Страница 20 из 47
— В рубашке ты, Николай, родился, — смеется он.
Мне не до смеха. Ухожу в кабину к летчикам. Летим домой. Небо на востоке едва заметно светлеет, но мы успеваем вернуться в Адлер до наступления рассвета. Однако здесь новости неутешительные. Разгадав или узнав через предателей систему партизанских костров, враг выложил ложные сигналы, на которые и была сброшена часть грузов. И все же мы поработали неплохо. По донесениям разведки, партизаны получили 49 тонн продовольствия, 5 тонн боеприпасов. Было десантировано 16 парашютистов.
Глава шестая
Четыре месяца — с 16 февраля по 17 июня 1943 года — полк воевал на Северо-Кавказском фронте. 954 тонны бомб сбросили наши экипажи на головы врага, выполняли другие задания. И все же улетали мы из Лабинска с чувством горечи. В Крыму, на Таманском полуострове, над Керчью мы потеряли 29 боевых товарищей и 6 самолетов. Они навсегда остались на Северном Кавказе, А наши Ли-2 легли курсом на Центральный фронт.
…Опытный, обстрелянный боец по многим незначительным признакам чувствует, что скоро будут большие бои. Ощущали это и мы. Затишье перед грозой — вот что встретило нас в России, если можно назвать затишьем в какой-то мере стабилизировавшуюся линию фронта на Орловско-Курском выступе.
Разговоры вертелись вокруг одной темы: что же будут делать дальше немцы? Где нанесут очередной мощный удар?
Однажды утром на самолетную стоянку пришел комиссар полка А. Г. Павлов. Он часто заходил к нам после полетов. Благодарил за хорошую подготовку самолетов к боевым действиям, рассказывал о последних новостях. На этот раз разговор пошел о том, что командование полка, летный состав озабочены состоянием готовности машин к боевым вылетам.
— Вашими руками здесь, на земле, куется победа в воздухе, — Павлов оглядел нас. — Экипажи должны быть абсолютно уверены в надежности работы всех систем машины, а не вдаваться в размышления и сомнения, сработает ли в критической ситуации тот или иной механизм. Что мешает вам в работе? В чем нужна наша помощь?
— Запчастей не хватает, — сказал техник В. Т. Милюков. — Мы провели тщательный осмотр машин. Дефектов много, хотя они и мелкие. Но в авиации мелочей нет.
— Ещё что мешает скорейшему вводу в строй всех Ли-2?
— Будут необходимые материалы и запчасти — за нами не заржавеет, товарищ комиссар, — сказал техник К. К. Стрельников. — У каждого из нас свои счета с Гитлером. Спать, есть не будем, а машины в строй поставим…
— Договорились, — подвел итог беседы Павлов.
Уже на следующий день с центральной базы снабжения доставили несколькими рейсами агрегаты, цилиндры, поршневые кольца… Работа закипела с новой силой. Через трое суток число дефектов резко снизилось.
Полк стал пополняться новыми людьми: летчикам» штурманами, радистами, воздушными стрелками. В основном это были молодые парни, только что закончившие училище. Их вводил в строй экипаж Щуровского, в который едва ли не каждую ночь включали и меня. За ночь выполняли по тридцать-сорок взлетов и посадок.
В конце июня подошел и наш черед перейти к массированному боевому применению Ли-2. Полк получил приказ бомбить аэродромы врага в районе Ольсуфьева и Карачева. Отлично защищенные с земли, прикрытые с воздуха, они представляли собой почти неприступные цели.
Удары решили наносить тремя эшелонами, которые поведут майоры Н. В. Савонов, В. Д. Ширинкин, И. Н. Владимирцев. Три ночи подряд мы выпускали самолеты в полет и с тревогой ждали их возвращения. Они пришли без потерь. А те повреждения, которые получил Ли-2 старшего лейтенанта П. И. Фурсова, можно было и не считать, ведь на обоих аэродромах штурманы лидеров капитаны А. Т. Пустовойт и Н. А. Абрамов ясно видели большие пожары и взрывы. Врагу нанесен ощутимый урон.
