Страница 43 из 71
Я пытаюсь не обращать внимания на свой голод и стараюсь не смотреть, однако запах свежей горячей крови щекочет мне ноздри и заставляет внутренности сжиматься. Я могу себе только представить, какая она удивительная на вкус, такая свежая…
— Вперед. — Сугур отступает, на его губах кровь.
Я не уверен, что это — мой голод, давление со стороны таких же, как я или вино, но внезапно это кажется мне таким пустяком, если я немножко выпью этой крови. Дарклинги уходят с моего пути, открывая мне хороший вид на умирающего мальчика. Его шея и грудь в пятнах крови, дыхание поверхностное и неровное. Я должен был бы почувствовать отвращение, но я его не чувствую. Это зрелище захватывает меня, и на этот раз я не боюсь в этом признаться. Мне не нужно прятать свою истинную сущность от присутствующих здесь, я могу быть монстром, которым я, по сути, являюсь, но никто меня не осудит за это.
Я погружаю свои клыки парню в шею и жадно пью, наслаждаясь ощущением возможности питаться без людских вздохов и криков, не волнуясь, что тебя могут схватить. Парень испускает последний вздох, когда его тело покидает последняя крупица жизни.
Я отшатываюсь, Дурман в крови парня заставляет меня нетвердо держаться на ногах. Я вытираю свой рот, испытывая к себе отвращение. Как я мог быть таким неосторожным? Это место, эти создания. Они заставляют меня вести себя так безответственно, так бесчеловечно. Но я человек — по крайней мере, наполовину.
Я выбегаю из пещеры на воздух. Мне в нос снова ударяет зловоние города и у меня скручивает живот. Меня рвет до тех пор, пока желудок полностью не опустошается.
— Что с тобой? — спрашивает Эвангелина, уставившись на меня. — Это грубо покидать праздник. Сигур на самом деле оскорбился.
— Мне плевать!
— Чем ты так расстроен? Это всего лишь кормление?
— Человеком.
— И что? Именно это едят Дарклинги.
— Я тебе не хренов Дарклинг, я…
— Человек? — она смеется. — О, бедняжка, Эш. Ты и в самом деле считаешь себя одним из них.
— Нет. Я знаю, что не человек, но я и не один из них! — говорю я, тыча в сторону пещеры.
Я иду прочь, но Эвангелина не хочет оставлять меня в покое.
— Эш, ты слишком долго прожил среди людей. Хорошо, что ты теперь среди своих. Ты привыкнешь, и довольно скоро будешь думать, как мы, — говорит она.
— Может, ты просто отвалишь от меня?
— Ох, какой ты нервный, — дразнится она. — Если ты хочешь выжить здесь, то тебе придется стать жестче. У Дарклингов нет времени на человеческие эмоции.
— Как же ты живешь с ними? Они отвратительны, — говорю я, сдавленным голосом.
Они совсем не такие, как я ожидал. Они совсем не похожи на маму.
Лицо Эвангелины ожесточается.
- Сигур хорошо обо мне заботился. Он присматривает за всеми полукровками.
— Так здесь есть еще такие же? — задето мое любопытство.
Она берет меня за руку. И внутри меня вспыхивают различные виды голода, а в том месте, где она прикасается ко мне, кожа горит. Перед глазами всплывает образ Натали и меня охватывает стыд. Тем не менее, я не отпускаю руку Эвангелины.
Она ведет меня в разрушенное здание, в котором сильно воняет разложением.
— Что это за место? — спрашиваю я.
— Госпиталь, — отвечает она.
Мы идем в палату на первом этаже. Эвангелина молча ждет у двери, пока я вникну в происходящее. Ряды металлических коек загромождают всю комнату и почти все они заняты Дарклингами, инфицированными вирусом Разъяренных. Каждый из них на разной стадии заболевания. У некоторых из них еще только пожелтели глаза и истончились волосы, в то время как у других болезнь вступила уже в последнюю стадию, как у мамы. Приторный запах гниющей плоти атакует мои ноздри и желчь поднимается почти к самому горлу.
— Когда-то нас было сто сорок три, — объясняет Эвангелина. — Вирус Разъяренных распространился внутри гетто очень быстро. Сначала заболели Дарклинги, затем полукровки. Мы надеялись, что они выкарабкаются, ведь частично они люди, но… — она покачала головой — Не так уж много мы могли сделать. Мы вымираем, Эш.
