Страница 3 из 98
Дохляк заметил, что кожа на правой ладони порвалась до самой кости. Из раны стекала густая, как варенье, кровь. Он подумал: забавно. Если удастся выжить, то ему нужно будет найти иголку с нитками и зашить руку.
Последний раз Дохляк окинул взглядом свое уже бывшее жилище. Окна щерились острыми зубами выбитых стекол, обои за давностью лет потускнели, лишь с трудом можно было разглядеть, что на них изображалось (пальмы, белый песок, жгучее солнце). Линолеум был грязен: валялись банки из-под лимонада, газеты, полиэтиленовые пакетики; возле окна растекалась небольшая мутная лужа.
Мертвяку хотелось заплакать, но вот только слез больше не было. Он подумал: парадокс. Он мог ощущать боль, радость, злость, обиду, горе, но не получалось плакать. Несправедливо.
Дохляк поднялся и пошел в коридор. Будь у него сердце, то оно бы сейчас билось с бешенной скоростью.
Вот только не билось оно.
И ему было не страшно. Лишь самую малость.
Дохляк вышел на лестничную площадку, но никого не увидел. Он посмотрел на выбитую дверь своей квартиры и попрощался с прошлым. Естественно, он больше не мог здесь оставаться.
Он сжал крепче рукоятку ножа.
Тихо скулил ветер, шумел дождь, громко играл граммофон.
Раздался грохот, от которого вздрогнул пол. Из квартиры Дохляка выбежал «архаровец».
Тварь прыгнула на него, вцепилась руками в раненную ладонь и начала рвать кожу. Казалось, прошли века и эпохи, пока он всаживал нож в грудь «архаровцу». Но тот как будто не почувствовал боли и продолжал кромсать руку.
Дохляк попытался оттолкнуть тварь, но ничего не получилось. Голова начала гудеть, а мысли — вязнуть.
От истерзанной руки начали исходить волны тепла. Дохляк с ужасом понял, что ему нравится, как «архаровец» сдирает кожу.
Мертвяк хотел сказать, чтобы он прекратил.
Мертвяк хотел вновь залезть в свою кладовку и вспоминать прошлую жизнь.
Мертвяк хотел…
Волны тепла сменились резкой болью.
Тварь задрожала. В руках она держала его кожу. Дохляк посмотрел на раненную руку и обомлел. Кожи и мяса больше не было — лишь голые кости, испачканные в крови и гное.
По его лицу пробежала тень. Глаза расширились от ужаса.
Наверное, стоило уже сдохнуть и плюнуть на ту жизнь после смерти, что он вел. Хватит кукол. Хватит помоек. Может, он снова оживет в другом, лучшем мире. Где больше не будет ничего чувствовать. Еще лучше было бы, если сотрутся и воспоминания. Давно пора ему забыть дочь и жену. Их больше нет. В принципе, как и его.
Дохляк машинально потянулся к рукоятке ножа, торчавшей из груди «архаровца», но вытащить оружие так и не смог. Его покинули силы.
С самого начала его борьба против этих тварей казалась бесполезной. Убить «архаровца» можно, но их так много…
И сколько он прожил в кладовке? Год? Месяц? День? Иногда казалось, что очень долго, а иногда — очень мало. Время здесь текло иначе.
Захотелось есть. Прожаренное мясо с кровью, яичница на сале, мандарины, апельсины, яблоки, рыба… Вот только проблема — он забыл, как сглатывать. Его убьет нормальная еда. Он потеряет драгоценную кожу. Потеряет человеческий вид.
«Архаровец» схватил его за щеку и потянул ее на себя. Затрещала кожа. Боль сменилась радостью.
Мертвяк хотел сказать монстру: не трогай лицо.
Но не мог. Язык давно распух и еле вмещался во рту.
Дохляку оставалось чуть-чуть до смерти. Он не хотел больше прятаться и драться. Он знал, что всё закончится именно так.
Первый
Небо постепенно темнело, переходя от синевы дня к фиолетовым сумеркам.
