Страница 76 из 98
Порыв холодного воздуха пронзил до костей, Пятый поежился, чувствуя себя как с содранной кожей. Он напряг мышцы рук в последней попытке разорвать веревки.
Не получилось.
— Ольга, пожалуйста, помоги мне, — прошептал Пятый.
— Как тебя зовут, бес? — спросил священник.
— Александр. Меня зовут Сашей.
— Врешь!
— Я Александр!
— Назови свою фамилию, — сказал священник.
Пятый от бессилия закричал. Он хотел встать с кровати и обнять жену, а вместо этого слушал вопли сумасшедшего толстяка. Ярость душила, в груди разгорался огонь гнева. Осознание того, что веревки нельзя порвать, заставляло Пятого биться в конвульсиях с еще большими силами. Однако сколько бы он не старался — свобода не становилась ближе.
Священник продолжал выблевывать молитвы. Делал он это так иступлено, что каждое слово, вырывающееся из дурно пахнущего рта, произносилось с разной интонацией, отчего от Пятого ускользал смысл предложений.
Святой… Господь… Мщение… Бесы… Грехи… Покаяние…
Мешанина образов, плохо сваренный суп звуков.
Пятый сосредоточился на собственных мыслях. Молитвы жирдяя не причиняли ему никакого физического вреда, однако мешали думать. Удивительно: от слов священника в голове сформировывался образ человекоподобной мухи, сидящей на троне из еще живых детей. У твари были длинные худые руки, увитые веревками черных вен, палочки-ноги, приплюснутое туловище и насекомья голова. Вместо рта — загнутый отросток, испачканный в зеленой гнили, вместо глазных яблок — фосфорицирующие фасеточные глаза, похожие на красные рубины.
Тварь восседала на троне и поглаживала суставчатыми пальцами лысую голову ребенка. Пятый поймал себя на мысли, что Муха напоминала «архаровца». Но только внешне. Окажись простой человек возле трона, его бы ослепило величие существа. Несмотря на свою худобу, Муха была невероятно сильна. Она — бог. Она — творение Великого Космоса. Могущество Мухи настолько велико, что одна её мысль может создать новый мир — безобразный и красивый одновременно. Существо может забыть о человеке — и человека не станет, он сотрется из памяти Космоса.
Что есть люди? Труха, сыплющаяся с ногтей Мухи.
Что есть жизнь? Страдание, отражающееся в глазах детей.
Что есть спасение? Ядовитая зеленая гниль в отростке-трубочке.
— Назови свое имя, бес! — надрывался священник.
Муха протянула костлявую руку к Пятому и коснулась его лба.
— Имя, — настаивал жирдяй.
Плоть существа вошла в кожу Коли, словно в воду. Миллионы нейронов Мухи соединились с нейронами Коли.
Вельзевул. Имя беса — Вельзевул.
— Назови себя! — закричал священник.
Пятый позволил себе улыбнуться. Видение исчезло, но осталось имя. Он оказался на кровати — привязанный и больной. Однако он знал, что сейчас Кивир отправит его в другой мир.
И будут даны ответы на все вопросы.
И будут наказаны виновные.
А пока надо ждать. Времени впереди — бесконечность.
— Твое имя, бес!
— Иди к черту, — сказал Пятый.
В комнату ворвалась тьма.
Пространство сжалось до одной колкой точки, уступив место кромешной темноте. Пятый растворился во мраке: тело распалось на атомы, остались лишь мысли-молнии, летающие в небытие. Чувства, надежды, желания — их не стало. Исчезли. Вырваны за ненадобностью милостивой мглой. Ярость больше не коснется мыслей, зло искоренено из тела и уничтожено, добро оплевано и забыто. Никаких крайностей — только бесконечность времени. Никакого света — только блаженная тьма.
Лишь сейчас Пятый осознал, как качественно отличались минуты друг от друга. Его сердца не существовало, чтобы отмерять драгоценные время, но чертов кусок плоти ему и не требовался — Коля словно превратился в секундомер. Он мог удариться в воспоминания, мог мысленно строить невероятно сложные логические схемы и цепочки, однако в любой момент мог сказать себе: прошла минута, прошел час.
