Страница 5 из 97
Эдгар выделялся среди всех стоящих здесь людей, На нем не было рабочего плаща, как на Босхе, — он никогда не надевал его, боясь помять свои костюмы из «Нордстрома»[4]. Каким-то образом ему удалось не перемазаться, если не считать пыльной полосы на одном из отворотов брюк двубортного костюма. В свободное от полицейской службы время Эдгар крутился на рынке недвижимости. Некогда доходный, этот бизнес в течение вот уже трех лет представлял собой сплошные слезы, но тем не менее Эдгар оставался самым большим щеголем во всем подразделении. Босх взглянул на бледно-голубой галстук Эдгара, туго охватывающий темную шею детектива, и подумал, что он один стоит больше, чем его собственная рубашка вместе с галстуком.
Босх оглянулся и из всех стоявших рядом кивком поздоровался только с Артом Донованом, техническим сотрудником отдела полицейской экспертизы. Таков был протокол. Здесь, как и на любом другом обследуемом месте преступления, действовала тщательно разработанная кастовая система. Детективы разговаривали в основном друг с другом или со специалистами из отдела экспертизы. Полицейские в форме молчали, пока к ним кто-нибудь не обратится. Тем, кто таскал покойников — низшим на этой кастовой лестнице, — вообще не положено было разговаривать, разве что с Артом Донованом. Он же почти не обращался к копам, презирая их и считая нытиками, которым нужно то одно, то другое: вскрытие, анализы на токсины, и все это — непременно к завтрашнему дню.
Босх заглянул в траншею, на краю которой стояли все остальные. Рабочие с отбойными молотками раскидали обломки и выдолбили яму примерно в два с половиной метра длиной и полтора глубиной. Вынутые из нее куски цемента метровым бруствером возвышались над остальными обломками. Чтобы лучше видеть, Босх присел на корточки и заметил, что яма, выдолбленная в цементе, походила на женскую фигуру. Она напоминала форму, в которую можно было залить глину и получить копию тела — ну, хотя бы для манекена. Однако внутри было пусто.
— Где тело? — спросил Босх.
— То, что от него осталось, уже забрали, — ответил Эдгар. — Оно в мешке, в автобусе. Мы тут прикидываем, как можно извлечь этот кусок цемента, не повредив его.
Прежде чем подняться на ноги и выйти из-под навеса, Босх несколько секунд молча смотрел на яму в цементе. Ларри Сакаи, следователь из отдела коронера, проводив его до микроавтобуса, распахнул заднюю дверь. Там, внутри, было невыносимо жарко, а тяжелое дыхание Сакаи перебивало даже запах дезинфицирующих средств.
— Я так и понял, что они тебя сюда вытащат, — сказал Сакаи.
— Правда? И почему же?
— Потому что это сильно смахивает на работу этой суки — Кукольника.
Босх ничего не ответил, чтобы ненароком не подтвердить подобное предположение. Года четыре назад Сакаи работал по нескольким делам, связанным с Кукольником. Босх даже предполагал, что именно с его легкой руки журналисты наделили убийцу этим прозвищем. Кто-то организовал утечку, и стало известно, что убийца каждый раз раскрашивает свои жертвы косметикой. Эта информация дошла до одного из репортеров четвертого канала телевидения, который тут же окрестил преступника Кукольником. После того его стали называть так все без исключения, даже полицейские.
Однако Босх всегда ненавидел это прозвище. В нем уже была заложена некая общая характеристика как жертв, так и убийцы. Оно лишало их индивидуальности, из-за него истории о преступлениях Кукольника становились увлекательными, тогда как они должны бы наводить ужас.
Оказавшись в микроавтобусе, Босх огляделся. Здесь в черных пластиковых мешках находилось два тела. Одно из них заполняло свой мешок полностью: либо человек был грузным при жизни, либо распух после смерти. Босх повернулся к другому мешку — полупустому, настолько невелик был объем лежавших в нем останков. Он понял, что именно здесь находилось тело, извлеченное из цемента.
— Точно. Оно самое, — подтвердил Сакаи. — Этого зарезали на Ланкершим. Им занимается отделение Северного Голливуда. Мы как раз забирали его, когда по рации поступил приказ ехать сюда.
