Легенды Космодесанта

— Отлично, — решил я. — Как только вернемся на шлюпку, немедленно отправим депешу ближайшему боевому подразделению. Приоритет Ультима. На это они ответят.

— Нет, — сказал Кассий.

Я фыркнул:

— Уверяю вас, командор, они мигом сюда явятся…

Но затем сквозь визор шлема я заметил выражение, застывшее в его глазах.

— Они опоздают. Но мы здесь, и мы уничтожим эту тварь.

С меня было довольно. Один раз он уже заставил новобранцев ослушаться моего приказа, и я не собирался тратить время впустую, отговаривая его от этой дурацкой затеи.

— Как вам угодно, командор, — ответил я и сделал послушникам знак построиться и следовать за мной. — Я позабочусь о том, чтобы ваш последний подвиг был с должными почестями внесен в анналы истории ордена.

Я прошел несколько шагов, прежде чем осознал, что мои подопечные остались позади.

— Позаботьтесь, чтобы в анналы истории внесли всех нас, — громогласно заявил Вителлий.

Я должен был это предвидеть. Мне следовало понять это сразу, как только я увидел их вместе с Кассием, когда он убеждал меня, что на корабле остались еще люди. Они не ждали от меня приказов — они просто проверяли, купился ли я на их ложь.

— Второй маяк?

Я смотрел не на Кассия, а на Наррона. Мальчишка знал: я поверю, что он проконтролировал показания ауспика.

— Это была не его идея, — вмешался Пазан. — И не командора. Это придумал я.

— Ты? — я резко повернулся к своему заместителю.

Но ответил вместо него Кассий:

— Я бы оставил тебя на шлюпке. Я считаю, что ты никудышный наставник и не справляешься даже с обязанностями командира. Но брат Пазан хотел, чтобы ты пошел с нами.

Я на него и не глянул. Ему нечего было мне сказать. Два дня… ему хватило двух дней, чтобы завоевать сердца новобранцев, о которых я заботился больше двух лет. Я снова обернулся к Пазану:

— Зачем тебе понадобилось, чтобы я пошел с вами? Хотел посмотреть мне в глаза, когда будешь меня бесчестить?

— Нет, — ответил Пазан. — Хотел дать вам возможность присоединиться к нам.

— Присоединиться к вам? — воскликнул я. — Зачем мне это? Что, кроме напрасной смерти, вы можете мне предложить?

Мне ответил Пазан, но говорил он явно за всех четверых:

— Зато мы узнаем, что значит сражаться как истинные Астартес.

Смешно было слышать это от такого юнца.

— Вы ничего не знаете, — ответил я. — Вы никогда не видели, как весь орден идет в бой. Отделение за отделением гордо выстраиваются в своей броне, со священными болтерами в руках. Вы в один голос произносите слова присяги, а затем маршируете вперед, зная, что братья всегда рядом. Вы черпаете в них невероятную силу, потому что сражаетесь не в одиночку, — нет, вас тысяча. Тысяча тел, слившихся в единый клинок. До тех пор пока вы не испытали этого… вам не узнать, как сражаются истинные Астартес.

Послушники молчали. Наконец-то я почувствовал, что сумел до них достучаться.

— Вы правы, брат-наставник, — произнес Пазан. — Мы не знаем. Мы никогда не испытывали подобного. Но когда придет наше время?

— После того как вы станете посвященными боевыми братьями, — сказал я.

— В самом деле? Даже если мы сейчас подчинимся вашему приказу и уйдем вместе с вами, если выживем и займем места в боевой роте… — Пазан оглянулся на остальных скаутов за поддержкой. — Даже если и так, когда в бой пойдет весь орден? Сколько минет времени, прежде чем мы станем достаточно сильны и сможем по-настоящему схватиться с врагом? Сто лет, двести? Сколько еще миров до тех пор станут его добычей?

Пазан шагнул вперед, за ним последовал Вителлий.

— Я знаю, что вы меня в грош не ставите, — сказал щенок из подулья. — Считаете, что я недостаточно серьезно отношусь к званию великого и могучего Астартес. Но кое к чему я отношусь серьезно. К собственной жизни. Я вступил в орден, чтобы очистить галактику от мрази, которая уничтожила мой мир. Я не для того выкарабкался из грязи и выдержал все испытания, чтобы рыться в мертвечине и состариться, обучая следующее поколение простаков. Я не для того из кожи вон лез, чтобы стать дряхлым ископаемым…

— Вроде меня, так? — рявкнул я.

