Страница 45 из 52
Что-то продолжало говорить: «Ты сможешь сказать своей матери, что ты видела его, но у тебя не было времени, чтобы его спасти, и поэтому ты спасла кого-то другого вместо него? Она обрадовалась бы, что ты решила так? То, что правильно, не всегда работает».
«Это Королева! — завопило Глубокомыслие. — Это ее голос! Это как гипноз! Ты не должна слушать!»
— Я предполагаю, что это не твоя вина, что ты так холодна и бессердечна, — сказала Королева. — Скорее всего, это все твои родители. Они, наверное, никогда не уделяли тебе достаточно внимания. И это жестоко, то, что появился Вентворт — они должны были быть осторожнее. И они позволяли тебе слишком много читать. Это не может быть полезно для неокрепшего сознания — знать такие слова, как «парадигма» или «эсхатология». Это приводит к такому поведению, как, например, использование своего брата в качестве наживки для монстра, — Королева вздохнула. — К сожалению, такое случается сплошь и рядом. Я думаю, что ты должна гордиться тем, что не стала еще более эгоистичной и социально опасной.
Она обошла вокруг Тиффани.
— Это так печально, — продолжала она. — Тебе кажется, что ты сильная, умная, логичная… последовательная. Но это только оправдание того, что ты недостаточно человечна. У тебя только мозг и вообще никакого сердца. Ты даже не заплакала, когда умерла Бабуля Болит. Ты слишком много думаешь, и теперь твои драгоценные размышления подвели тебя. Хорошо, я думаю: будет лучше, если я просто тебя убью, не так ли?
«Найди камень! — закричало Глубокомыслие. — Ударь ее!»
Тиффани знала о других тварях во мраке. Были люди с летней картинки, но были еще и дремы и Всадник без головы, и Женщины-шмели.
Вокруг нее мороз сковывал землю.
— Я думаю, что нам здесь понравится, — сказала Королева.
Тиффани чувствовала, что от холода онемели ноги. Глубокомыслие вопило:
«Сделай что-нибудь!»
Она должна была лучше все продумать, подумала она тупо. Нельзя было полагаться на сны. Или… я должна стать настоящим человеком. Больше… чувств. Но я не умею плакать! У меня… не получается! И как я могу прекратить думать? И думать о размышлениях? Или даже думать о размышлениях и мыслях?
Она увидела улыбку в глазах Королевы и подумала: «Кто из всех этих людей, размышляющих о мыслях, — я? И вообще, где настоящая я?»
Облака лились по небу, как краска. Они закрывали звезды. Это были чернильные облака замороженного мира, облака кошмаров. Они начали проливаться дождем, дождем с градом. Куски льда впивались в торф, как пули, превращая его в меловую грязь. Ветер выл, как стая Псов Мрака.
Тиффани удалось сделать шаг вперед. Грязь захлюпала в ее ботинках.
— Наконец-то немного решительности? — спросила Королева, отстраняясь.
Тиффани попробовала сделать еще один шаг, но это больше не работало. Ей было слишком холодно, и она слишком устала. Она чувствовала, что исчезает, теряется…
— Как печально закончить вот так, — сказала Королева.
Тиффани рухнула ничком в замерзающую грязь.
Дождь становился сильнее, жаля, как иглы, стуча по голове и сбегая ледяными слезами по щекам. Он хлестал так сильно, что у нее перехватило дыхание. Она чувствовала, что холод высосал из нее все тепло. И это было единственное, что она ощущала, кроме тонкого звона.
Он походил на запах снега или треск мороза. Он был высоким и тонким, он тянулся.
Она не чувствовала землю под собой и ничего не видела, даже звезд. Облака закрыли все.
Ей было так холодно, что она больше не чувствовала ни холода, ни своих пальцев. Мысли с трудом сочились через ее замерзающий ум. Есть ли вообще я? Или моим мыслям это только снится?
Чернота становилась более глубокой. Ночь никогда не бывает такой черной, как эта, и зима никогда не бывает такой холодной. Было холоднее, чем глубокой зимой, когда выпадет снег и Бабуля Болит будет пробираться через сугробы, выискивая теплые овечьи тела. Бабуля Болит имела обыкновение говорить, что овцы могли бы пережить снег, если бы у пастуха было немного чувства юмора. Снег удерживал холод снаружи, овцы выживали в теплых норах под крышей из снега, и жестокий ветер был для них безопасен.
