Радуга

— Бегом, ребята, — скомандовал Сердюк, но в ту же минуту перед ним выросли черные тени. Немцы, видимо, уже поняли, что нападающих немного, и бежали смело, не пригибаясь, не подкрадываясь. Загремели выстрелы, и Сердюк припал на колени, почувствовав внезапную боль в правой ноге.

— Что случилось?

— Ничего, ничего, ребята! А ну, по ним! Залп!

Один из бегущих свалился с ног, но это не задержало остальных. Автоматы были у всех, и залпы слились в неумолкаемый грохот.

— На землю, ребята, бейте по ним с земли!

Они припали за орудиями, беря на прицел темные фигуры, четко вырисовывающиеся на снегу. Сердюк тщательно целился, чтоб не тратить зря патронов. Вдруг он почувствовал страшный холод в лице и подумал, что это от приклада автоматической винтовки. Стыл лоб, нос, деревенели щеки.

Заряжая винтовку, он глянул вниз и увидел на снегу большую, черную лужу.

— Бейте, ребята! Залпами по ним бейте!

Что же это за лужа, в которую он попал коленом? Брюки на коленях совсем промокли. И это было странно в такой мороз. Будто кто водой полил.

Немцы лежали теперь по другую сторону площади в придорожном рву и систематически, равномерно, непрерывно стреляли. Сердюк приподнял голову над снежным холмиком, который защищал его лицо, и оценил положение. Такая стрельба могла продолжаться бесконечно. А выстрелы гремели по всей деревне, и неизвестно, как там идут дела. Его отрядик в пять человек и он сам могли там очень пригодиться.

— Ну, ребята, долго мы будем с ними возиться! Ура! За родину, за Сталина!

Они вскочили, как один. Пригибаясь на бегу, рванулись в грохот автоматических винтовок, в пулеметные залпы, как жала, выставив вперед штыки. В несколько прыжков они добежали до рва и сверху прыгнули, прямо на обалдевших, ничего не понимающих немцев. Придорожный ров умолк, как задушенный в глотке волчий лай. Трупы немцев темными пятнами лежали на снегу.

— Теперь куда? — запыхавшимся голосом спросил Завяс. Но Сердюк не отвечал. Они с удивлением оглянулись.

— Эй, товарищ Сердюк, где вы?

— Что случилось? — недоверчиво спрашивал светлоглазый Александр, ближайший друг Сердюка.

— Да он бежал с нами или не бежал?

— С ума ты сошел, что ли, конечно, бежал!

— А куда же он девался?

— Здесь он лежит, здесь! — запыхавшимся голосом крикнул самый младший из всех, Ваня.

Алексей кинулся туда. Сердюк лежал на полдороге между орудиями и рвом.

— Что случилось? — глухим шепотом спрашивал Ваня.

Алексей взглянул на снег. При лунном свете четко виднелся кровавый след, большие лужицы крови, от орудий до самого места, где лежал убитый.

— Куда в него угодило?

Алексей молча показал пальцем. Стопа и часть голени лежали почти под прямым углом к остальной части ноги. Снег вокруг этого места превратился в черную лужу.

— Ногу ему прострелили, как ножом отрезана…

— Смотрите! На чем он бежал!

— Нечего смотреть! К комендатуре, ребята, там жарко!

Они поспешно двинулись за Алексеем по скрипящему снегу.

Когда раздался первый выстрел, капитан Вернер спал на полевой койке в комендатуре. Он ждал звонка из штаба и не мог пойти домой. У другой стены крепко слал фельдфебель, в следующей комнате, как всегда, вповалку улеглись солдаты. Капитан ждал долго, но телефон молчал. Его раздражало и сопение, доносящееся из другой комнаты, раздражал храп фельдфебеля. Койка была жесткая и неудобная. Наконец, он уснул. Его разбудил выстрел.

— Опять кто-то шатается по деревне, — раздраженно подумал он. Его сердило это новое доказательство бессилия немецких приказов.

Но почти моментально грянул второй выстрел, третий. Капитан сорвался с кровати.

— Заузе, вставайте!

Фельдфебель был уже на ногах. Послышался скрип шагов под окнами, и в комнату ворвались солдаты.

— Большевики в деревне!

— Запирайте двери! Гасить свет! — скомандовал Вернер, и они бросились задвигать тяжелый засов, закладывать двери поперечными балками.

