Страница 33 из 63
Снова выпили без тоста и не чокаясь.
— И без злой воли не обошлось. Завидуют нам, что на потаенные суда августейшая благосклонность легла. Веришь ли: злорадствовали, ироды. Наплавались, мол, подводнички.
Макаров схватился за голову.
— Сколько ж времени не хватило?
— Часов шесть, много — восемь. Люк открыли, там даже мертвый запах не настоялся.
Берг потер виски. Воспоминания о нелепой гибели экипажа «Ерша» отрезвляли настолько, что казалось, в рюмках не огненная вода, а обычная.
— На дне валялся якорь с линейного корабля. Лодка ударилась в него, затем острым носом зарылась в борт и остатки рангоута какого-то затонувшего корыта.
— Не понимаю. Сбросить аварийный балласт, продуть систерны, мотор на реверс — чай, всплыла бы. Как мы тогда у Толбухинского маяка.
— Нет, Степан. Балласт от удара заклинило, лодка течь дала. В одной из систерн появилась трещина, куда сжатый воздух травился. Открыть люк они не смогли. Теперь главное, о том только генерал-адмирал, Попов и несколько человек знают. Гардемарин Митяев написал письмо всем нам и завернул герметически. Я его наизусть помню.[10]
Берг опрокинул следующую рюмку и продолжил тихим, немного дрожащим голосом:
— Здесь темно, вода прибывает. Пробую писать на ощупь. Шансов почти не осталось. Пахнет хлором. Милые мои Евгения и сын Петя. Когда вы получите это письмо, меня уже не будет. Я вас очень люблю. Простите меня за все. Сынок, вырастешь — обязательно становись военным моряком. Целую вас.
Сидя в освещенной электрической лампой комнате, подводники живо представили юного умирающего офицера, с трудом карябающего эти строки карандашом на влажноватой бумаге. Он стоит в кромешной тьме, по пояс в морской воде, в которой плавают масло, мазут, грязь, а к подволоку подымается удушливый запах серной кислоты и хлора из аккумуляторов. Запах скорой смерти.
А главное — любой подводник в каждом походе может найти свою гибель именно так.
Отметив встречу и помянув не вернувшихся из похода, Берг и Макаров наутро разъехались. Первый — в Николаев, а командир черноморского подводного отряда к своим чертям-разгильдяям.
Николаевскую верфь, приютившуюся у впадения Южного Буга в Днепро-Бугский лиман, англичане велели снести, ссылаясь на Парижский договор. Государь сказал послать их подальше. Позорные соглашения касались портов, флотов и верфей Черного моря. Николаев — в Малороссии, далече от морского побережья.
Без военных заказов и казенных денег верфь захирела. Выделка пароходов РОПиТ едва спасла ее от закрытия. Однако город рос, без военных кораблей сюда дозволили заход иностранных купцов. Протянулась железная дорога на север. Николаев примерил купеческое платье и раздобрел по примеру многих купцов.
«Катран», покоившийся на кильблоках, уже приобрел исходный вид, работы велись внутри. Берг по лесенке забрался на палубу и оттуда в рубку.
Корабль отличался от «Щуки» как современный локомотив от первого паровоза Стефенсона. Рубочный лаз в надстройке пропущен меж двумя рядами торпедных аппаратов. В каждом из них по три маховичные торпеды одна за другой. У каждой свой разгонный мотор, поэтому все шесть можно выпустить за тридцать секунд.
Ходовые огни и внутреннее освещение электрические. Лодыгин до сих пор ненавидел Берга за поношение «электролета» и прочих безумств. По справедливости он должен быть благодарен капитану, что избавился от пустых замыслов и занялся полезным делом. Теперь богат, лампочным промыслом Россию охватил.
Лодка улучшила обитаемость. Для отдыха — подвесные койки, по одной на трех членов команды, у капитана своя. Появился крошечный камбуз с камельком и запасом продуктов на шесть дней.
Штурман приобрел отдельное место рядом с центральным постом. Под водой настолько сложно счислять свое положение, что непочетная роль штурмана, существа неполноценного в надводном флоте, на лодке поднялась до вахтенного офицера. Мало кто верит, на субмарине штурман может в старпомы вырасти, откуда прямая дорога к должности командира корабля.
Что совершенно негоже для офицеров старой закалки, под водой нет деления на офицерский ют и матросский бак. Да и матросов первой и второй статьи лишь трое. Остальные — специалисты. Кондукторы, боцман, боцманаты, слухач. Большая часть экипажа — унтеры.