Это была уже не просто злоба — я кипел от ярости. Я занес кулак. Вителлий сжался, ожидая удара, но Пазан выступил вперед, заслоняя его.

— Почему вы против нас? — выкрикнул он. — Мы все знаем, что на самом деле вы хотите того же. Мы сто раз слышали, как вы жаловались Гриколю…

— Так вы еще и шпионите за мной? — неверяще спросил я.

Хвигир проворчал из угла:

— Просто корабль у нас маленький.

— Не только у вас есть гордость Астартес, — встрял Вителлий, но Пазан оборвал его:

— Нам не за что просить прощения, брат-наставник. Вы хотели, чтобы мы это услышали. Вы хотели, чтобы мы знали, как ненавистно вам это задание, как вы ненавидите нас за то, что мы отрываем вас от настоящего дела. Что ж, вот вам настоящее дело. Враг перед нами. Мы можем добраться до него. Мы можем его убить. Да, мы рискуем погибнуть в схватке. Но разве это не та слава, о которой вы мечтали?

Теперь все четверо стояли рядом, объединившись против меня, — однако объединяло их то, во что я всегда верил. Гнев, бушевавший в моей груди, утих.

— Да, вы правы, — признал я. — Правы даже больше, чем предполагаете. Каждым мускулом, каждой клеткой тела я жажду сражаться с ксеносами без оглядки, без всяких предосторожностей. Жажду нести службу так, как подобает Астартес.

— Тогда вы заодно с нами! — воскликнул Пазан.

— Но затем, — продолжил я, — заглянув глубже, в плоть и в самые кости, я нахожу выжженную там клятву. Клятву повиноваться приказам магистра ордена и, следовательно, приказам Императора. Я никогда не преступал этой клятвы и не преступлю впредь. Что касается остального… я отказываюсь. — Я простер руку к скаутам. — Будьте моими свидетелями! Вы слышите мои слова! Я отказываюсь от славы, я отказываюсь от мести, я отказываюсь от надежды стать тем, кем мечтал стать.

Хотя они стояли рядом, я кричал во весь голос — потому что обращался не к ним.

— Я соглашаюсь с тем, что вернуться к прошлому невозможно! Битва, в которой не погиб не один из братьев, — воистину славная битва!

Я видел выражения их лиц. Они решили, что я сошел с ума, — но на самом деле я излечился. С моих плеч упало тяжкое бремя: скорбь по погибшим братьям и ярость от того, что я выжил, а они нет. Я вздохнул свободно впервые с Соты.

— Никакая слава, — тихо договорил я, — не стоит будущего нашего ордена. Будущее ордена значит больше, чем любой из нас. Вы знаете, как называют тех, кто думает иначе.

— Отступниками, — произнес Кассий у меня за спиной. — Но кто из нас отступник, брат? Ты, защищающий обескровленное тело нашего ордена, или я, защищающий его душу?

— Оно начинает двигаться… — сообщил Наррон.

— Тогда и нам пора.

Кассий сделал знак скаутам — некогда моим подопечным, а сейчас его бойцам — и вновь обернулся ко мне:

— Я даю тебе возможность сразиться так, как сражаются истинные Косы Императора, — твердой рукой, с клятвой на устах, плечом к плечу с братьями. Или ты можешь уйти. Решать тебе.

— Решать мне, — согласился я, — но я пойду с вами. Здесь и сейчас я клянусь: пускай даже ты поведешь этих детей на верную смерть, я выведу их обратно.

Это стало последней операцией 21-й Спасательной команды. Корабль-детеныш протискивался сквозь родовые пути. Мы прожгли дыру в его не успевшей затвердеть шкуре как можно ближе к цели. Если отродье «Кракена» и заметило наш булавочный укол, то ответная реакция затерялась в мучительных судорогах рождения.

Внутренние помещения разительно отличались от мертвых, погруженных во мрак залов его родителя. Наш путь освещали люминесцентные водоросли, пол пружинил под ногами, шкура стен была упруга, дверные клапаны плотно сжаты, и шум… Все отсеки и туннели вибрировали от пронзительного визга, с которым детеныш пробивал себе дорогу наружу, в открытый космос. Но даже сквозь этот вой были различимы другие шумы: гудение, пульсация, голос торжествующей вокруг нас жизни. Жизни, которую мы пришли отнять.