Талисман мага

Поверженная мачта вместе с остатками парусины завалилась набок, в палубе зияли дыры, вместо рубки торчали острые обломки, а когда путники подошли ближе, им и вовсе стало не по себе. Казалось, палуба была залита кровью: кто-то разлил и растоптал здесь красную краску. Эти-то следы — не их цвет, а форма и расположение — и настораживали в первую очередь: ведь даже если предположить, что хозяин судна в самом деле опрокинул краску и случайно наступил в нее, то он уж никак не стал бы бегать босиком взад-вперед, разнося ее по всей палубе. (Интересно, для чего здесь, вообще, эта краска? К тому же красная?) Далее, по краям бортов и бочонка с остатками засохшей краски, на обломках рубки и на мачте остались явственные отпечатки зубов: пробовать на прочность древесину так же вряд ли пришло бы в голову кому-то из прибывших сюда на баркасе. Или на вкус — судя по все тем же отпечаткам. Да, похозяйничали здесь на славу — удивительно еще, что баркас по-прежнему держался на плаву.

Сопровождаемый осуждающим взглядом Яна, Ральф шагнул вниз по трапу. Разведчик не видел — он чувствовал этот взгляд: и сейчас, и около четверти часа назад, когда осматривал ратушу, и несколько раньше. Чувствовал и отлично понимал: привыкший к дисциплине десантник считал, что не след командиру лезть вперед, если можно послать на разведку подчиненного, и был, конечно, по-своему прав — да только Ральф как раз и являлся разведчиком. К тому же привык работать один и менять своих привычек не собирался.

Свет, проникавший через проломы в палубе, позволял разглядеть все те же следы, ведущие с палубы вниз по трапу. Сама же каюта была абсолютно пуста: только перепачканные краской, прилипшие к полу листы бумаги. Ральф наклонился и оторвал кусок одного из них.

«…27 июля… (испачкано краской)… года… (опять краска)… вблизи… (обрывки слов вперемежку с краской)…» Дневник или судовой журнал?

Сразу за каютой размещался крохотный трюм. «Та-ак, опять ничего: похоже, непрошеные гости не брезговали ничем. Но главное, — это интересовало разведчика в первую очередь, — и здесь, и в каюте нет никаких признаков течи. Хотя без паруса и весел о том, чтобы выйти в море, все равно не стоит и мечтать. Правда, весла можно попытаться изготовить из сломанной мачты… Или, лучше, из палубных досок: если их с одной стороны обстругать, так чтобы удобнее держать…» Ральф остановил бесполезные фантазии: его познания в этой области были слишком скромными.

Сощурившись от солнца, показавшегося чересчур ярким после полумрака корабельных недр, разведчик поднялся на палубу.

— Ну что? — спросил стоявший ближе других к воде Ян.

— Никого и ничего: унесли все, что смогли. — Ральф перепрыгнул с баркаса на берег. — Удивительно, как они только не прихватили и сам корабль.

— Они?

— Местные жители.

— А те, что приплыли оттуда? — показал десантник в сторону моря.

— О них мы вряд ли что-нибудь узнаем.

Это было, разумеется, совершенно очевидно, однако всем сразу сделалось не по себе, и изуродованный корабль вдруг показался чем-то единственно надежным и безопасным; захотелось поскорее сесть на него, оттолкнуть от берега и уплыть — куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Между тем, здравый смысл подсказывал, что прежде чем сделать столь рискованный шаг, стоит попытаться найти другой выход — это с одной стороны. С другой же, шансов на то, что подобный выход действительно существует, было немного. Так же, как и времени на размышления.

Ральфу не давали покоя загадочные обитатели города. Если раньше, до посещения судна, об их присутствии разведчик лишь догадывался, то сейчас в этом не приходилось сомневаться. Аборигены, без сомнения, существовали и были достаточно разумны — а иначе зачем бы им понадобилось опустошать корабль. Таинственные горожане, по-видимому, вели ночной образ жизни и — что особенно беспокоило — умели скрывать свои мысли.

