Страница 4 из 18
«МАРЕК»: «Маршрут, рекомендованный командованием отряда, оказался очень трудным… Прошло еще несколько дней утомительного марша по бескрайним болотам, покрытым голым кустарником и чахлыми сосенками. Шли мимо безлюдных пепелищ. Мы шлепали по грязи. Ноги соскальзывали с трухлявой гати, с узкой тропинки, петлявшей среди бездонных «окон». Ночами стояла такая темень, что в трех метрах невозможно было различить контуры человеческой фигуры…
Когда кто-либо из товарищей оступался и начинал тонуть, мы вытаскивали его, протягивая ему палку… И все это время в ушах у меня насмешкой звучали слова популярной перед войной песенки «Полесья чары…».
Наконец добрели до Турского канала. До Припяти оставалось еще четыре километра. Вся прибрежная полоса была густо нашпигована сторожевыми постами. С фронта отчетливо доносились отголоски боя. Вся местность освещалась ракетами и простреливалась. Неотступно мучил вопрос: как переберемся мы через реку с портфелями, набитыми документами?..
Вечером наш проводник, полесский крестьянин, которого нам с огромным трудом удалось заполучить, предложил вернуться в ближайшую деревню, чтобы взять там проводника понадежнее и перебраться через реку в более удобном месте. Его послушались и повернули назад.
Все были дико голодны. Никто ничего не ел почти двое суток. Я относительно меньше других страдал от голода. Еще в студенческие годы, когда я готовился стать архитектором, а потом почти с самого начала войны, из-за тяжелого материального положения я привык питаться только один раз в день. Благодаря этому мне удалось сэкономить во время наших прежних редких трапез немного солонины «про черный день». Теперь я разделил ее между товарищами. Но микроскопические кусочки еды только усилили чувство голода. Я уж подумывал, не изжарить ли мне эскарго — это такое изысканное, любимое гурманами блюдо из «слимаков» (улиток)».
«ТАДЕК»: «19 апреля. Последний этап пути перед Припятью был невероятно тяжелым… До Припяти оставалось всего полкилометра. Через каждые две минуты вспыхивали ракеты, освещавшие весь район. Слышались выстрелы. Казалось, за каждым кустом подстерегает тебя враг.
20 апреля. Советовались, как будем переправляться через Припять. Придется вплавь. Надо будет раздеться совсем, а бумаги и газеты нести на плечах. «Янек» не решается на этот последний этап. Часть группы сопровождает его обратно в бригаду подполковника Каплуна. Мы движемся дальше.
Видим, что не успеем перейти, — пять утра, скоро будет светать. Отдыхали на голой мокрой земле. Сырость и холод не давали уснуть. Утром к холоду присоединился голод. «Марек» достал последний кусочек копченой колбасы — граммов двадцать, поделился со мной и «Казеком». Но это лишь обострило голод. Огонь разжигать нельзя. Слышны голоса пробирающейся болотом немецкой охраны. Все же страдания наши превозмогли страх. Мы разожгли костер… Немцы, проходившие неподалеку, наверняка слышали шум и треск, но, видно, их было немного и они не решились сунуться к нам…»
«МАРЕК»: «Возвращаться было крайне тяжело и досадно. Снова пришлось в кромешном мраке брести по узким, осклизлым, нырявшим под воду тропкам».
«ТАДЕК»: «21 апреля. Вернулись обратно к хате Тани и Зохи. Отдыхаем после тяжелых мытарств. Ночуем в клуне…
Утром, с рассветом, двинулись обратно в лагерь подполковника Каплуна.
22 апреля 1944 года. Находимся в лагере подполковника Каплуна. Радиограммой запрашиваем Москву, просим совета и помощи.
24 апреля. Получили радиограмму из Москвы. Предлагают нам два решения:
1) прорвать на одном участке фронт на Припяти и освободить нас или
2) перелететь через линию фронта на самолетах, если вблизи найдется место для посадки небольших самолетов «У-2».