Комната, где висел телефон, была самая обширная и лучше всего годилась для обороны. Хотя Вернер не рассчитывал, что здесь действительно придется защищаться, все было подготовлено. Дверь была мощная, из толстых досок. Вернер приказал еще обить ее жестью и укрепить запоры. Стены были из толстых бревен, на окнах крепкие ставни. Дом строился давно и предназначался, видимо, под склад или амбар. Та часть, где ночевали солдаты и сидели заложники, была пристроена позже, когда в доме разместились уже сельсовет, красный уголок и библиотека. Там стены были тоньше и дверь запиралась просто на ключ. Но здесь можно было чувствовать себя, как в крепости.

— Открыть амбразуры!

Они мгновенно откатили лежащие вдоль стен бревна. Здесь рядами лежали мешки с песком, а у самого пола были вырезаны узкие щели. Солдаты припали к земле. Сквозь отверстия в теплую комнату хлынул холод, заклубился пар. Залаяли винтовки.

В соседней комнате затопотали шаги. Совсем близко грянул выстрел.

— Звони в штаб, звони скорей в штаб! Партизаны? — спросил Вернер запыхавшегося часового, который вставлял ленту в пулемет.

— Нет! Армия!

— Много их?

— Не знаю, стреляют всюду, видно, зашли со всех сторон.

Вернер выругался.

— Звони, звони!

— Господин капитан, телефон не работает…

Он подскочил к столу, но напрасно кричал в трубку и колотил кулаком по молчащей коробке. Мертвая тишина…

— Перерезали, мерзавцы!

Он со злостью треснул кулаком. Телефон с грохотом упал на пол. Он пнул его ногой в угол.

— Справимся сами! Внимание!

С улицы посылались выстрелы, слышно было, как щелкают пули о толстые бревна стен. В соседней комнате в дверь грохали прикладами, но слышался только гул, дверь не дрогнула.

Нападением на комендатуру руководил лейтенант Шалов. Не успели они выломать первую дверь и ворваться в дом, как прибежал отряд, захвативший батарею.

— Где Сердюк?

— Сердюк погиб, батарея взята.

В первой комнате они нашли солдатские постели, беспорядочно разбросанные вещи и ни живой души.

— Ишь, мерзавцы, проснулись и заперлись в той комнате.

— Выкурим их и оттуда…

Внутри с шумом отодвинулось бревно, и из отверстия в другую комнату посыпались выстрелы.

— Выйти! Будем брать снаружи!

Они рассыпались в цепь вокруг дома, но сразу поняли, что это своего рода крепость. Мощные бревна не поддавались пулям. От них откалывались небольшие щепки, но стены оставались целы. Резко лаяли пулеметы. В отверстиях вспыхивали голубоватые и красные огоньки. Дом изрыгал смерть.

— Патронов они не жалеют, — пробормотал Шалов.

— Видно, подготовились к обороне, товарищ лейтенант…

По всей деревне шла стрельба. По-видимому, отдельные отряды осаждали немцев на их постах. Но все заглушал грохот, доносящийся из укрепленной избы.

— Ну, ребята, надо их брать… До рассвета надо их брать, нечего тут возиться. Утром какая-нибудь случайная ихняя часть может подойти, и все пропало…

Они залегли за холмиками, во рву и старались меткими выстрелами разбить высовывающиеся из отверстий винтовки. Но огонь не затихал ни на минуту.

У Левонюков немцев захватили врасплох. Ворвавшиеся в избу бойцы застали их спящими. Солдаты в испуге вскакивали, хватали лежащие у постелей винтовки, спотыкались о разбросанные пояса.

— Ложитесь на землю, — крикнул Минченко перепуганной Левонюк. Она послушно упала, стараясь втолкнуть под кровать свою младшенькую, Ганку. Но не успела еще она толком понять, что происходит, как в избе снова стало тихо. Бойцы исчезли, на полу валялись трупы немцев в белье.

— Ну-ка, Васька, помоги мне, надо выкинуть падаль из хаты, — все еще дрожа, сказала она сыну, и они вдвоем принялись вытаскивать трупы. Тяжело дыша, они тащили их за ноги. Ваське было всего двенадцать лет, сама она была беременна.

— Потихоньку, потихоньку, куда торопишься? — кричала она на сына. Но Васька знал, куда торопится. Ему не удалось вовремя выскользнуть за красноармейцами, и вот теперь мать задерживает его этой глупой работой. Там, на деревне, идет пальба, раздаются крики, а ему приходится таскать за ноги убитых немцев вместо того, чтобы бежать туда и собственными глазами увидеть все, что там делается. А может быть, ему даже винтовку бы дали, — кто знает, вдруг дали бы?