И ангелов полет

Босх достал связку ключей, обнаруженных на теле Говарда Элайаса, и, сняв с кольца ключи от «порше» и квартиры, передал их Эдгару. При этом на кольце осталось еще несколько ключей, назначения которых он не знал. Два или три — для офиса, еще столько же — для дома в Болдуин-Хиллз. Оставалось четыре, и Босх подумал о женщине, чей голос был записан на автоответчике. Оставшиеся ключи могли быть от дома любовницы.

Он опустил их в карман и сказал Райдер и Деллакроче отправляться на машинах к Брэдбери. Сам же Босх намеревался спуститься вниз в вагончике и пройтись пешком, проверив при этом тротуары, по которым Элайас ходил от офисного здания до нижней остановки Энджелс-Флайт. Когда детективы разошлись, он направился к будке и заглянул в окно. Элридж Пит сидел на стуле возле кассы, с наушниками на голове, закрыв глаза. Босх осторожно постучал по стеклу. Оператор вздрогнул и открыл глаза.

— Мистер Пит, пожалуйста, отправьте нас вниз и можете возвращаться к жене.

— Конечно. Как скажете.

Босх кивнул, повернулся к вагону, но вдруг остановился и посмотрел на старика.

— Там много крови. Ее нужно убрать до утра. Этим есть кому заняться?

— Не беспокойтесь, я все сделаю сам. У меня в шкафчике есть тряпка и ведро. Я уже позвонил своему шефу. Еще до того, как вы приехали. Он и распорядился убрать «Ермон», чтобы вагон был готов к восьми. По субботам мы начинаем в восемь.

Босх кивнул:

— Хорошо, мистер Пит. Извините, что доставили вам столько неудобств.

— Мне нравится, когда мой поезд в полном порядке.

— И еще одно. На турникете внизу остался порошок. Неприятная штука. Если попадет на одежду, отделаться от него будет нелегко.

— Займусь.

Босх снова кивнул:

— Спасибо за помощь. Вы очень любезны. Извините, что испортили вам вечер.

Пит улыбнулся.

— Вечер? Черт, да уже утро.

— Вы правы. До свидания, мистер Пит.

— Не очень-то оно доброе для тех двоих.

Босх сделал шаг к вагону и снова остановился.

— И последнее. Газеты проявят к этому делу большой интерес. Телевидение тоже. Не собираюсь указывать вам, как поступать и что делать, но на вашем месте я бы не стал торопиться отвечать на все звонки, мистер Пит. И может быть, не открывал бы дверь незнакомым людям.

— Понял.

— Хорошо.

— Все равно просплю весь день.

Босх еще раз кивнул и поднялся в вагон. Частин уже сидел на скамье у двери. Босх выглянул в окно — небо над крышами высотных зданий на востоке посерело, предвещая восход. Он устало опустился на сиденье и широко зевнул, даже не потрудившись прикрыть рот. Хотелось лечь. Детектив знал, что уснул бы прямо здесь, на жестком деревянном сиденье. Уснул, и видел бы во сне Элеонору, и был бы счастлив, и перенесся бы туда, где можно ходить, не опасаясь ступить в кровь.

Он выгнал из головы эту мысль, поднял руку и даже пошарил в кармане пиджака, прежде чем вспомнил, что сигарет там нет.

Глава 10

Здание, именуемое Брэдбери, можно было бы назвать запылившимся украшением центра города. Построенное более ста лет назад, оно сохранило свою красоту и по-прежнему выделялось на фоне башен из стекла и мрамора, окруживших его подобно грубым великанам, стерегущим прекрасного ребенка. Его тонкие, даже вычурные линии и кафельные плиты выдержали предательство людей и природы. Оно пережило землетрясения и беспорядки периоды забвения и запустения и выстояло вопреки самому городу, часто забывавшему охранять и беречь свою слабую культуру и непрочные корни. Босх считал, что во всем Лос-Анджелесе нет строения более прекрасного, несмотря на те причины, по которым провел в нем немало лет.

