Дьявольская радуга

Одно из чудовищ, окружающих Седьмого, грозно рыкнуло, но он даже не посмотрел на монстра: времени было еще полно до того момента, когда твари будут способны двигаться. Десять страшилищ не могли сделать ничего, кроме как бросать злые взгляды. Когда-то очень давно уродцы наводили на Седьмого оторопь, но с годами он смог рассчитать все действия монстров и сейчас воспринимал их как молчаливых зрителей в его игре.

Море зашумело и с жадностью накинулось на прибрежные камни. Огонек в тумане, между тем, ослабел.

Соленый воздух высушил губы, и Седьмой откупорил крышку фляги. Он посмотрел на чудовищ. Сегодня все уродцы выглядели как на подбор: на гигантских телах бугрились мускулы; кожистые крылья покрывали струпья. Твари пролетели огромные расстояния, чтобы поймать его. Дурак бы и испугался Охотников, но только не Седьмой.

— Бойтесь меня, твари, — сказал он и посмотрел в сторону огонька.

Еще сорок минут, оставалось совсем мало времени.

На северо-западе туман рассеивался и открывал пугающие красоты Новой Земли: бесчисленные гробы зубчатыми рядами усеивали равнину. Зубья были серы и похожи между собой. В гробах покоились отнюдь не мертвецы, это с виду они напоминали трупы, но на самом деле жизнь еще теплилась в их сердцах. Людей, которые не успевали спрятаться в норах, Седьмой жалел, но не мог им помочь. Новая Земля выворачивала их и обрекала на страдания. Кого заживо хоронила, кого дарила чудовищам, а кого заставляла умирать бесконечно. Вот именно поэтому Седьмой постоянно ошивался возле нор. Всплеск мог ударить в любое время, он не поддавался расчетам.

Огонек в морском тумане погас.

Черные тучи затянули небо, предвещая молнии и ливни.

Из воды показался первый плетеный человек. Морская пена покрывала морду монстра, поэтому Седьмому было сложно сказать, правильно ли он выбрал место. Оставалось уповать на Бога и на чудо.

В тишине, нарушаемой воем ветра, доносились всплески воды, словно где-то резвилась рыба. Плетеные человечки выбирались на берег. Их светло-коричневая кожа блестела на свету и переливалась всеми цветами радуги, а челюсти клацали. Сюрреалистическая картина сумасшедшего художника. Безволосые тела тварей были уродливо перекручены, худые длинные пальцы-спицы на руках доходили до земли, из плеч торчали подобия крыльев. Грудь и ноги оплетали странные наросты, растущие из голов уродцев.

Плетеные человечки шипели и отхаркивали воду вместе с мелкой рыбой и водорослями.

Седьмой слышал, что в некоторых деревнях возле Норовых Мест наловчились охотиться на этих морских чудовищ. Из плетеных человечков получались отличные удобрения.

Но Седбмой добрался до моря не для того, чтобы смолоть кости уродцев. Его миссией было проверить собственные расчеты. И если вычисления окажутся верными…

Седьмой оглянулся, еще раз вздохнул жгучий запах моря, пригляделся к далеким башням, спицами торчащими над равнинами и реденькими лесами, пролепетал молитву и направился к берегу. Сердце, высушенное горем, забилось сильнее. Седьмой мечтал умереть. Веревка, мыло, сук — и дело с концом. Или позволить растерзать себя Крылатым. Или дождаться Всплеска. Или перерезать вены. Или… Вариантов подохнуть уйма. Да только смерть не спасет.

Седьмой подбирался к плетеным человечкам. Каждый шаг в сторону моря словно отнимал у него силы. Казалось, что его путь длинною в четыре года подходил к концу, что клубок загадок распутывался и оставалось довериться господину случаю, что мир, который Седьмой познал, наконец-то захлебнется в крови и даст началу новому, более светлому.

Ближайший к нему плетеный человек зашипел. Седьмой вытащил булаву и обрушил ее на голову твари. У той подогнулись узловатые ноги. Плетеный человек только и успел выдохнуть, повалился на острые камни. Седьмой давно не испытывал того чувства, когда кажется, что все происходит не с ним, а с кем-то другим, а он только наблюдает, как время песчинками просачивается сквозь пальцы.