Вопрос с командами сложный. Капитан-лейтенант Михаил Федорович Ланской остался в Кронштадте командиром Балтийского отряда. Кроме старой «Щуки» у него в подчинении «Барракуда», «Александровка» и на подходе лодка серии «Катран». Капитанами у Ланского гардемарины. Чуть более опытных офицеров и унтеров Берг увел на юг, полагая, что в текущем году войны на Балтике не будет, а к новому сезону Ланской обстругает следующих, выделывая из сучковатых деревянных выпускников настоящих подводников.
Переведенные в Николаев офицеры ворчали. Служба в Кронштадте зимой — сущая синекура, очень изредка в наряд, в остальное время приятная праздность и столичные развлечения. Можно выпить, раскинуть картишки, сводить приличную даму в театр на «Чесменскую битву», а чуть менее приличную сразу в нумера. Кавторанг остался глух к их стенаниям. Он втолковывал простую вещь: в этом или следующем году на лодках идти в бой. Никто не знает, будет ли время устранить грехи, которые можно выявить надзором при сборке.
Пустая труба минного заградителя «Кальмар» поодаль кишела рабочими, стыкующими с ней балластные систерны. Пятьдесят якорных мин во чреве заставили сократить торпедное вооружение — лишь пара снарядов с маховичным двигателем.
Офицеры и кондукторы присматривали за качеством сборки, а вооруженные берданками матросы постоянно несли стражу вокруг корпусов и средь ящиков с лодочной снастью. Они стерегли субмарины не от турецких лазутчиков. Малороссия — та же Россия. Воруют.
Обещанные сроки как всегда сорвались. К спуску на воду годен лишь «Катран». Заводское начальство успокаивало: все одно лиман во льдах.
3 марта, ломая тонкий весенний панцирь, к Николаеву поднялся Макаров на пароходе «Великий Князь Константин», пришвартовавшемся у причальной стенки. В предчувствии войны Степан Осипович напоминал борзую, заслышавшую лязг заряжаемых ружей и прочих верных знаков охоты. Управляющему сунул в нос адмиральский приказ: если через неделю «Кальмар» не окажется в воде, отправить заводчика в Петербург в кандалах.
Перед тем как подняться обратно на пароход, неугомонный капитан-лейтенант схватил Берга за рукав.
— Знаешь, Александр, ночью сон мне явился, отвертеться от него не могу. Сжалься, послушай. «Константин» по льду идет — толкает форштевнем и ломает его. А как толстый слой порушит, сдается мне, порвет борт или застрянет.
— Для хода во льдах у него недовольно прочное устройство и машина потребна в десятки тысяч индикаторных сил. Что ж снилось, друг ситный?
— Пароход со скошенным форштевнем, как таран, но над ватерлинией. Корпус — да, как у броненосца, и машина изрядная. Чтобы наклонный нос на льдину накатывался, не бил ее, как колун, а сверху раздавливал. И борта круглые, чтоб не сдавило во льдах, а наверх выперло.
— Экий ты мечтатель. Уйми порывы. Побьем турка — построишь свой кривоносый броненосец.
«Катран» последовал за «Константином». Берг, стоя на рубочном мостике, молился, чтобы плавающие льдины, вылетевшие из-под винта парохода и отбитые острым форштевнем подлодки, не зацепили и не погнули горизонтальные рули. Помимо воли возвращался к задумке Макарова — действительно здорово. В той же Балтике зимой, где восток Финского залива всегда замерзает, ледокол может проложить дорогу канонерке или подлодке. А коли во льдах пленен неподвижный и беспомощный неприятель, его расстрелять, что на учениях.
Заводские огрехи удалось исправить прямо на Севастопольском рейде, после чего Александр огорошил адмирала Аркаса и Макарова предложением совершить практический рейд в Мраморное море.
— Понимаете, кавторанг, чем грозит ваш провал? — рассердился командующий. — Обнаружив боевой корабль, тайно крадущийся в османских водах, турки из виноватых и презираемых всеми странами тут же выйдут пострадавшей стороной.
10
Чтобы напомнить о вещах, которые забывать нельзя, автор взял на себя смелость и воспользовался текстом записок, оставленных членами экипажа в отсеках АПЛ К-141 «Курск», погибавшей на дне Баренцева моря.