Но сейчас было настолько холодно, что даже снег не мог падать, и ветер был чистым холодом, несущим через торф ледяные кристаллы. Это были дни-убийцы, когда начался окот, а зима с завываниями наступила еще раз…
Повсюду была темнота, горькая и беззвездая.
Вдалеке появилось пятнышко света.
Одна звезда. Очень низко. Движущаяся…
Это стало больше похоже на бурную ночь.
Звезда приближалась и двигалась зигзагами.
Тишина накрыла Тиффани и заключила внутри себя.
Тишина пахла овцами и скипидаром, и трубочным табаком.
А затем… началось движение, как будто она очень быстро проваливалась под землю.
И нежная теплота, и только на мгновение — шум волн.
И ее собственный голос в ее голове.
Эта земля в моих костях.
Земля под волной.
Белизна.
Это падало через теплую, тяжелую темноту вокруг нее, чем-то похожее на снег, на такое же мягкое, как пыль. Оно скапливалось где-то ниже нее, потому что она видела слабую белизну.
Существо, похожее на сливочный рожок с большим количеством острых щупалец проплыло мимо нее и, выстрелив струей воды, отправилось дальше.
«Я под водой», — подумала Тиффани.
Я помню…
Это миллионолетний дождь под морем, это Новая Земля, что рождается под океаном. Это не сон. Это… память. Земля под волной. Миллионы и миллионы крошечных раковин…
Эта земля была живая.
Все время продолжалось ощущение теплого, успокаивающего запаха фургона и чувство того, что ее ведет невидимая рука.
Белизна, бывшая ниже нее, поднялась у нее над головой, но это не казалось неудобным. Это было похоже на туман.
Теперь я в мелу, как кремень, как обмелок…
Она не знала, как долго пробыла в теплом глубоководье, действительно ли прошло какое-нибудь время или миллионы лет прошли мимо в одну секунду. Она опять почувствовала движение, на сей раз вверх.
Еще больше воспоминаний вливалось в ее ум.
Всегда есть кто-то, кто охраняет границы. Они не решают. Это решено за них. Кто-то должен заботиться. Иногда, они должны бороться. Кто-то должен сказать за тех, кто не может говорить…
Тиффани открыла глаза: она все еще лежала в грязи, и Королева смеялась над ней, и наверху все еще бушевал шторм.
Но она согрелась. Фактически, девочка чувствовала, что она горячая, раскаленная от гнева… гнева за оскорбленную землю, возмущение на свою собственную глупость, гнев на эту красивую тварь, которая только и умела, что манипулировать.
Это… существо пыталось забрать ее мир.
«Все ведьмы эгоистки», — сказала Королева. Но Глубокомыслие Тиффани решило: «Преврати эгоизм в оружие! Сделай все вокруг своим! Сделай своими другие жизни и сны, и надежды! Защити их! Спаси их! Принеси их в овчарню! Поищи их в бурю! Защити от волка! Мои сны! Мой брат! Моя семья! Моя земля! Мой мир! Как смеешь ты пытаться взять все это, когда оно — мое! У меня есть долг!»
Гнев переливался через край. Тиффани встала, сжимая кулаки, и закричала на бурю, вложив в крик весь гнев, который был в ней.
Молния ударила в землю по обе стороны от нее. И ударила еще раз.
Треск и две собачьи фигуры. Пар валил от их шерсти, и языки синего пламени оторвались от них, когда они встряхнулись. Овчарки внимательно смотрели на Тиффани.
Королева задохнулась и исчезла.
— Вернись, Гром! — закричала Тиффани. — Ко мне, Молния! — и она вспомнила время, когда она носилась по холмам, падала и отдавала все время не те команды, в то время как эти две собаки правильно исполняли то, что надо было сделать…
Две черно-рыжие полосы умчались далеко через торф к облакам.
Они пасли шторм.
Облака запаниковали и рассеялись — по небу носились две кометы, сгоняющие их в кучу. Чудовищные формы корчились и кричали в кипящем небе, но Гром и Молния обработали много отар: случайнай хватка блеснувших, как молния, зубов и рык. Тиффани смотрела вверх, дождь хлестал ей в лицо, а она выкрикивала команды, которые не могла услышать никакая собака.