Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 7



Здоровая, сильная, азартная, Нина рано пристрастилась к спорту, любила плавание, лыжи, коньки, бег. «Сегодня бегали на кроссе, и всем на удивление я дала блестящий результат. В начале бега я отстала и была одной из последних, но на середине я наддала, обогнала человек десять и пришла третьей. Из нашей школы Я пришла первой».

«Решила — каждый выходной день буду ездить на стадион. Вчера провела там четыре часа: бегала, прыгала, гребла, каталась на велосипеде и бросала гранату. Сдала греблю и прыжки в высоту. День прошел замечательно». Не в пример другим девчатам в классе, стала Нина рьяной футбольной болельщицей.

Нину отличала непримиримость к недостаткам — к пошлости и мещанству, к эгоизму и черствости, к лжи и фальши. Больше всего она ненавидела недостатки в себе самой. Прямая и непосредственная, она рубила сплеча. Всех девочек в классе она делила на «болото», «барышень» и «комсомолок». Нечего и говорить, что себя она причисляла к комсомолкам и имела на это полное право. «Наша комсомольская группа девочек ближе к мальчикам. Отношения с ребятами дружные». Нина занимается на курсах пионервожатых, работает агитатором на первых выборах в Верховный Совет СССР, проводит в школе сбор, посвященный двадцатилетию Ленинского комсомола.

На первый взгляд может показаться, что непомерно большое место в Нинином дневнике занимают любовные мотивы. Это в шестнадцать-семнадцать лет!.. Но если покопаться в памяти, то, честно говоря, все мы серьезно переживали наши школьные романы, и сейчас их в школах, этих романов, жарких увлечений и любовного отроческого томления уж наверное не меньше, чем было у нас. Это потом, уже во взрослые годы, школьные и студенческие сердечные переживания нам зачастую кажутся телячьими нежностями, а в свое время они волновали и терзали нас, как настоящие драмы, и порой были настоящими драмами. Да, любви все возрасты покорны. И всем нам знакомы и любовные признания в дневниках, и вечернее дежурство у светящегося окна любимой, и бурные объяснения, и молчаливые мучения. Все это в порядке вещей. Более того, отрочество и юность были бы намного беднее и суше без доступной им любви. Жаль, что юное чувство не всегда встречает сочувственное понимание родителей, преподавателей, одноклассников. Чувство это тонкое и деликатное, хрупкое, пугливое. А вдруг это и впрямь первая любовь, вешняя, неповторимая!..

Нина обладала драгоценнейшим качеством — она могла относиться к себе самой с юмором, даже с иронией. И вот она пишет в шестнадцать лет: «Скука ужасная. Хочется что-то нового, неизведанного. Целые дни мотаюсь из угла в угол и не знаю, за что взяться. Вяжу, шью, вышиваю, но только к экзаменам не готовлюсь. Роман, что ли, какой завести?..» Она еще не знает, сколько уготовано ей всамделишных мук в ее девичестве, сколько слез и бессонных ночей. Потом она назовет свои переживания глупостями, любовным бредом, но это будет потом, с высоты двадцати лет.

Нина дружит с Леной. Обе молоденькие девушки влюблены в одноклассника Гришу, одаренного, пылкого, красивого юнца. Они любят, ревнуют, объясняются, исписывают дневники страстными признаниями, выясняют беспрестанно отношения — кто как к кому относится. Прогулки, провожания, бесконечные телефонные разговоры, несмелые взгляды и жесты, намеки и недомолвки. Нина, Лена и Гриша не могут жить без влюбленности, и волнующее состояние это будит в их душах романтичное отношение к действительности, тянет к книгам, развивает их натуру, обогащает жизнь. Конечно, перед вопросом «люблю или не люблю», «любит, не любит» порой отступают на задний план химия и тригонометрия, физика и русский язык. И нет в этом ничего страшного, только во всем надо сохранять чувство меры. И чувство это как раз в эти бурные годы и вырабатывается, вместе с волей, с ответственностью. У Нины больше равновесия, чем у Лены, — подруга проваливает экзамены…

«Отчего я страдаю? Я же не люблю его? Но почему же ревную к Лене? Какое мучение видеть, что он отшатнулся от меня! Во время перемен он ходит с Леной». Во всем этом много от игры. В конце концов это и есть главная игра отроческих, девических лет! И Нина, как нормальная, живая, горячая девушка, отдает дань этой игре, готовящей ее к большой любви, по которой уже тоскует ее горячее сердце.