Помимо офисов нескольких адвокатов, среди которых был и Говард Элайас, на пяти этажах Брэдбери разместились и государственные учреждения. Три больших помещения занимал отдел внутренних расследований департамента полиции Лос-Анджелеса. Помещения использовались для проведения слушаний Комиссии по правам — дисциплинарного трибунала, перед которым представали обвиненные в должностных преступлениях офицеры полиции. Причиной такого решения стал поток жалоб, резко возросший в девяностые годы. Теперь слушания проводились каждый день, иногда по два и даже три в одно и то же время в разных залах. В Паркер-центре места для такого рода разбирательств просто не хватало.

На взгляд Босха, присутствие ОВР было единственным дефектом этого прекрасного здания. Сам он дважды являлся на слушания Комиссии по правам, давал показания, выслушивал свидетелей и следователя ОВР — однажды им оказался Частин, — а потом расхаживал под громадным стеклянным куполом атриума, пока три члена комиссии решали его судьбу. Оба раза его признавали невиновным, но посещения не прошли бесследно: детектив успел полюбить Брэдбери с его полами, выложенными мексиканской плиткой, искусно выполненными решетками и перильцами из кованого железа и пневматической почтой. Однажды, выкроив свободное время, он даже сходил в библиотеку, чтобы узнать историю этого здания, и открыл для себя одну из самых интригующих загадок Лос-Анджелеса. Оказалось, что спроектировал Брэдбери простой чертежник, получавший за свой труд пять долларов в неделю. Джордж Уаймен не имел ни диплома архитектора, ни каких-либо достижений в данной сфере, но в 1892 году именно его проект воплотился в реальность, в сооружение, не только простоявшее более сотни лет, но и вызвавшее восхищение всех последующих поколений архитекторов. Ореол загадочности и даже мистики усиливал тот факт, что впоследствии Уаймен так и не создал ничего более или менее значительного ни в Лос-Анджелесе, ни где-либо еще.

Такие загадки были во вкусе Босха. В идее о том, что человек способен оставить свой след, сделав, образно говоря, один-единственный выстрел, он находил некое пленительное очарование. Вглядываясь в прошлое, Босх идентифицировал себя с Джорджем Уайменом. Он верил в силу одной попытки, одного выстрела. Сам Босх не знал, сделал он этот выстрел или нет, — такого рода вещи становятся доступными пониманию только на закате жизни, когда, подводя итоги, человек оглядывается на весь пройденный путь. Но иногда его посещало чувство, что главное еще впереди, что тот самый шанс еще ждет, что он еще не сделал самый главный выстрел.

Пробки и светофоры задержали Райдер и Деллакроче, так что первыми до Брэдбери добрались Босх и Частин. Они уже подошли к тяжелым стеклянным дверям, когда из припаркованного в нарушение правил у тротуара красного спортивного автомобиля вышла Дженис Лэнгуайзер. На плече у нее висела кожаная сумочка на длинном ремешке, а в руке молодая женщина держала пластиковый стаканчик, через край которого свешивался ярлычок чайного пакетика.

— Кто это сказал, что встречаемся через час? — добродушно спросила она.

Босх посмотрел на часы — после их разговора прошло семьдесят минут.

— Вы же юрист — подайте на меня в суд, — с улыбкой ответил он.

Представив Частина, детектив более подробно рассказал Лэнгуайзер о ходе расследования. К тому времени, как он закончил, Райдер и Деллакроче поставили свои машины перед машиной Дженис.

Двери оказались закрыты, и Босх, воспользовавшись ключами Элайаса, со второй попытки открыл замок. Они вошли в атриум и невольно посмотрели вверх — такой силой обладала окружившая их красота. Через стеклянный купол уже проникал серо-фиолетовый свет раннего утра. Из невидимых динамиков доносились звуки классической музыки. В них было что-то неуловимо знакомое и печальное, но память не давала Босху подсказки.

— "Адажио" Барбера, — сказала Лэнгуайзер.

— Что? — все еще глядя вверх, спросил он.

— Я о музыке.

— А...

Над куполом, прочертив серый круг неба, промелькнул возвращающийся со смены полицейский вертолет. Словно очнувшись от чар, Босх опустил глаза. Навстречу им уже спешил одетый в форму охранник, молодой чернокожий мужчина с коротко подстриженными волосами и пронзительным взглядом.