Страница 6 из 64
16 апреля за пролеткой большевиков на удалении следовал экипаж с парой отличных лошадей. С ловкостью профессионального ямщика ими правил ротмистр Бейнц. Никольский, Юрченков и пара подельников изображали пассажиров. Несмотря на бороды, глубоко натянутые на уши картузы и общий затрапезный вид, генерал не рисковал лично общаться с вождем в данной ипостаси, передав активную часть акции в руки приглашенных экспертов.
Звероватого вида Яшка Кремень счел себя пострадавшим от царского режима, так как был арестован за вооруженный гоп-стоп, и лишь февральская неразбериха позволила ему улизнуть. Дезертир Феофан судимостей и арестов не имел, до сего дня промышлял мелкими грабежами и мечтал о крупных делах. Оба с недоверием смотрели на «господ» в крестьянских армяках.
— Уважаемые, — обратился Никольский к собравшимся в экипаже коллегам. — Повторяем диспозицию. К ночи наш человек поедет на Широкую, где обычно ночует. Остановим его пролетку на ходу, окружаем и грабим.
— Извиняйте, барин, — Кремень блеснул золотой фиксой. — Как же без стрельбы? Революционэры без волыны не ходют. Даже бабы. Палить начнут. Или валить всех, или ждать, как из пролетки выйдут.
— Возле дома Кшесинской нельзя. Там куча их сторонников. Делаем засаду на Широкой? — предложил Бейнц.
— Точно. Висеть за ними как фараоны цельный день — нас точно срисуют. Зашухерятся, — согласился бандит. — Но на Широкой под окнами тоже стремно.
— Ждем с десяти вечера в начале Широкой. Наш клиент в любом случае въедет с этой стороны — что с Кронверкского проспекта, если будет возвращаться из ЦК, что от Петросовета, — решил генерал. — У дома Кремень и Феофан. Мы догоняем пролетку, когда она останавливается, берем на себя кучера и охрану. Вы, господа коллеги, выходите навстречу. Сначала обыск мужчины на предмет оружия, потом забираете сумки дам. Обыскивает Кремень, остальные держат стволы.
— Ежели баба спрячет «Браунинг»? — вставил Феофан.
— Не зима, муфты не носят. И в карманах не будет — не любят, чтобы оттопыривались. Не модно это, — откомментировал Бейнц, большой любитель лошадей и женского пола. — Ощупывать их не советую. Грабеж они перенесут, а при обыске такой визг поднимут, тише будет сразу пристрелить.
— Еще раз предупреждаю: стараться обойтись без пальбы. Кучера, охрану и женщин — только в самом крайнем случае. В барина не стрелять ни при каких условиях. Даже если ствол достанет — отбирать оружие. Я лично слежу, чтобы с его головы ни один волос не упал, это всем ясно? — Никольский оглядел разношерстную команду. — Расходимся, сбор в 22.00.
Экипаж вождя появился лишь около полуночи. Ульянов выступил на митинге с балкона Кшесинской, толкнул речь перед солдатами, накропал пару статеек и собрал жатву со спонсоров революции. Утомленный, но крайне довольный, он катил домой. По бокам сидели обе верные спутницы — Крупская и Арманд, напротив двое вооруженных рабочих, навязанных ЦК. Лидер большевиков возражал против охраны, и лишь угрозы убить или избить его за пораженческую агитацию с трудом убедили Ильича возить с собой двух массивных мордоворотов.
Инесса Арманд дремала, прикрыв глаза. Скоро все будет хорошо. Ее Володя не будет скован буржуазными предрассудками, разведется, а она станет женой властителя России. Мысли усталой Крупской тоже были вялыми. Она смирилась со всем — с официальной любовницей мужа, с плохо скрываемыми насмешками со стороны партийцев, с невыносимым образом жизни Ильича, за которым она таскалась всюду, потому что везде была и Арманд. Даже через Германию они ехали в одном купе.
Пролетка остановилась. Ленин живо выпрыгнул первым, подал руку Инессе, законная супруга справилась и так. Когда из повозки выбрались неповоротливые работяги-охранники, рядом остановился другой экипаж, и произошло событие, никак не входившее в планы пролетарского вождя.
От темной стены отделились двое уголовного вида субъектов с «Наганами» на изготовку. Короткий шум сзади красноречиво уведомил, что на охрану уповать не стоит.
