Страница 3 из 13
Ориентал, тот, который Доусон в детстве и юности знал не понаслышке, был городом, где
хозяйничали семьи, предки которых здесь обосновались еще в колониальные времена.
Именно таким, как судья Макколл и шериф Харрис, Юджиния Уилкокс и семьи Коллиер и
Беннет, испокон веку принадлежала эта земля. Это они выращивали зерно, торговали
древесиной и налаживали бизнес, представляя собой мощное подводное течение города,
которым, по сути, руководили и формировали его облик по своему усмотрению.
Доусон узнал это, когда ему было восемнадцать, и получил подтверждение в двадцать три, решив навсегда отсюда уехать. Быть Коулом в округе Памлико вообще нелегко, а тем более в
Ориентале. Насколько Доусону было известно, ни один из представителей семейства Коулов, вплоть до прапрадедушки, не избежал тюрьмы. В чем только Коулы не обвинялись -и в
нападении с применением физической силы, и в поджоге, и в попытке убийства, и, наконец, в
самом убийстве! Каменистый, покрытый лесом участок, где обитали Коулы, был все равно
что отдельная страна со своими собственными правилами и обычаями. Горстка ветхих
домиков, стандартных трейлеров да сараев-развалюх покрывали землю, которую Коулы
называли домом, и даже шериф старался держаться подальше от этого места, появляясь там
лишь в случае крайней необходимости. Обходили это поселение стороной и охотники,
справедливо полагая, что объявление «НАРУШИТЕЛИ БУДУТ РАССТРЕЛЯНЫ НА
МЕСТЕ» не предупреждение, а прямой посыл. Коулы занимались контрабандой и торговлей
наркотиками, пили, били жен и детей, воровали, сводничали и при этом отличались
патологической жестокостью. Как отмечалось в ныне уже закончившем свое существование
печатном издании, Коулы в какое-то время считались самым порочным, мстительным
семейством к востоку от Роли. Отец Доусона был типичным его представителем. Почти все
время, начиная от двадцати с небольшим и до тридцати с небольшим, он провел в отсидке за
различные преступления, в том числе за использование холодного оружия (ножа для колки
льда) в отношении подрезавшего его на дороге водителя. Дважды - после исчезновения
свидетелей - с него снимали обвинения в убийстве, и даже родственники его старались не
сердить. Как и почему мать Доусона вышла за него замуж, для Доусона оставалось загадкой.
Он не винил мать за то, что она сбежала - большую часть своего детства он мечтал о том же, -
как не винил ее за то, что она не взяла его с собой. Мужчины в семье Коул никому и ни за что
не отдали бы своих детей, и его отец, вне всяких сомнений, все равно бы выследил мать и
забрал его к себе. Он не раз повторял это Доусону, и тот не спрашивал отца, что бы тот
сделал, если б мать отказалась вернуть сына, - это и без того было ясно.
Интересно, думал Доусон, сколько родственников еще живы? Когда он уезжал, кроме отца, у
него там оставались дед, четыре дяди, три тетки и шестнадцать двоюродных братьев и сестер.
Теперь, когда все двоюродные выросли и обзавелись собственными детьми, родственников у
него, наверное, прибавилось, но желания уточнять Доусон не испытывал. Хоть он и вырос
среди этих людей, не чувствовал себя с ними своим, как и вообще в Ориентале. Возможно, его мать, какая бы она ни была, имела с этим миром нечто общее, но только не Доусон. Он
единственный среди двоюродных братьев никогда не дрался в школе и прилично учился. Не
притрагивался к наркотикам, не пил и, будучи подростком, избегал компании двоюродных
братьев, когда те отправлялись в город на поиски приключений, обычно отговариваясь тем, что нужно караулить самогон или помочь разобрать машину, угнанную кем-то из
родственников. Он старался держаться в тени и не привлекать к себе внимания.
