кисти и спросил, взглянув ему в глаза:

— Лучше, Витя?

Глаза у Василия Николаевича ласковые и грустные. Витя кивнул, открыл было рот, чтобы рассказать о случившемся, но Василий Николаевич остановил его:

— Все знаю. Спи, а утром поговорим.

И Вите вдруг очень захотелось спать, глаза сами собой закрылись, и исчезли комната, ракетчик, матросы, Ваня и Коля…

Курбатов постоял немного над мальчиком и вернулся к столу. Много событий произошло за одну ночь: баржа с нефтью, ракетчик, ребята, Петрович.

…После той ночи, когда над рекой впервые взвилась ракета, Николай Петрович вместе с матросами осмотрел берег. Они долго искали следы шпиона, в конце концов выследили его, устроили засаду, но тут в ход операции вмешались ребята. Они чуть-чуть все не сорвали: встревоженный их появлением, ракетчик наверняка ушел бы с насиженного места, и его пришлось бы искать снова.

Услышав крик ребят, Николай Петрович и матросы побежали на помощь. Еще мгновение — и, разделавшись с ребятами, ракетчик исчез бы в лесу, но моряки подоспели вовремя. Только Николай Петрович, который раньше всех бросился к ребятам, сейчас раненый лежит на катере. Ракетчик выстрелил ему в живот…

От Коли, который пострадал меньше всех, Василий Николаевич узнал подробности. Чем больше думал Курбатов над тем, что произошло, тем больше убеждался в том, что главная доля вины лежит на нем. Нельзя было оставлять ребят без присмотра там, где появился враг! Теперь отчетливо выплыло перед глазами смущенное лицо Вити в тот момент, когда он просил автомат. Одно это должно было заставить Курбатова насторожиться.

«Если бы не малярия, — внезапно возникла мысль. Но Василий Николаевич тут же остановил себя: — Не надо на малярию свою ошибку сваливать. Голова кружилась от слабости? И это не оправдание: виноват ты, Василий Николаевич, и не ищи лазейки!»

Капитан-лейтенант взглянул на шпиона. По внешности — человек как человек. Одутловатое лицо, серые обыкновенные глаза и руки с длинными тонкими пальцами. Только они и выдавали волнение ракетчика. Встретишь вот такого типа на улице деревни или с удочкой на реке и пройдешь мимо — явно свой человек. Как чудовищно обманчива внешность!

— Изотов, отведи этого и сдай куда положено, — сказал Курбатов.

— Есть сдать куда положено, — ответил тот, снимая с плеча автомат.

Очень доброе лицо Трофима Федоровича сейчас сурово. Холодно поблескивают глаза. Среднего роста, широкоплечий, с выпуклой грудью, обтянутой фланелевкой, он по сравнению с ракетчиком кажется большим и сильным.

— Может, связать ему руки? — предложил Данилыч, зло косясь на ракетчика.

— Далеко не убежит, — усмехнулся Изотов и приказал ракетчику: — Ползи, гад!

Курбатов опустил голову на руки. Думая, что командир уснул, все осторожно вышли из комнаты. Он не окликнул их.

Но едва Витя зашевелился, как Василий Николаевич встал, застегнул воротник кителя и сказал:

— Пойдем, юнга, на катер.

По суровому голосу капитан-лейтенанта, по хмурым лицам встречных матросов Витя понял, что здорово провинился.

Берег изуродован огромными воронками. Искалеченные, опаленные огнем, стоят деревья. Безжизненно повисли сломанные ветви. А немного подальше — почерневшая баржа. Она еще дымится. В пробоину с рваными краями зашла вода.

Вот и катера. Прильнули к мачтам красные ленты вымпелов. Вход в знакомый кубрик…

На рундуке лежит Щукин. Его лицо с ввалившимися щеками темным пятном выделяется на подушке. Услышав шаги, он медленно повернул голову, увидел Витю и слабо улыбнулся.

— Жив, салажонок?.. Ишь, как он тебя разукрасил…

Витя покосился на зеркало и быстро отвернулся: его правая скула вздулась и посинела.

— Ничего… Заживет к тому времени, когда моряком станешь, — с трудом проговорил Николай Петрович, через силу улыбнулся еще раз. Улыбка получилась жалкая, неестественная.

— Мы к тебе на минутку забежали, — сказал Курбатов. — Получили радиограмму о том, что за тобой вышла машина из госпиталя. Она подойдет к пристани, а мы тебя на катере туда доставим… Поправляйся, дорогой. — Голос Курбатова немного дрогнул, и он неловко ткнулся губами в усатое лицо боцмана. — Прощайтесь, юнга, — уже сухо добавил он.

Витя робко подошел к Щукину и прижался щекой к его колючему подбородку.

— Учись, Витька, — тихо сказал Николай Петрович, пошарил рукой под подушкой, достал боцманский нож и протянул его. — Бери… На память…

У себя в каюте, сняв реглан, Василий Николаевич сел на койку и показал Вите глазами на табуретку. Долго они сидели молча. Курбатов смотрел куда-то мимо Вити, который в смущении перебирал ленточки бескозырки.

— Плохо, Витя, у нас получается, — наконец сказал Василий Николаевич, взглянув на мальчика. — Ты думаешь, что я тебя хвалить или ругать буду? Нет, Витя. Давай просто поговорим… Ты огорчил меня и остальных. Мы верили тебе, а ты обманул нас. Почему не сказал, что вы обнаружили землянку?.. Почему говорил неправду? Хотел отличиться? Дескать, смотрите, какой я особенный!.. Молчишь?

Да, Василий Николаевич говорит правду. Он, Витя, хотел отличиться, доказать, что он не маленький.

— Так, Витя, можно заработать только плохую славу. Хорошую славу добывают люди, работающие коллективно. Ты посмотри, как весь наш народ борется с врагами. Один отдает хлеб, другой — машины, а третий — даже свою жизнь. Даже Ванина бабушка каждую ночь за минами наблюдает!.. А вы с ребятами не пошли на свой пост. Почему? И что из этого получилось? У Вани голова разбита, у тебя тоже… Коля сравнительно легко отделался, но зато Петрович… Ведь если бы вы не сунулись, матросы легко справились бы с ракетчиком и Петрович сейчас не мучился бы… Не плачь. Решил действовать как взрослый, а дошло дело до того, чтобы ответ держать, — опять мальчиком стал? Смотри смелее!.. Вот так! Правильно… Помни, что нужно всегда смело смотреть в глаза. Отворачиваются трусы и лгуны… А я верю, что ты — сын своего отца. Он никогда не был трусом… Я бы, Витя, очень хотел, чтобы ты понял свою ошибку. Ты вчера очень правильно сделал замечание Коле, что по семафору нужно передавать только то, что сейчас необходимо. В настоящее время нам больше, чем когда-либо, нужны коллективные усилия, дисциплина и честность в большом и малом. Понятно?