Ночью пятого июля я лечу в экипаже капитана В. А. Тишко к железнодорожной станции Унеча. Нет уже у меня того волнения перед боевым вылетом, что я испытывал в начале войны. Нет и страха быть убитым. Война притупляет чувство самосохранения. Ровно гудят моторы, в небе сияют звезды. Линия фронта пульсирует огнем, вспышками разрывов. У нее своя особая жизнь, на которую мы глядим с высоты с обычным, присущим каждому человеку любопытством. А ведь там, внизу, кто-то сейчас гибнет, кто-то побеждает… Но она не равнодушна и к нам. Метнулись в небо лучи прожекторов, рядом расплели дымные шлейфы малокалиберные пушки, заплясали огоньки четырехствольных эрликонов
Огненная полоса остается позади. Снова темнота со всех сторон, убаюкивающий гул моторов. Гляжу на часы, маленькая стрелка застыла на цифре 2.
— Через шесть минут будем над целью, — уточняет паше положение штурман П. В. Романчук.
И будто в подтверждение того, что станция недалеко, самолет встряхивают разрывы зенитных снарядов. Впереди вспыхивают желтые световые купола — это наши Ли-2, шедшие впереди боевого порядка основной группы, сбросили над Унечей САБы. Пробираюсь в грузовую кабину, распахиваю дверь, подтаскиваю поближе открытые ящики с мелкими бомбами. Ли-2 вздрагивает, две фугаски уходят к земле. Вираж. Второй заход. Сирена. Вот теперь моя очередь. Толкаю за борт ящики, самолет снова подбрасывает вверх — пошли бомбы крупного калибра. Крепко упираюсь в стены фюзеляжа и, пристегнувшись за фал, через проем двери гляжу на нашу работу. Ревет ветер, и в этом реве в самой гуще эшелонов, которыми забита станция, распускаются, как диковинные цветы, разрывы бомб. В глаза бьет, ослепляет мертвый белый свет прожектора. «Поймали, сволочи», — подумал я, захлопнул дверь и тут же услышал голос стрелка Павла Радченко:
— Вижу истребитель, командир! Огненный пунктир трассирующей очереди перечеркнул темное стекло иллюминатора. Заговорили наши пулеметы, зазвенели гильзы. Кабину заволокло пороховым дымом. Машина резко уходит вниз и вправо. Едва успеваю ухватиться за трос. На земле, вставшей дыбом, бушуют пожары, и, кажется, мы падаем в самое их пекло. Неужто сбили?! Но Ли-2 мягко выходит из пике у самой земли, и пока я добираюсь до своего места, самолет уже окутывает темнота.
— Спасибо, командир, — в наушниках веселый голос Радченко. — Обманули мы фрица.
— Но он нас вроде все же зацепил, — устало говорит Тишко. — Будет тебе работа, Горностаев.
Проходим линию фронта, напряжение боя спадает. Коротко вспыхивает прожектор, указывая направление посадки, и вот, подрагивая на неровностях земли, мы уже катим по ВПП. Нас встречают техник с мотористом.
— Ну как? Все целы?
— Мы-то целы, — я иду к правому крылу, — а вот крылышко нам подпортили.
В консольной части — сквозная дыра от прямого попадания снаряда. Старший инженер полка майор Н. С. Фомин лишь покачал головой: «Счастливо отделались». Одна за другой на свои самолетные стоянки заруливают машины. Разговоры, возгласы, смех… Это на тех стоянках, где закончилось тревожное и томительное ожидание. На других — тишина. Лишь плавают огоньки самокруток. Экипаж уходит отдыхать, а я вместе с техником и мотористом начинаю дефектацию материальной части, проверяю на чистоту фильтры масляной и топливной систем.
С рассветом на помощь нам пришли слесари и клепальщики. Дыра в крыле большая, и им придется повозиться, чтобы залатать ее к ночи. Сегодня на стоянках голоса чуть тише, чем обычно, и звон ключей и металл как будто глуше. Мы стараемся не смотреть туда, где на пустой стоянке терпеливо ждут свой Ли-2 техник И. И. Ковалев и моторист Г. В. Ляпунов. Ждут, надеются — вдруг произойдет чудо, хотя всем ясно, что самолет и экипаж младшего лейтенанта Л. А. Скуднова больше не вернется на стоянку.
Скуднов прибыл в полк в июле 1942 года. Он отлично воевал под Сталинградом, на Северном Кавказе. Вместе с ним я четыре ночи летал к партизанам Крыма доставляя грузы и боеприпасы. Он и в последнем полете прорвался к Унече, выполнил боевое задание. Доложил об этом на КП полка, а через три минуты связь оборвалась — самолет был сбит зенитками.
Неприкаянно смотрят в небо Ковалев и Ляпунов, бесцельно бродят по стоянке. Где найти слова, чтобы сказать им, что чуда не будет. А они в него верят…