И ангелов полет

— Если вы хотите сказать, что в расследование вовлечены люди, которые пытались скрыть улики, то...

— Ничего такого я вам не говорю.

Ее глаза блеснули злостью.

— Таким не место в департаменте полиции. Вы прекрасно это знаете.

— Согласен. Но это совсем другое дело, очередь до которого еще не дошла. У меня есть куда более важные...

— Есть люди, полагающие, что нет ничего важнее, чем очистить департамент полиции от тех, кто бесчестит и позорит его.

— Вы как будто выступаете на пресс-конференции, инспектор. Я собираюсь забрать эти коробки. Позднее вернусь за другими.

— Я просто думала, что вы не такой.

Он повернулся к ней спиной.

— Вы не можете судить, такой я или нет, потому что ничего обо мне не знаете. Поговорим потом.

— Пропало кое-что еще.

Босх остановился и посмотрел на нее:

— Что?

— Говард Элайас постоянно вел записи. При нем всегда был блокнот, такой, со спиралью. Его здесь нет. Вы знаете, где он?

Босх вернулся к столу, снова открыл кейс и, достав блокнот, протянул его инспектору.

— Можете мне не верить, но я уже забрал его, когда вы здесь появились.

— Я вам верю. Прочитали?

— Частично. И тоже еще до вашего прихода.

Она пристально посмотрела на него.

— Я его полистаю и, если там нет ничего особенного, верну сегодня же. Спасибо.

— Не за что.

Когда Босх добрался до заведения под названием «Филипп», остальные были уже там и сидели за длинными столами в задней комнате. У стойки выстроилась очередь, и Босх решил сначала заняться делом, а уж потом думать о еде.

— Как все прошло? — поинтересовалась Райдер, когда он сел на скамейку рядом с ней.

— Думаю, я выглядел довольно бледно. Ирвингу вряд ли понравилось.

— Пошел он! — пробормотал Эдгар. — Я на такое дерьмо не подписывался.

— Я тоже, — добавила Райдер.

— О чем это вы? — спросил Частин.

— Расовые отношения, — ответила Райдер. — А ты и не понял?

— Эй, послушайте, я только...

— Не важно, — вмешался Босх. — Поговорим о деле, ладно? Ты первый, Частин. Всех опросили?

— Да, мы уже закончили. Ничего.

— Разве узнали кое-что о женщине, — сказал Фуэнтес.

— Какой женщине?

— Второй жертве. Каталине Перес. Сейчас.

Частин взял со скамьи блокнот, перевернул страницу и пробежал взглядом по записям.

— Квартира 909. Перес там убирала. Приходила по пятницам. Оттуда она и возвращалась.

— Но она же поднималась наверх, — сказал Босх. — Или ты хочешь сказать, что работа начиналась в одиннадцать?

— Нет, в том-то и дело. Перес работала с шести до половины одиннадцатого, потом шла к Энджелс-Флайт, спускалась вниз, к автобусной остановке, садилась на автобус и возвращалась домой. Но, сев в вагон, она, должно быть, открыла сумочку, где у нее лежала записная книжка с графиком и телефонами, и поняла, что оставила ее в квартире. Накануне парень, у которого она убирала, некто мистер Д.X. Рейли, сменил номер телефона, и Перес, записав новый, забыла записную книжку на кухонном столе. Вот ей и пришлось возвращаться. Эта леди...

Он поднял со скамьи упакованную в пластиковый мешочек записную книжку.

— Я просмотрел ее график. Работала она много. Каждый день и еще по вечерам. Рейли сказал, что когда договаривался с ней, то свободным у нее оставался только вечер пятницы. Со своими обязанностями справлялась хорошо...

— Получается, что, когда ее прихлопнули, она всего лишь возвращалась за записной книжкой, — сказал Эдгар.

— Получается, что так.

— Старая песня, — невесело пропела Райдер. — НВМС.

— Что за песня? — спросил Частин.

— Так, ничего особенного.

Некоторое время все молчали. Босх думал о том, как дорого обошлась Каталине Перес забытая записная книжка. Он знал, что имела в виду Райдер, когда говорила о старой песне. НВМС означало «нет в мире справедливости». К такому выводу она пришла через год работы в «убойном» отделе, столкнувшись с самыми невероятными совпадениями, случайностями и изворотами судьбы, стоившими людям жизни.