Ему все время приходилось выступать в двух лицах. Тот факт, что Коулы бандиты, вовсе не
означал, что они дураки, и Доусон инстинктивно понимал, что ему следует всеми силами
скрывать свое отличие от них. Наверное, он был единственным учеником в истории своей
школы, которому приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы намеренно провалить
зачет. Которому надо было научиться подделывать свой табель успеваемости, делая его хуже, чем он был на самом деле. Научиться незаметно, пока никто не видит, опустошить банку
пива, воткнув в нее нож, и использовать работу в качестве повода избегать общества
двоюродных братьев. Поначалу эти хитрости ему удавались, но со временем все изменилось в
худшую сторону. Однажды кто-то из учителей Доусона обмолвился одному алкоголику
-приятелю его отца, что он лучший ученик в классе. К тому же родственников стало
настораживать отсутствие у него одного из всей семьи конфликтов с законом. В клане, где
верность и послушание своим ценились превыше всего, Доусон казался белой вороной, а
страшнее греха не придумаешь.
Эта информация привела отца в ярость. II до этого Доусона били регулярно - с тех пор как он
начал ходить. Отец любил ремень. К двенадцати годам к побоям уже примешивалось желание
оскорбить Доусона как личность. Отец избивал сына до тех пор, пока спина и грудь у того не
становились черно-синими, потом примерно через час побои повторялись, только теперь отец
уже переключался на лицо и ноги мальчишки. Учителя знали о происходящем, но, опасаясь
за свои семьи, предпочитали не вмешиваться. Встречая направляющегося домой из школы
Доусона, шериф делал вид, что ничего не видит: ни синяков, ни кровоподтеков. Родственники
тоже закрывали на это глаза. Эби и Сумасшедший Тед, старшие двоюродные братья Доусона, сами его не раз метелили не хуже отца. Эби - потому что, по его мнению, Доусону так и надо
было, а Сумасшедший Тед просто любил это дело. Эби, высокий и широкоплечий, с
кулачищами размером с тазобедренную кость, отличался необузданным нравом и
вспыльчивостью и был умнее, чем хотел казаться. Сумасшедший Тед подлым родился. Уже в
детском саду в потасовке из-за шоколадки он пырнул товарища ручкой. А в пятом классе, пока его не отчислили, отправил своего одноклассника на больничную койку. Еще
поговаривали, что, будучи подростком, он порешил какого-то наркомана. Поэтому Доусон
решил, что лучше не сопротивляться, и научился закрываться от ударов, пока его
двоюродные братья не уставали или не теряли интереса к этому занятию, а иногда и то и
Другое.
Короче, он не пошел по стопам родственников, не включился в семейный бизнес и укрепился
в уверенности, что никогда ничем таким заниматься не станет. Со временем он понял: чем
больше кричишь, тем сильнее бьет отец, а потому стал молчать. Как бы ни был жесток отец, это не подняло его выше урки, а урки, как представлял себе Доусон, связываются только с
теми, кого точно смогут одолеть. Он знал: придет время, и он станет сильным настолько, что
сможет дать отпор и больше не будет бояться отца. Пока удары сыпались на него градом, он
все пытался представить себе, какой силой характера должна была обладать его мать, чтобы
порвать все связи с семьей.
Он делал есе, что мог, лишь бы поскорее вырасти и окрепнуть. Привязав мешок с тряпками к
дереву, он колотил по нему четырежды в день; укреплял мускулы, поднимая камни и части
двигателя, то и дело подтягиваясь, отжимаясь от пола и делая приседания. В результате этих
усилий он к тринадцати годам набрал десять фунтов мышечной массы, а к четырнадцати -еще
двадцать. В пятнадцать лет он по росту почти догнал отца. Однажды вечером - месяц назад
ему как раз стукнуло шестнадцать - отец после очередной попойки набросился на него с
ремнем. Доусон, разозлившись, выдернул ремень из руки отца и пригрозил, что, если тот еще
хоть раз его тронет, убьет его.
В тот вечер он ушел из дома и, не зная, где приткнуться, нашел приют в мастерской Така.