Следопыт

— Н-да, не только похоже. Туда перебежал, — сказал Смолин. За время службы Каменщикова это был первый случай такого нарушения. Он спросил:

— И что в таких случаях мы должны делать? Сообщить о незаконном переходе?

— Сообщать еще рано. Сами обязаны до конца разобраться.

— А что вам не ясно, раз след не в нашу сторону?

— Я чувствую что-то неладное. — Он по-собачьи повел носом, улыбнулся, пошутил: — Запах следа нарушителя не в ту сторону, а в эту. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что след все-таки ухищренный.

— Но почему вам так кажется? Просветите, товарищ старшина!

— Еще не знаю. Никаких данных, кроме чистого подозрения.

— Но откуда оно? Из нутра? Так, что ли?

— И нутро пограничника не последнее средство в борьбе с нарушителями. Я же тебе говорил об этом. Если есть сомнения, я не должен доверять первому взгляду.

— И что вы собираетесь делать?

— Проверим след с помощью Джека. Давно это надо было сделать. — Он потрепал замшевые уши собаки. — Ну, псина, давай поработай. Решающее слово — твое. Давай ищи. След!

При словах «след ищи!» Джек обычно резко преображался. Уши твердели, как флажки, поднимались кверху, шерсть на холке дыбилась. Но сейчас собака почему-то вяло отреагировала на привычную команду. Плохо расслышала? Смолин громко повторил:

— След! Ищи!

Джек немного оживился. Понюхал землю в одном месте, в другом, в третьем, побежал вперед, по ходу проложенных следов. Вернулся назад. Остановился как бы в раздумье, потом опять побежал вперед.

Джек привел пограничников к самой кромке заслеженной КСП. Смолин натянул поводок и, глядя на вспаханную полосу, раздумчиво произнес:

— Н-да, ходок грузноватый, пудов на восемь. Видишь, следы глубокие. Или с поклажей на горбу прошел. Здоровый мужик. Сапоги сорок четвертого размера женщины не носят. Часа три назад он был тут.

— Вот и все, — Каменщиков засмеялся. — Был да сплыл. На этот раз, товарищ старшина, подвело вас нутро. Мы проморгали. Так, что ли?

— Не так, Олежка. Пока мы еще не исчерпали своих возможностей.

— Не сдаетесь, значит? И какие же они, эти возможности?

— Еще раз проработаем обратный след. На всю глубину. Двинулись!

И опять пошли навстречу следам нарушителя.

Рассветало. Ветер утих. Дождь прекратился. С деревьев все еще падала тяжелая капель. Трава была мокрой, и в выбоинах мутно поблескивала вода. Джек тащил по следу, местами видимому, местами начисто смытому. Пришлось прибавить скорость, чтобы поспевать за ним. Поведение собаки заставило Смолина сильно засомневаться, что нарушитель ушел туда. Смотрел себе под ноги, на полупризрачную тропу нарушителя и ждал, когда появятся отпечатки огромных сапог, повернутых каблуками на запад, в сторону границы, а носками на восток, к нам в тыл.

Одолели километр, еще километр, потом еще, а следы были все такие же, как и на пограничной КСП, — прямые, ровные, с большими промежутками, четкими, свидетельствующими о том, что здоровенный мужик шел без оглядки, делая широкие, твердые, уверенные шаги. Смолин не сдавался.

Любил Каменщиков Смолина, восхищался его мастерством, однако сейчас он не понимал и не одобрял его упорства. Куда несется? На что надеется?…

Смолин, угрюмо помалкивая, с низко опущенной головой шел за Джеком.

— Три километра протопали — и ничего! Не может он такое расстояние пройти задом и ни разу не оступиться, не допустить промашки.

Задетый за живое словами напарника, Смолин сердито сказал:

— Теоретически не может, а практически… чем черт не шутит. Взошло солнце. Затихла капель. Птицы стали подавать голоса. Сняты плащи. Гимнастерки, просыхая, дымятся легким теплым парком. А пограничники все пробивались и пробивались по бесконечной лесной просеке, размоченной дождем. Что-то тянуло, что-то толкало Смолина вперед и вперед.

Одолели и четвертый километр. Вот здесь и выдохся Смолин. Признал себя побежденным. По инерции он прошел еще примерно сотню шагов. И вот в это самое время, когда хотел не солоно хлебавши повернуть назад, увидел перевернутый след: каблуки на запад, носки на восток.