Странное дело: почему так мало у нас в новейшей нашей литературе, много говорящей о любви вообще, поэтизации первого чувства, его трогательных побегов, его весенней прелести!.. А дневники Нины пропитаны именно этим весенним, тончайшим, почти неуловимым ароматом, перед которым жалки и бессильны запреты и полузапреты лженаставников ранней юности.

«Лена рассказала мне о себе. Гриша сказал ей: «Я вырвал старую любовь из сердца с корнями и люблю тебя, хотя и не очень сильно…» «Дурак Гришка, а Лена не понимает, что он просто играет…» Смешно? Глупо? Детская чепуховина? А как бы выразила свои чувства четырнадцатилетняя Джульетта, не имей она своим рупором Шекспира?



И снова — миллион терзаний. «Но этот вечер стал переломным. Я долго не могла уснуть. Но выход нашла — учиться и работать, а все остальное придет само собой…»

Положа руку на сердце: я лично лишь через десять лет пришел к такому же спасительному и мудрому выводу.

Год 1939-й. Нина поступает на геологический факультет МГУ. Почему именно этот факультет? Из дневника ясно: Нина стремилась идти путем отца. Отец никогда не был геологом, но был партизаном — походы, леса, горы, степи, ночные костры, рыбалки, охота, — словом, геологический. «Весенний туман в голове и в сердце, экзамены, частые прогулки с Гришей, любовный бред — все отодвинулось в лиловую даль…»

Готовясь к экзаменам в институт, Нина запоем читала книги по геологической разведке. Подумать только! Как здорово! Оказывается, Советский Союз занимает первое место в мире по разведанным запасам железа, марганца, нефти!.. Огромны запасы угля, бокситов, апатитов, калийных солей…

И Гриша и Лена уходят из дневника Нины. Мне было очень жаль расставаться с ними, живыми, полнокровными, интересными. Обычно — ведь я сам тогда писал дневник — в дневниковых тетрадях маячит один герой — автор дневника. А у Нины живыми, трехмерными предстали передо мной и Гриша и Лена. И вижу я их сквозь густеющую дымку времени не менее ясно и отчетливо, чем своих собственных одноклассников…

Признаюсь, сначала мне этот Гриша Гринблат не очень понравился. В самом деле, какого шута забивает он голову молоденьким девчонкам своими небесталанными стихами, занимается не столько учебой и спортом, сколько ухаживанием за Нинкой, Ленкой, Катькой и Алькой, страстно целуется с доверчивой Ниночкой на набережной Москвы-реки! Но потом, когда я прочитал в Нинином дневнике, что этот самый пижон Гриша одним из первых в своем классе ушел на фронт и погиб там, зарыл там все свои мечты и свой нерасцветший талант в каком-то безымянном окопе, я не только все ему простил, я полюбил его, как Нину.

Книги сливаются у Нины с любовью. Любовь с книгами. Из больно поразившего ее цвейговского «Письма незнакомки» она выписывает признание, которое могло бы быть и признанием самой Нины. Через несколько лет. Пока Нина только нащупывает себя в любви, потому что еще не пришла к ней, а только ищет ее. Вот это признание: «Я любила молча. Только одинокие дети могут всецело затаить в себе свою страсть. Другие выбалтывают свое чувство товарищам, треплют его, поверяя своим друзьям, — они много слышали и читали о любви и знают, что она неизбежный удел всех людей. Они играют ею, как игрушкой, хвастают ею, как мальчики своей первой папироской…»

Вот так. Нине уже восемнадцать, и она начинает понимать, что не дело это — бегать, вытаращив глаза, за Гришкой, поверять самые потаенные свои тайны Ленке, обмениваться дневниками и вообще разменивать себя — нет, не на пустяки, но беречь себя нужно, нужно, потому что трясут только спелую яблоню, а зеленые дички приводят к дикому несварению желудка. Гриша, Жора, Лева, Сережа… Мимо таких хороших ребят в жизни не пройдешь, беспощадно урезан будет срок их юности — на войне они станут комбатами, командирами батарей и дивизионов, эскадрилий и партизанских отрядов. Но Нина пока этого не знает и не может знать.