Я судорожно сглотнул. Я знал, что полукровки — редкость, но я даже не представлял, насколько все было плохо. Если больше полукровки рождаться не будут в СШС из-за изоляции, то мы с Эвангелиной можем стать последними.
— Твоя мама хорошо о нас заботилась, — говорит Эвангелина. — Она ухаживала за больными, несмотря на риск заразиться самой. Я помогала, как могла.
— Разве ты не боишься заразиться? — спрашиваю я.
Эвангелина упирает взгляд в землю.
- Я уже.
— Ты не выглядишь больной.
— У меня врожденный иммунитет к вирусу. Мы не уверены, почему я не такая, как остальные полукровки, — говорит она — я все еще являюсь носителем, поэтому могу заразить кого-нибудь.
Ей не нужно ничего больше объяснять. Когда Дарклинги занимаются любовью, они часто кусают друг друга, смешивая кровь. Эвангелина никогда не сможет этого сделать, по крайней мере, с Дарклингом.
— Мне жаль, — говорю я.
— Может это к лучшему. Сигур считает, что моя кровь может быть лекарством. Мы были близки к тому, чтобы найти вакцину, но мы слишком сильно ограничены в ресурсах, так что… — она пожимает плечами — Мы не знаем. Вирус мутирует. Он каким-то образом становится все хуже.
Я покидаю палату, неспособный больше стоять посреди своих больных собратьев. Мы идем по гетто, минуя выжженные руины. В отличие от зданий на моей стороне стены, эти увиты плющом и белыми цветами в изобилии с синими ягодами, придающими всему этому месту внеземную красоту. Эвангелина замечает, как я гляжу на них.
— Некоторые Дарклинги выращивают цветы, чтобы сделать это место более пригодным для жизни, — говорит она.
— Как долго ты уже здесь? — спрашиваю я.
— С тех пор, когда мне исполнилось восемь. Сигур нашел меня, истекающей кровью, на Унылой улице, — говорит она. — Он забрал меня сюда. Он отличный защитник.
— Он позволил своей племяннице умереть, — говорю я.
— Он не может спасти нас всех, хоть и старается.
Воспоминание о Яне и Томе на крестах, казненных из-за их запрещенных законом отношений, напоминает мне о Натали. Моё сердце глухо стучит ба-бум, ба-бум, ба-бум. Я так сильно хочу быть с ней. Именно сейчас. Пребывание здесь заставляет чувствовать себя изгоем больше, чем когда-либо. Ясно, что я не такой, как остальные Дарклинги. Когда я с ней, то чувствую себя своим.
Эвангелина удивляет меня тем, что кладет мне руку на грудь.
- Как такое возможно?
— Я встретил свою Кровную половинку.
Она выглядит удивленной.
— Ты не веришь мне? — с вызовом спрашиваю я.
— Я тебе верю. Просто по ту сторону не так много Дарклингов. Я удивлена, что ты нашел свою Кровную пару среди них.
Я гадаю, могу ли рассказать ей, что моя Кровная половинка — человек. Я едва знаю Эвангелину, но инстинкты подсказывают, что я могу довериться ей.
— Она человек, — признаюсь я.
Эвангелина отдергивает свою руку.
- Подобная связь возникает только между Дарклингами. Она не может быть твоей Кровной половинкой.
— Все доказательства говорят об обратном.
— И как же её зовут? — голос её тверд.
Я почесываю шею. Что мне ей сказать? Что моя Кровная половинка дочь Эмиссара стражей, Натали Бьюкенан? И не подумаю.
— Разве это важно? — в ответ спрашиваю я.
— Ты не можешь быть с ней. Эш, ты не можешь отвернуться от своего собственного вида.
— Я не собираюсь от него отворачиваться. Я же на половину человек, помнишь? Так почему я не могу быть с человеческой девушкой? Почему все твердят, что я могу позволить взаимоотношения только с Дарклингом?
— Потому что это против закона, — говорит она.
— Это не запретит мне быть с ней.
Мы подходим к каналу. Пограничная стена — просто полоска на горизонте. Дом так далеко отсюда.
— Мне нужно идти. Сможешь отвести меня к вратам? — спрашиваю.
Она колеблется.
- Ты вернешься? Сигур мог бы это устроить.
Я довольно долго изучающее смотрю на Эвангелину, наблюдая, как её иссиня-черные волосы колышутся, словно поверхность океана. Я не могу отказаться от неё. Нас слишком мало осталось.