Генму

— Ничего, конечно же. Просто я не понимаю тебя, мой мальчик. Зачем отказываться от возможностей? Пойми, человек сейчас способен на всё. Прошли те времена, когда наши предки полностью зависели от прихотей природы. Человек перешёл на новый этап эволюции — Хомо Механикус. Мы победили природу!

— Так ли это? — буркнул Найт. — Тогда почему мы до сих пор боимся проявления рецессивных признаков изначальной мутации? Почему рождаются уродцы, которых потом тайком эвтанируют и сжигают или прячут от людей? Почему у совершенно здоровых детей вдруг ни с того ни с сего обнаруживается прогерия?

Господин Торроф нахмурился. Прогерия… У сына Миккейна выявили прогерию.

— Человеку никогда не победить природу, — проговорил Найт, отворачиваясь. И вдруг добавил очень мрачно:

— Увы…

— Человеку, может, и не победить, — кибербиолог подсел чуть ближе и крепко обнял Найта за плечо. — Но не ты ли живое доказательство того, что её может победить более совершенное существо? Следующая ступень эволюции человека. Человек-машина. Сверхчеловек. О таких, как ты, мечтали философы прошлого. И мы сейчас воплощаем их мечты в реальность.

Найт смотрел на свои сцепленные в замок руки и не отвечал.

— Человек сам по себе — это ошибка природы, — продолжал господин Торроф, чуть скривившись. — Он не может усовершенствоваться или хотя бы исправить свои погрешности биологическим путём. Деградировать — да, пожалуйста, но не развиваться дальше. Без костылей кибертроники, роботроники и генной инженерии он не может подниматься по эволюционной лестнице. Его бьёт всеми ветрами, его мотает туда-сюда по воле хаотичной природы. Он подвержен всем страстям, как неразумное животное. Он ни на что не способен. Он умирает от ран, которые тебя не заставят даже прекратить сражаться. Он болеет, страдает, совершает глупые ошибки. Он может быть злым без причины и совершать отвратительные мерзости. Он — просто кусок мяса. Вы же, киборги, чем меньше оставляете в себе от человека и чем больше приближаетесь к машине, тем совершеннее становитесь.

— Но нам всё же не стать машинами, — негромко перебил его Найт. В голосе молодого киборга звучала настоящая горечь.

Потом он посмотрел в глаза господину Торрофу.

— И глубоко под этой кожей я остаюсь человеком. Куском мяса, раздираемым всеми ветрами. И вы, тот, кто считает себя равным Богу и имеет на то бесспорные основания, вы тоже человек.

С этими словами Найт встал и зашагал по коридору в сторону своего бокса. Господин Торроф не остановил его.

Посидев некоторое время на диванчике в окружении живых растений, воссозданных искусственно из фрагментов ДНК, он закурил и подошёл к окну.

В ночи царил громадный мегаполис. Столица Империи, величайший город Земли — Октополис, чьи шпили царапали брюхо стратосферы, а население перевалило за пятьдесят два миллиона. На фоне неонового моря и чёрного неба летели хлопья снега.

— Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя. Человек есть нечто, что нужно превзойти, — насмешливо проговорил кибербиолог, выпуская кольцо дыма и глядя в глаза своему отражению. — Что сделали вы, чтобы превзойти его?

ЭПИЛОГ

Ранняя осень в Броксе привычно дышала прозрачным ветерком и ускользающим теплом. Золотистые солнечные зайчики прыгали по деревянным лавкам вдоль стен небольшой церквушки, проникая в узкие окошки под самым сводом.

Найт сидел в дальнем углу и слушал хор мальчиков. Незнакомый старинный язык, напоминающий речь коренного населения страны, на большей части территории которой сейчас раскинулась Империя. Но звучит так же чисто и нежно, как Дигнаре. Найт смотрел из своего тёмного угла на чуждых всему этому миру маленьких ангелов, у которых никогда не вырастут стальные крылья. Мальчиков забирали прямо из Инкубатора, минуя Интернат и Академию, и растили здесь, в стенах крохотной церквушки, которую местное население посещало как музей, но не как духовное заведение. Людям в голову не приходило искать здесь успокоение для души. Скорее — новые впечатления. Подумать только! Это здание недавно откопали и перевезли на окраину Броксы в его оригинальном виде, только слегка отремонтировали. Его основной части больше тысячи лет.