— Хорошо, — произнес наконец Босх. — Теперь мы знаем, как каждый из них оказался в вагоне. Больше ничего?

— Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, — ответил Частин.

— Опросили всех?

— Осталось четыре квартиры. Никто не отозвался. Но они с другой стороны, так что окна не выходят на Энджелс-Флайт.

— Ладно, оставим их на потом. Киз, ты поговорила с женой и сыном?

Райдер, жуя последний кусок французского сандвича, подняла палец и опустила его только после того, как все проглотила.

— Да. И с каждым в отдельности, и вместе. Ничего такого. Похоже, оба убеждены, что это сделал какой-то коп. Я не стала...

— Конечно, убеждены, — фыркнул Частин. — Еще бы...

— Дай ей договорить, — остановил его Босх.

— У меня сложилось впечатление, что они не очень-то в курсе его дел. Об угрозах ничего не слышали. Дома Элайас не работал. Я коснулась темы супружеской верности, и Милли сказала, что верит в его честность. Так и сказала: «Я верю, что он меня не обманывал». Прозвучало не очень убедительно. То есть другая на ее месте ответила бы примерно так: «Да, он был мне верен» или «Он мне не изменял». Но «я верю»... Понимаешь, о чем я?

— Так, по-твоему, она знала?

— Может быть. Но мне кажется, она из тех женщин, которые, даже зная, предпочитают мириться с происходящим. Положение жены Говарда Элайаса имело много плюсов. С подобным выбором сталкиваются многие супруги. Большинство предпочитают делать вид, что ничего не замечают, ради сохранения имиджа, ради того, чтобы в их жизни ничего не менялось.

— А сын?

— Похоже, парень считал своего отца богом. Ему сейчас тяжело.

Босх кивнул. Он знал, что Райдер умеет разговаривать с людьми, с уважением относился к ее способности сопереживать. Знал и то, что использует Киз примерно так же, как хотел использовать ее на пресс-конференции Ирвинг. Он отправил ее к вдове и сыну Элайаса не только потому, что у нее хорошо получалось разговаривать, но и потому, что она черная.

— Ты спросила о...

— Да. Оба прошлым вечером были дома. Никто никуда не выходил. Мать — алиби сына, сын — алиби матери.

— Прекрасно, — вставил Частин.

— Хорошо, Киз. У кого еще есть что рассказать?

Босх подался вперед, чтобы видеть лицо каждого. Никто ничего не сказал. Он заметил, что все уже доели сандвичи.

— Ладно. Не знаю, в курсе ли вы того, что говорилось на пресс-конференции, но шеф вызвал кавалерию. Завтра в дело вступает ФБР. Собираемся в восемь утра в комнате для совещаний у Ирвинга.

— Вот еще хрень! — пробормотал Частин.

— И что же такое они умеют, чего не умеем мы? — возмутился Эдгар.

— Может быть, и ничего. Но для шефа сейчас самое главное — сохранить мир. По крайней мере на время. В любом случае давайте не забивать голову завтрашними проблемами, пока не увидим, как все пойдет. День еще не кончился. Ирвинг распорядился, неофициально, конечно, приостановить расследование до завтра, пока не подойдет подкрепление, но это чушь. Продолжаем работать.

— Ну да, мы не можем допустить, чтобы акула утонула, верно? — ухмыльнулся Частин.

— Верно, Частин. Итак, я знаю, что все не выспались. Думаю, поступим следующим образом: одни поработают днем и лягут пораньше, а другие отправятся домой, вздремнут и выйдут свежими вечером. Кто против?

И снова все промолчали.

— Хорошо. Разделимся так. У меня в багажнике три коробки с документами из офиса Элайаса. Ими займутся парни из ОВР. Доставляете их в комнату для заседаний, прорабатываете, выписываете имена копов и всех прочих для последующей проверки. Составите таблицу. Потом, по мере установления алиби, будем убирать имена из таблицы. Она должна быть готова к восьми утра, когда придут ребята из Бюро. Когда закончите, отправляетесь по домам.

— А ты что собираешься делать? — спросил Частин.

— Мы побеседуем с секретаршей Элайаса и его помощником. Надеюсь, что потом мне удастся вздремнуть. Вечером навестим Харриса и попробуем отыскать эту штучку из Интернета. Хочу выяснить, что за этим кроется, до того, как за дело возьмутся фэбээровцы.