Пятый стал тьмой. И его это не пугало. Он тратил силы лишь на то, чтобы убрать колкую точку пространства, из которой пришел. Он еще не готов разговаривать с жирдяем в рясе. Наступит момент — и от ходячего куска сала не останется и мокрого места. Глаза толстяка лопнут, кости превратятся в труху, а ряса сгорит в пламени. И тогда он, Пятый, заберет свою жену и дочь к себе. Во тьму.
Какая же глупость руководит людьми! Как могут эти мешки с кровью цепляться за жизнь? Они блуждают в бесконечных лабиринтах миров, любят друг друга, плодятся как кролики, не подозревая, что каждую секунду, каждый миг некто меняет их реальности, желания и мечты. Сегодня твою жену зовут Ларисой, завтра — Оксаной. А ты не подозреваешь подмены, потому что сам являешься порождением некого могучего существа. Являешься мыслью. Ты целуешь родинку на плече жены, когда через несколько часов родинка исчезнет или переместится на ягодицу. И ты не заметишь это. Потому что тебя самого изменили.
Пятый вынашивал план мести жирдяю в рясе, когда из колкой точки вырвался зеленый луч.
Знак.
Кивир зовет.
Коля услышал ритм прибоя, настойчивый и недолговечный, шум затопил невидимые уши, точно ракушку, оставшуюся на песке после отлива. Чернота соткала из пустоты омертвелые глаза Пятого, затем появились кости. За несколько секунд Пятый вновь материализовался. Материализовался для того, чтобы угодить в луч и полететь к свету.
Пятый летел в свете луча и гадал над тем, как долго Кивир будет над ним издеваться. Ради чего эти игры в миры, добро и зло? Какова цель? Мальчик из воска появился неожиданно, спутал все карты и растворился в иллюзорных вселенных. Пятый встал перед выбором: доверять Кивиру или нет? Стоит ли выполнять указания неведомой твари, прятавшейся под личиной человеческого детеныша? И вновь нет ответов. Если бы из вопросов можно было бы сделать кирпичи, то их бы набралось на пятиэтажный дом. Самое смешное, что Коля не мог выбрать собственную смерть. Внутреннее чутье подсказывало, что мальчик из воска не даст своей игрушке сломаться.
Пятый со скоростью истребителя несся по световому туннелю. Он не мог поверить, что несколько минут назад хотел остаться во тьме. Зеленоватый свет слепил глаза, однако Пятому удалось разглядеть пространственный люк, куда выбросит его луч. Впереди маячил диск красной пустыни: красный песок, красные звери, даже ветер был красным. Царство крови и боли. Коля смиренно принял ту мысль, что его в очередной раз выбросит в незнакомый мир. Ему хотелось верить: вот она, остановка, на которой он встретится с Кивиром. И разговор будет долгим.
Коля закрыл глаза. В безмятежности, затопившей его, он мысленно увидел сотни своих копий. Все эти человекоподобные существа походили на него. Кто-то казался старше, кто-то — моложе, но их объединял блеск его голубых глаз. На миг Коля даже усомнился в том, что сам не является копией. Однако затем он вспомнил госпожу Муху, вспомнил, как она коснулась его лба и поделилась самой сокровенной информацией.
Вельзевул.
Одно слово, но сколько силы оно несло в себе! Сколько надежд и энергии дарило! Придется время, когда он предстанет перед Кивиром и поделится словом Мухи.
Шум ветра красной пустыни стал громче.
«Больно, — услышал в голове Пятый неизвестный голос, полный страдания и мольбы. — Как же мне больно! Хватит-хватит-хватит-хватит!»
Коля почувствовал, как его копии разом скривили рты. Где они находились? В какой-то части луча? Или во тьме? Существовали ли они?
Додумать Пятый не успел: луч вытолкнул его в пространственный люк.
Раздалось чавканье. Колю окатило чем-то липким, затем он почувствовал, как навалилась сила тяжести, словно молот на мышку.
В ноздри ударил запах горящей плоти.
Пятый не сразу понял, что лежит. Мучительными толчками билось сердце, отдаваясь болью в ушах, извивался мушиный хоботок. Каждый нерв в теле дрожал. Над Колей висел грушеподобный мешок, покрытый мелкими белыми волосками.