Плетеные человечки набросились на него, словно по команде невидимого кукловода. Седьмой достал из кобуры револьвер и начал палить. Он стал отличным стрелком: все пули находили цель. Атональная музыка ада стояла на берегу моря, которое давно уже не принадлежало людям. А чтобы артрит не мешал давить на спусковой крючок, Седьмой вспоминал тех, кому Новая Земля зашивала рты, выжигала глазницы, тех, кого он навсегда потерял.

Позже, когда с плетеными человечками было покончено, он обходил трупы и хмуро заглядывал им в морды. Ни одна тварь не подходила. По расчетам должен был попасться плетеный с тремя глазами. Седьмой мечтал создать новую Библию, основанную на понятных ему формулах и непоколебимых теоремах, но все оказалось тщетным. «Но ведь я смог рассчитать, когда плетеные человечки выйдут на сушу!» — мысленно подбадривал он себя. Седьмой даже захрипел от ярости, замахнулся булавой, только вот живого противника не было. Крылатые не в счет, те сейчас не страшнее камней или земли.

Солнце клонилось к западу. Еще немного, и оно коснется холодных вод, утонет в море, и опустится на Новую Землю темная ночь, когда жители последних деревень, что обитали возле Норового места, попрячутся в своих хлипких от Всплеска лачугах. Пожрет бывшие мегаполисы тьма, и начнутся веселые пляски чертей и чудовищ.

Седьмой вернулся к брошенному рюкзаку, плюхнулся на землю и обхватил руками голову. Ветер становился злее и кусачее, но он старался не обращать внимания на него.

Сколько осталось времени? Год? Два? Но мало. Очень мало.

Надо было спешить к норам.

Дорога шла по выщербленному ветром и бедному на траву плоскогорью, с высоты которого открывались красоты на руины города. Седьмой частенько предавался воспоминаниям о прошлой жизни. Человек, который лишился крова, родных, а мечты передавили жернова горя и страданий, не мог не возвращаться к давно минувшим дням. К дням, когда не было ни чудовищ, ни Всплеска.

Под ногами хрустел песок, шуршали камушки. Предстояло пройти еще лес и мертвую деревню. Солнце давно ушло за горизонт, ночь вступила в свои права.

Седьмой долго не решался устроить привал, но вынужден был отдохнуть: ноги становились ватными, заплетались, легкие горели, а в глазах троилось.

Где-то на западе раздался вой Крылатых.

Седьмой ощущал себя человеком, на которого смотрят или сквозь прорезь прицела, или сквозь кровавую запруду монстра. Он лизнул губу, почувствовал соль и полез в сумку за сухарями и водой. Не стоило думать о плохом. Дурные мысли притягивают дурные события. К утру он будет уже возле норы, там переждет Всплеск, а потом наведается в свой дачный домик в лесу, где выдует не меньше двух литров виски.

А сейчас нужно бросить все силы на преодолении тропы, то и дело исчезающей под ногами. Возможно, удастся запутать Крылатых и пустить их по ложному пути, хотя и не стоит надеяться на такую удачу. Единственным козырем остается время, которое нельзя тратить на еду и отдых. Но как заставить суставы не болеть?

Тучи закрыли луну и звезды. Над морем лежала тьма, как и на душе у Седьмого. Люди доверились ему, а он оказался брехлом. И новые смерти от Всплеска будут лежать на его плечах. Пришлось засыпать пять нор, чтобы оживить одного мертвяка. Пять нор! Как крестьяне могли согласиться на это безумие? Деревня умрет. Но ведь оживший труп рассказал много интересного и нужного…

Под вой ветра Седьмой слабо слышал, как бились волны о берег, словно насмехались над ним и его глупыми расчетами.

Мертвяк был прав: он никогда не сможет контролировать то, что создано богом. Не сможет вечно бегать от Крылатых, ибо они стражи Новой Земли. Но даже если он родился под счастливой звездой, и монстры все-таки не поймают его, то артрит разрушит тело. Так говорил живой мертвец.

Седьмой не нашел ответа у моря, и дальнейший путь не открылся ему. Оставалось возвращаться в деревню ни с чем.

Он замерз, но в сердце все еще пылал огонь, а в душе теплилась надежда на чудо.

Седьмой поднялся с холодного камня и двинулся дальше по тропе. Ноги казались деревянными и не хотели сгибаться, но он заставил себя идти. Ночной ветер был сильным, резким и колким.