И тысячу лет назад мальчики другого народа пели здесь ту же самую песнь на том же самом древнем языке.

Дождавшись окончания вечери, Найт поднялся и прошагал к маленькому терминалу с облупившейся краской. Провёл над считывающей панелью кредиткой, жертвуя пару сотен кредит-единиц.

Худой мужчина средних лет, с длинноватой бородкой и волосами, стянутыми в хвост, — дирижёр хора — отпустил маленьких певцов и теперь немного опасливо смотрел на громадного киборга в полном боевом облачении, с толстой белоснежной косой до поясницы.

— Простите, — наконец обратился он к Найту взволнованным тоном. — Я часто вижу вас здесь, господин начальник киберармии Броксы. Наша скромная обитель чем-то беспокоит хозяина города?

— Нет, нет. Ваша деятельность полностью легальна, — успокоил его Найт. — Я посещаю церковь как частное лицо. Для души.

— Для души? — изумился священник. — О… Это так необычно… Киборг… И вдруг для души… Простите, я, конечно же, не то хотел сказать!

— Всё в порядке, — мягко улыбнулся Найт. Он видел, что пугает этого человека одной своей внешностью.

В сознании обычных людей есть так называемая «зловещая долина» — резкий провал в графике соотношения симпатии к предмету и человекоподобия этого предмета. Они обожают кукол, роботов и скульптуры, похожие на людей, но только до определённой степени схожести. Если же неодушевлённый предмет похож на живого человека сверх этой негласной нормы, то он начинает внушать вовсе не радостный трепет, а неприязнь и даже страх.

«Можно ли считать машину с незначительным вкраплением нейронной ткани всё ещё человеком, только изменённым? Если глаза — „зеркала души“ — заменены имплантатами, значит ли это, что самой души больше нет? И не являются ли те четыре процента биологической ткани, четыре процента „человеческого“, что невозможно никак и ни на что заменить, пресловутой душой?»

— Скажите, как вы думаете, с точки зрения этой религии у киборгов есть душа? — спросил Найт.

— Всё, что я могу вам ответить, будет слишком субъективно и вряд ли близко постулатам Библии, — замялся священник. — К тому же, я прежде всего профессор истории, не богослов…

Найт посмотрел в пол.

— Когда у киборга болит тело — это фантомные боли от удалённых живых частей. Но иногда болеть вроде бы нечему. А болит. Наверное, это фантомные боли удалённой души…

Он взглянул на немного растерянного священника. Тот вдруг сказал с совершенным спокойствием и теплотой:

— Этот мир как слепой котёнок в поисках матери: он тычется в стены и углы и ищет своего Бога. У каждого Бог свой. По образу и подобию. У вас есть свой путь, и вы ему следуете. Значит, действуете в соответствии с Божьим промыслом. Значит, у вас есть душа. И она успокоится…

— Я читал, что существует ритуал, помогающий успокаиваться душам и тех, кто… ушёл…

— Да, всё верно. Вам нужно поставить свечки вон там, к ногам Иисуса, и мысленно попросить его позаботиться о тех, кто был вам дорог.

— Благодарю вас.

Найт взял три свечки. Поставил одну за другой — Дэнкеру Миккейну, Дэлу и маме, легкомысленного отношения к смерти которой так и не простил своему отцу. Мысленно попросил у скорбного лакированного идола, прибитого к кресту, тепла и покоя для всех них.

Подумав, убрал свечку для Дэла. В его смерть не верилось.

Найт видел его живым.

Почти два года назад, на новогоднем приёме в Доме Совета, когда горстка анархистов, среди которых был и Дэл, передала пароли от суперсервера Триединство Императору Велиару, фактически марионетке Кукольника. Власть вернулась законному главе государства, но почему-то в стране сразу начался форменный бардак, длящийся по сей день. Это заставило Найта и Кая уволиться из подразделения «Шершень» и уехать из столицы. К счастью, до тихой Броксы волнения пока не докатились. А вот крупные города штормило прилично…