Загадка

- Вы говорите не одна женщина... Но до этого сказали, что у Валерия был роман с мамой?

- Да. Был. Но, мать к тому времени умерла. Вот он и таскал всяких. Вокзальных, площадных. Надеялся на снисхождение. Но, и те после «мокрой ночи» сбегали, как ошпаренные. Потом, и того хуже. Додумался, стал ко мне приставать, хотел сделать своим любовником. Насилу отбился. Почему, вы думаете, мы раздельно живём? Я через суд добился разъезда. Пригрозил, что сообщу об истинных мотивах, и он не препятствовал. Но своих пагубных пристрастий Валера не оставил. Видел я его с семилетними мальчиками. Катал их на своей машине. Бьюсь об заклад, что и вас, Сергей, мой брат уже обхаживал.

- Зачем вы пришли? - со слезами на глазах, спросила Татьяна Александровна, - Что бы очернить Валеру? Опозорить его?

- Нет. Ни в коем разе. Пришёл поздравить. Я, видите ли, убеждён, что брат брата должен прощать и принимать его таким, какой он есть.

Не успел Василий закончить последнюю фразу, как входная дверь распахнулась, и в квартиру вошёл вернувшийся из института Валерий Павлович.

Разуваясь в коридоре, ещё не видя нас, он со смехом стал рассказывать, что это была за сигнализация. « Ничего страшного, просто подчинённым захотелось поздравить шефа. Я с ними завтра планировал посидеть, но им неймётся, на сегодня переиначили. Хочешь, не хочешь, а рюмку-другую пришлось опрокинуть».

Говоря всё это, он вошёл в комнату и, увидев брата, остолбенел. Замер так, как должно быть, замирает кролик, встретившись взглядом с удавом.

- Не пугайся. Я поздравить тебя пришёл, - по-свойски сказал Василий.

- Что? - настороженно переспросил Валерий Павлович.

- Говорю, пришёл поздравить с днём рождения.

- Пришёл, так сиди. Это мой родной брат, - с плохо скрываемой неприязнью, сказал Валерий Павлович.

За столом воцарилась гнетущая тишина.

- Василий нам рассказывал, как ты машинистом... - выдавила из себя Татьяна Александровна фразу, которую закончить так и не смогла.

Её голос задрожал и пресёкся.

- Машинистом? Конечно. Я предполагал. О чём же ещё мог он поведать, - добродушно ответил Валерий Павлович, накладывая себе салат.

И вдруг, схватив брата за грудки, он стал его бить кулаком по лицу. Наотмашь, сильно, озверело. Татьяна Александровна попыталась его остановить, но он обозвал её скверным словом и велел убираться. Она хотела ослушаться, но он настоял и не успокоился, до тех пор, пока за ней не захлопнулась дверь.

- Поздравить пришёл? Салатика поесть? Кушай! - кричал Валерий Павлович, избивая лежащего брата.

Сказав последние слова, он схватился за скатерть, сгрёб все угощения и обрушил их на Василия.

- Пусть отмечает моё сорока-восьмилетие, - сказал он, обращаясь ко мне, - а мы, Серёжа, давай пойдём из этого дома. Тут уже ничего не исправить.

Влекомый властной рукой Валерия Павловича, я вскоре оказался на улице. Мне предстояло слушать оправдательную речь старшего из братьев, столь же душевную и доверительную.

- Не поверите, - заговорил он, обращаться ко мне на «Вы». - Покойная мать, царствие ей небесное, аборт хотела сделать. Ну, куда говорит в тридцать шесть рожать, люди засмеют. Да и устала она, не в силах была за ребёнком маленьким ходить. Я настоял. Сказал, рожай мама, все заботы возьму на себя. Выращу. И растил. Бывало, встанешь среди ночи, говорит «писать хочу», и идёшь, горшок несёшь. Пописает, говорит: «хочу кофе сладенького». Попьёт кофе, сказку читай. Делать нечего, время полчетвёртого, а я книгу беру и сказку читаю. А с утра работа, институт.

Это только мне одному известно, с какими трудами я его вырастил. И вот благодарность. Наверное, не те сказки читал. Пять невест у меня было, и всех отвадил. Со всеми разлучил. Как ни следи, не уследишь. Прознает, где я живу, подгадает момент, ворвётся и всем сказку про белого бычка расскажет. Брат спал с матерью, воровал, ходил под себя, убивал людей работая машинистом, менял сексуальную ориентацию и прочее, прочее. Я уж и квартиру разменял, и свой адрес хранил в секрете, переезжая с места на место раз десять. Всё зря. Каким-то невообразимым образом меня находит и пакостничает.

- Через адресное бюро, - уверенно сказал я.

Заговорил я собственно для того, чтобы как-то успокоить дядю Валеру, показать своё расположение. Убедить, что клевете не поверил.

- Зря вы, Валерий Павлович, с Татьяной Александровной так грубо обошлись, - высказал я то, что более всего меня задело.

- Милый Серёженька, голубчик вы мой, золотое сердце, - начал он витиевато, - так ведь не отмыться же. Не оправдаться за всю жизнь. Как там Геббельс говорил, чем страшнее ложь, тем больше вероятность того, что хоть что-нибудь после неё останется.

Женская, да возможно и общечеловеческая природа такова и никуда от этого не деться. Поэтому Татьяну Александровну я и прогнал. Уже не склеить, не вернуть того, что было. Наша семейная жизнь после напутствий брата, просто обречена. Я пробовал, живя с другими, «загладить, искупить». Увы, всё тщетно.

Гуляя по городу, мы подошли вдруг к железнодорожному полотну. Совсем рядом маленький маневровый тепловоз тащил за собой огромную платформу с щебнем. Поравнявшись с нами, из кабины тепловоза высунулась круглая, чумазая, физиономия и, окликнув Валерия Павловича, сказала:

- Ей, извращенец, поехали людей давить. По карманам опять будешь шарить.

- Некогда, - крикнул в ответ дядя Валера.

- Ты, смотрю, опять за своё. Ничего, смазливый мальчишка!

Физиономия скрылась, а мой спутник, смеясь, стал объяснять смысл произошедшего.

- Это тот самый дядя Юра и есть, с которым я, якобы, работал в бригаде помощником.

- Понял, - согласно кивнул я, а сам задумался: «кому верить?».

15.07.1999 г.