— Есть!… — дико закричал он. — Я же говорил! Я же чувствовал!…

Вероятно, Колумб, увидя землю Америки, меньше радовался, чем он.

— Дошли все-таки!

Каменщиков, не веря своим глазам, стоял на коленях и рассматривал новый след. Да, все верно. Сапоги устремлены не к границе, а прочь от нее. Ну и Сашка! Ну и хват! Ну и следопыт! Выговорить все, что чувствовал, о чем думал, был бессилен. Смотрел на друга, качал головой, растягивал рот до ушей и ничего не говорил.

Смолин вскочил и побежал. Откуда и силы взялись! Понесся за ним и напарник.

Рано радовались друзья. Неожиданности ждали их там, где пограничники собирались пожинать плоды победы.

Просека уперлась в край поляны, которую пересекала хорошо наезженная проселочная дорога. Джек повел пограничников влево. Следы нарушителя не проглядывались. Но Джек легко находил их на твердой затравевшей обочине и резво бежал вперед с высоко поднятой головой. Словно наверстывал то, что потерял на границе. Проселок все круче и круче спускался в просторную низину. Блеснула вода трех прудов, разделенных греблями с могучими яворами.

За прудами, на противоположном склоне, белела громада свежевыбеленной церкви и горел на солнце новенький позолоченный крест. Печально знаменитое Межгорье. Половина селян, преимущественно мужчин, добровольно и недобровольно скрывались в горах, лесах, схронах.

— Логово бандеровцев! — присвистнул Каменщиков. — Самое подходящее место для нарушителя. — Повернул к Смолину озабоченное лицо: — Что будем делать? Имеем мы право с двумя автоматами, да еще у всех на виду, лезть в эту берлогу? Может, подождем подкрепления с заставы?

— Так-то оно так, конечно, по… Следы выветриваются. Нарушитель может воспользоваться попутной машиной.

«А мы с тобой можем напороться на автоматную очередь», — подумал Каменщиков. Язык не повернулся произнести эти слова вслух. Не принято среди пограничников говорить об опасности. Все, что они делали, было связано с риском для жизни.

Каменщиков не хотел погибнуть даже смертью храбрых, но сознаться в этом было выше его сил. Скрывал, что боится пули, и часто, отводя от себя подозрения товарищей в трусости, первым лез туда, куда и не надо было соваться.

— Смотри в оба, Олег! Заряди автомат. Приготовь гранаты. И не тащись следом за мной — не то обоих сразу укокошат. Отстань метров на сто. Прикроешь в случае чего.

Каменщиков все сделал так, как ему было велено. Идя позади следопыта на почтительном расстоянии, глядя в его пропотевшую спину, он с тоской и завистью думал: «Ну и человек!… Ему все нипочем. Шагает по опасной дороге, как по Львовскому тротуару. Почему же я боюсь? Стыдно, Олег! Возьми себя в руки! Перестань клацать зубами. Выше чуб!»

Минутная слабость налетела на молодого бойца и, ничем не поживившись, отступила. Глаза его видят дорогу далеко вперед, прощупывают обочины, заросшие желтыми подсолнухами и высокой густой кукурузой. Чуть где повернется к солнцу желтая шляпка подсолнечника и зашуршат кукурузные бодылья, он вскидывает автомат. Думал он сейчас не о своей гибели, а о том, как прикроет огнем товарища.

Село с белой церковью и золотым крестом приблизилось. Уже можно посчитать окна в белых хатах. Слышно на трех прудах гусиное гоготанье. Видны и мокроголовые ребятишки, бултыхающиеся около берега. Куда, в какую хату приведет собака? Как там встретят непрошеных и нежеланных гостей?

Джек не новел пограничников в село. Покинул проселочную дорогу, спустился по откосу вниз, на коровий выпас, и побежал по его краю дальше, к лощине.

Из слежавшейся плотной насыпи выглядывало широкое жерло водосточной трубы. Сюда и привела собака. Остановилась, вздыбилась шерстью. Все. Не успел нарушитель добраться до села, пограничники наступили ему на пятки. Сам себя беглец загнал в капкан. Сидя в темной трубе, не окажешь действенного сопротивления. Пули просвистят по прямой, вдоль бетонной облицовки. Ни одна не заденет преследователей.