Так вот каким образом журналисты узнали обо всем так быстро, сообразил Босх. Радио переговоры коронерской службы постоянно прослушивались во всех редакциях.
Секунды две он разглядывал мешок с маленьким телом, затем, не дожидаясь помощи Сакаи, рывком расстегнул «молнию», вшитую в плотный пластик. В нос ударил резкий запах затхлости. Впрочем, он был бы куда хуже, если бы тело обнаружили чуть раньше. Сакаи раскрыл мешок пошире, и человеческие останки предстали перед взглядом Босха. Кожа потемнела и туго обтягивала кости. Это зрелище не вызвало у Босха отвращения — он уже давно ко всему привык и выработал иммунитет к подобным зрелищам. Ему не раз приходило в голову, что созерцание мертвых тел превратилось для него в дело всей жизни. Когда Босху не исполнилось и двенадцати лет, ему по просьбе полицейских пришлось опознавать тело собственной матери. Он видел бесконечное количество мертвецов во Вьетнаме, а за двадцать лет службы в полиции навидался столько покойников, что давно потерял им счет. Поэтому теперь он взирал на подобные картины с невозмутимостью телекамеры. С невозмутимостью, как ему казалось, психопата.
Босх сразу определил, что женщина, лежавшая в мешке, и при жизни была миниатюрной, а благодаря процессу разложения и тому, что кожа туго обтягивала кости, тело выглядело еще меньше. Остатки волос свисали до плеч — в свое время она, видимо, была крашеной блондинкой. На коже лица Босх сумел разглядеть пыль — то, что осталось от пудры. Его взгляд приковали к себе груди женщины, неестественно большие по сравнению с остальным усохшим телом. Они были полными и округлыми, туго обтянутыми кожей. Это выглядело гротескно, поскольку они не должны были быть такими.
— Силикон, — пояснил Сакаи. — Он не разлагается. Можно вынуть и прямо сейчас перепродать еще какой-нибудь глупой курице. Мы могли бы заняться переработкой вторсырья.
Босх ничего не ответил. Его внезапно поразила мысль, что эта женщина — кем бы она ни была — сделала такое со своим телом, чтобы выглядеть более привлекательной. Какой страшный конец! Она преуспела лишь в том, что стала более привлекательной для своего убийцы...
Сакаи прервал его раздумья:
— Если это работа Кукольника, то, выходит, она пролежала в цементе более четырех лет, верно? А если так, то для такого срока она не очень сильно разложилась. И волосы еще остались, и глаза, и кое-какие внутренние органы... С ней можно поработать. Вот на прошлой неделе у меня была работенка: чувак, который путешествовал автостопом — его нашли на дне каньона Соледад. Считают, это — тот самый парень, что пропал прошлым летом. Так там ничего, кроме костей, не осталось. Ну, ясное дело: лежал на открытом месте, а там — животные всякие. Они обычно прогрызаются внутрь сквозь дырку в жопе. Это для зверушек — самое удобное место, чтобы попасть в тело, поэтому они...
— Я знаю, Сакаи. Давай ограничимся этим трупом.
— Ну, а в случае с этой теткой цемент замедлил процесс разложения — как будто специально для нас.
Не остановил его, конечно, но притормозил. Получилось что-то вроде герметичного саркофага.
— Вы сможете определить, когда ее убили?
— По телу, пожалуй, нет. Мы ее идентифицируем, а уж вы, братцы, сможете вычислить, когда она исчезла. Вот таким образом.
Босх посмотрел на пальцы женщины. Они напоминали темные палочки — почти такие же тонкие, как карандаши.
— А что с отпечатками?
— Мы их добудем, только не с ее помощью.
Подняв глаза, Босх увидел, что Сакаи улыбается.
— А как? Они отпечатались в цементе?
Торжество Сакаи было расплющено, как муха. Босх испортил подготовленный им эффект неожиданности.
— Ага, так оно и есть. Она вся отпечаталась. Мы снимем не только ее «пальчики», но даже нечто вроде посмертной маски, если сумеем аккуратно выковырять кусок, в котором она лежала. Кто бы там ни замешивал этот цемент, он налил слишком много воды. Цемент вышел очень мягким. Для нас это — подарок. Мы получим отпечатки пальцев.
4
«Нордстром» — сеть дорогих магазинов в США.