— Не двигайтесь и не оборачивайтесь, господа хорошие! — Кремень оставил приблатненную манеру «ботать по фене» и говорил на удивительно правильном языке. — Руки в стороны и не пытаться вытащить стволы.
— Товарищи! — торопливо закартавил Ульянов. — Мы — никакие не господа, а большевики, сражаемся за мировую революцию и счастье рабочего класса против буржуазии и эксплуататоров.
— Спасибо, товарищ! — радостно осклабился бандит, изымая «Браунинг» из ленинского пальто. — Прямо сейчас осчастливишь пятерых пролетариев, не дожидаясь мировой революции. Эй, дамочка! Куда тянешь лапку к сумочке? Наделаю дырок, доктор не заштопает.
Кремень, забрав пистолет, саквояж, бумажник и часы вождя, сделал шаг назад, удерживая револьвер на уровне его груди.
— Феофан! Забери сумку у барыни и мешок у служанки.
Второй грабитель выхватил сумку у Инессы и мешковатую торбу у Надежды, Затем заставил Арманд снять кольца, серьги и брошь. У другой дамы никаких украшений не оказалось — что взять с прислуги.
— До новой встречи, товарищи!
Грабители укатили.
Ульянов потерянно рассмотрел повозку с обвисшим кучером, разлегшихся на мостовой охранников и опустевшую Широкую улицу. Арманд всхлипнула — ей было больно, страшно, из мочки уха шла кровь. До слез жалко парижских украшений. В России таких не найти.
Крупская молчала. Бог с ними, с восьмьюдесятью тысячами, что держал Ильич в саквояже, сами остались целыми — и ладно. Ее до глубины души ранило обращение бандита: служанка. Да, прислуга! При вожде революции и его блистательной любовнице она выглядит как замарашка. А в Шушенском Володька клялся в вечной любви…
— Ротмистр, поворачивай в подворотню. Делим улов поровну и разбегаемся до следующего экса.
Слова генерала про «следующий экс» были условными. Трое офицеров выхватили «Наганы» и расстреляли уголовников. Нельзя оставлять свидетелей провокации, тут марсианин глубоко прав. Никольский отклонился в сторону и проследил, чтобы Владимир с облучка тоже всадил по пуле в незадачливых подельников. К сожалению, господа офицеры должны пребывать в готовности убивать не только уголовную шваль, но и полицейских, а может — таких же армейских служак, оказавшихся по ту сторону баррикад. Учиться переступать через вбитые с молодости моральные принципы надо помалу, с ликвидации свидетелей, по справедливости заслуживающих каторги, но никак не казни.
Феофан и Кремень остались сидеть, только головы склонили, будто заснувши. В полумраке проулка следы револьверных пуль на одежде практически неразличимы. И все же подельники необратимо мертвы.
Юрченкова, сидящего напротив Феофана, скрутило и вырвало на колесо. Он выбрался из экипажа, снова облегчил организм, затем залез на облучок к Бейнцу, не желая ехать лицом к лицу со своей покойной жертвой. Нормальному человеку претит убийство.
К вечеру следующего дня Шауфенбах с газетой «Речь» в руках и с Никольским в кильватере решительно вломился к Ленину в его кабинет на Большой Дворянской. Генерал удивился, насколько уверенно марсианин просочился через толпу настороженных и вооруженных революционеров. Явно применил какие-то чудеса.
Вождь что-то горячо обсуждал с мрачным черно-кожаным евреем и суровым молодым кавказцем.
— Здравствуйте, товарищи. Простите, что мешаю, но если вас перестреляют уголовники или оппортунисты, то грош цена остальным вашим потугам.
Шауфенбах швырнул на стол газету, где на первой полосе крупными буквами чернел заголовок: «Полиция нашла трупы участников грабительского нападения на лидера большевиков Ульянова».
Одетый в черную кожу от кепки до сапог революционер, подходивший под описание Якова Свердлова, подхватил листы, и они с Ульяновым просмотрели заметку. В ней говорилось, что неподалеку от Широкой найдены трупы двух известных полиции налетчиков, при одном из них обнаружены бумаги на имя большевистского вождя, а в больницу с разбитой головой доставлен его кучер.
Рябой низкорослый грузин вперился взглядом в вошедших. Его глаза неопределенного цвета сверкнули как стволы винтовок, просунутых меж зарослями усов и бровей.