Мы выбрали второй вариант…»
Вот тогда-то и была по приказу из Москвы спешно сформирована группа подполковника Леонтьева со мной. в качестве его помощника и с двумя радистами. Партизаны Каплуна должны были подготовить посадочную площадку к 30 апреля. Генштаб выделил специального представителя для организации операции — майора Савельева. Вылет самолетов со специальной группой подполковника Леонтьева намечался на 5-10 мая. Обо всем этом радировали польской делегации и Каплуну.
Центр, придя к решению вывезти польских уполномоченных воздухом, приказал поручнику Матеюку передать делегацию КРН командиру партизанской бригады особого назначения Каплуну, а самому с группой разведчиков перейти для выполнения нового разведывательного задания в Забужье.
Уже из военных архивов, через много лет после войны, я узнал, что капитан Николай Матеюк, выполняя этот приказ Центра, засек группировку врага на Люблинском и Варшавском оперативных направлениях, но в мае был трижды тяжело ранен — одна пуля пробила ему легкое — и эвакуирован воздухом на Большую землю. Его удалось спасти. После войны Николай Антонович Матеюк работал в Черновцах, затем по кирпичику поднимал Дарницкий шелковый комбинат в Киеве, став его директором. Он умер в 1960 году.
«Воздушный мост»
Как нередко бывает у партизан, полная картина большой операции складывается из рассказов многих ее участников. Никто из нас не видел эту картину целиком, всю сразу.
Многое знал один из активных участников операции польский разведчик Миколай Козубовский, известный также под псевдонимом «Меркурий». В те дни двадцативосьмилетний Козубовский, сын ровенского стрелочника, был командиром партизанского отряда имени Котовского, входившего во 2-ю партизанскую бригаду особого назначения, которой командовал со дня ее создания известный партизанский вожак подполковник Каплун. Именно Козубовскому комбриг 24 апреля поручил подготовить «стол» — посадочную площадку для самолетов.
Заявив Центру и полякам, что он берется обеспечить посадочную площадку для самолетов в Михеровском лесу, Каплун взял на себя огромную ответственность. Но какой настоящий партизанский командир боялся ответственности!
Долго искал «Меркурий» в урочище Михерово подходящую поляну с достаточно твердым грунтом, пока не облюбовал одну недалеко от лагеря под деревней Ляховцы, километрах в пяти от станции Хотислав на железной дороге Брест — Ковель. Впрочем, между станцией и заветной поляной лежало почти непроходимое лесное болото.
— Ничего! — сказал комбриг. — Сойдет, хоть и болото рядом. Трава еще низкая. Вот только гарнизон немецкий в Ляховцах и станция Хотислав под боком. Да до Малориты всего двенадцать километров.
Козубовский тщательно измерил поляну. Радист Каплуна — рации имелись только в штабе бригады — передал эти размеры Центру.
Центр, посоветовавшись с авиаторами, приказал разровнять землю и расширить поляну в одну сторону до ста пятидесяти метров.
Через связных Миколая Ободовского, полесского поэта и учителя, ставшего начальником разведки у Каплуна, достали в деревнях под самым строгим секретом пилы и топоры. Темной апрельской ночью спилили самые высокие корабельные сосны с подлетной стороны, поросшей редколесьем, утащили эти деревья далеко в сторону, как могли замаскировали пни со свежими срезами, сочившимися пахучей жидкой смолой. Весна в тот год выдалась холодная, под утро порой потрескивала под ногами схваченная заморозком прошлогодняя лесная трава.
Поляки с радостью и охотой включились в строительство секретного лесного аэродрома. Поляна оказалась давно задерневшей пашней. Рядом находилась сгоревшая лесничевка. Когда-то здесь жил «гаевый» — польский лесник. Видно, немало труда положил михеровский «гаевый» на эту пашню в лесу. Теперь партизанам бригады Каплуна надо было вырубить множество молодых деревьев на этой залежи, выровнять борозды, засыпать ямы. Основные земляные работы велись за спиной у немцев с 25 апреля по конец месяца, но к началу мая посадочная площадка была готова лишь вчерне.
Лишь в 1973 году меня разыскал один из строителей этого тайного лесного аэродрома — бывший юный разведчик Каплуна Иосиф Романович Дежурко, ныне учитель математики сельской школы в Полторановичах Пинского района Брестской области.