Сергей продирался сквозь заросли крапивы и матерился из-за того, что решил срезать. Он надел ветровку, чтобы не обжечься жгучкой, но руки всё равно горели. Тропов остановился, чтобы собраться с силами. Сумка сильно давила на плечи. В голове вертелась лишь одна шальная мысль: поскорее бы избавиться от своей ноши. Вдобавок ко всему слезились глаза.
Казалось, он никогда не дойдет, что вконец заблудился и умрет от голода и усталости. Но Тропов разглядел впереди костер и двинулся на свет. Их палатка в сумерках походила на большого зеленого червя. Анжела сидела на самодельной скамейке, наблюдая за огнем. Наверное, думает как меня попилить, решил Тропов. Он скинул сумку и рухнул прямо на землю.
Анжела даже не бросила на него взгляд. В ее голубых глазах отражались пляшущие огоньки костра.
— Живой? — Голос Бурой казался безжизненным. От него так и тянуло космическим холодом.
— Как видишь, — ответил Сергей.
— Что с домами?
Тропов не успел ответить: из палатки выскочила Таня. Она кинулась к Сергею, крепко его обняла, задержалась так на миг.
— Что с домами? — как робот повторила Анжела.
— Все отлично, — сказал Сергей.
— Мы сегодня ночуем в поселке? — поинтересовалась Таня.
Тропов помотал головой.
— Нет. Придется потерпеть. Я не успел проверить все дома. Вот завтра, возможно, переселимся…
Он поднялся и, пошатываясь, направился к костру.
Бурая закатила глаза и запричитала:
— Тропов, ты каждый день кормишь нас «завтраками». Что ты вечно бздишь на пустом месте? Я не могу больше спать в этой ссаной палатке, не могу больше умываться вонючей водой, не могу срать на улице и подтираться лопухами, не могу! Я хочу спать на мягкой кровати, хочу помыться!
Сергей плюхнулся на пень. В данный момент он бы не отказался от пульта, который смог бы подавить все звуки, вырывающиеся изо рта этой крикливой стервы.
Анжела распалялась:
— Перестань быть размазней! Ты же мужик. А ты ноешь над каждым синяком. Да тебе, Тропов, нельзя ничего доверить — всё испоганишь. Все потому, что руки растут из жопы!
Он зайка-бояка, заметил внутренний голос. Настал черед Сергея пялиться на костер. Он не понимал, почему не может заехать Бурой по челюсти, чтобы заткнуть идиотку. Не может и всё. Может, всему виной хорошее воспитание или… Трусость.
Тропов зажмурился.
— Бурая, хватит его пилить, — сказала Таня. Девушка уперла кулачки в бока.
Сергей мысленно поблагодарил её.
— Заткнись, малолетка, — ответила Анжела. Она вскочила со скамейки и продолжила: — Если ты ссышь, интеллигент хренов, то я возьму — опять! — все в свои руки.
Каждое ее слово вбивалось в череп Тропову, будто гвоздь. Первый раз, когда он ее встретил, она показалась умной и надежной. Он не заставлял Бурую идти с ним, девушка пошла по своей воле. Надо было ее прихлопнуть или отдать на съедение мертвякам. Какой же он дурак!
— Но Сережа ради нас старается! — сказала Татьяна. — Он бы мог тебя давно бросить.
Анжела засмеялась, показав ровные, но немного желтоватые зубы:
— Ага, щас! Тропов размазня, Танечка. Чтобы кого-то бросить, нужна сила воли, которой у него не было и не будет никогда. В общем, мне надоело трындеть — я ухожу в поселок.
Сергея словно ошпарили кипятком.
— Куда ты пойдешь на ночь глядя? — спросил он. — Там небезопасно. Я проверил только один дом.
Бурая улыбнулась. От ее злого прищуренного взгляда захотелось спрятаться в палатке:
— Меня сможете найти в одном из прекрасных особняков. А вам разрешаю ночевать на свежем воздухе и трахаться, трахаться, трахаться!
Когда Анжела уходила в темноту леса, Сергей невольно проводил взглядом ее подтянутый округлый зад.
Костер трещал, гудел, даже рычал, почти заглушая мысли Тропова. Таня села на скамейку, взяла его ладонь. От неожиданности он задержал дыхание.