Последнее могло говорить либо об очень высоком уровне развития телепатических способностей, либо о некоем врожденном даре. Разведчику доводилось встречать людей, которым не нужно было нарабатывать ментальный барьер: они обретали его от природы. Правда, это касалось лишь отдельных людей — о том, чтобы такой особенностью обладала целая группа, Ральф ни разу не слышал. И все же, несмотря на необычность предположения, он склонялся ко второму варианту: как-то естественнее это было для людей, из любопытства или по другой, неведомой, причине искусавших выступающие части судна. Естественнее для них — и спокойнее для Ральфа и его спутников, ибо осознанные телепатические способности всегда предполагают более высокий уровень развития, а значит, в случае противостояния, и более опасных противников. Ведь неизвестно, что за существа обитали в развалинах древнего города.

«Черт, но куда же все-таки подевалась птица?..» Мысль эта нет-нет, да и вспыхивала в сознании разведчика, и вместе с совершенно обоснованными опасениями поднималась живая, теплая волна.

Около двух месяцев назад он без всякой надежды — просто наудачу — послал ментальный импульс, который оказался спасительным для Риу. С тех пор мальчик уже дважды спасал ему, Ральфу, жизнь: в первый раз там, в пещере, когда, не растерявшись, выхватил из огня горящую ветку и кинулся с ней на гигантского подземного червя; и вот сегодня… Ян прав: если бы не Риу, жертва Онка была бы напрасной — огромный крылатый хищник запросто унес бы и его, и Ральфа, которого б'буши закрыл своим телом.

Пропустив вперед десантника, разведчик подождал шедшего последним юношу, по-отечески обнял, и некоторое время они шли молча, невольно перебирая в памяти события, за короткий срок сделавшие их, прежде незнакомых людей, почти родными. И если Риу до встречи с таинственным «чужестранцем» мог лишь мечтать о таком старшем товарище, наставнике, то Ральфу, у которого никогда не было собственных детей, все еще не верилось, что он смог найти подход к этому своенравному, обиженному, казалось, на весь свет, подростку. Ведь в школе разведчиков учили чему угодно, только не воспитанию подрастающего поколения…

Поскольку возвращаться на ратушную площадь не имело смысла, временно возглавлявший отряд Ян свернул в сторону от центра. Однако правы были далекие предки, говаривавшие, будто бы «все дороги ведут в Рим»: примерно через три четверти часа петлявшая среди развалил «улица» вывела невольных «гостей города» к местной достопримечательности.

— Есть какие-нибудь предложения? — Как и пару часов назад, когда они впервые ступили на эту злосчастную площадь, у Ральфа противно заныло под ложечкой.

Риу и Онк, который, вообще, стеснялся говорить, ответили молчанием; Ян же, по-видимому, не уловил вопроса: он, так же, как и Ральф, вслушивался в себя.

— Что? — тревожно спросил разведчик.

— Кажется… — начал было десантник и прикрыл глаза. — Они вошли в город… — уже без всякого сомнения договорил он.

— Они идут по следу? — повернулся Ральф к Онку.

Тот кивнул. Кивнул и сразу отвел глаза; его могучая грудь быстро опускалась и поднималась. Мутант смотрел куда-то в сторону и вниз — Ральф же, напротив, поднял голову и стал зачем-то обозревать башню.

— Ты это серьезно? — голос Яна дрогнул.

Ральф лихорадочно соображал. Будь он один, он бы, конечно, проскочил, но вчетвером, да еще с Онком, ничего не выйдет: у б'буши слишком сильное обоняние, чтобы они не учуяли своего сородича — не помогут никакие иллюзии. А если еще учесть, насколько психика этих тварей отличается от человеческой… В общем, оставалось два выхода: либо море, либо башня — забраться туда, разумеется, будет нелегко, но все-таки возможно. Последнее здорово напоминало ловушку, и тем не менее здесь, на суше, Ральф чувствовал себя куда увереннее, к тому же башня его словно притягивала. Это ощущение появилось только что и усиливалось буквально с каждой секундой.

— Да. — Разведчик и сам не знал, кому предназначалось это «да»: ему самому или задавшему минуту назад вопрос десантнику.

— Подожди… — к удивлению Ральфа, Ян перешел на немецкий. Говорил он примерно так же, как Онк по-английски, но, видимо, путаться в падежах и с трудом подбирать слова для него все равно было легче, чем изменить субординации, не позволявшей открыто критиковать действия командира в присутствии подчиненных.