ЧЕЛОВЕК

Попрошу у нее трехкомнатную квартиру, да чтобы ванну в ней новую поставили, с кислородными пузырями для массажа. Машину с водителем. Дом, в сосновом бору, чтобы речка была под горой, а людей вокруг не было. Только звери ручные.

Все! Больше ничего не надо. Буду жить припеваючи. А вдруг она скажет: «Вот все я выполнила, что ты захотел. Но, могу я задать нескромный вопрос? Вот, все у тебя есть. Все, что только душа твоя пожелала. Но, допустим, сказала бы, откажись от всего этого за один мой поцелуй? Ты б отказался? Потерял бы все за один поцелуй?».

Тут я, конечно, ответил бы: «Ты сама знаешь, сколько я страдал, сколько натерпелся от злых людей. Мечтал вдоволь пить, есть и жить в сосновом бору с ручными зверями. Хотел мыться в ванной с кислородными пузырями и все же, готов от всего отказаться за один твой поцелуй».

Она подойдет ко мне, счастливая, посмотрит ласково, и я ее поцелую. А что же потом? Опять ходи, собирай посуду, стой рядом с пьющими пиво, жди, пока допьют, чтобы кто другой не умыкнул бутылку? Опять стой у магазина, проси мелочь у сосунков. У тех сосунков, чьи отцы мне двадцать лет назад пятки целовали?

Нет, все же лучше уклонюсь от поцелуя. Лучше возьму деньги, дом в сосновом бору с ручными белками, трехкомнатную квартиру с ванной на кислородных пузырях.

А, ведь и поцеловать плутовку хочется. Не знаю, что делать. Пойду, завтра к ней, там видно будет».

На следующий день он опять перелез через забор, и опять ни собак, ни охранников не было, а Царь-девица была. И смотрела она так же ласково, как накануне. Кругликов подошел и стал говорить:

- Простите меня. Поцелуй – это лестно. Но, променять на него кукушку. Дятла. Прозрачный воздух. Высокие сосны, верхушками, уходящие в небо. Заячью капусту. Ландыши. Бревенчатый дом. Мягкую и ласковую ручную белку. Машину с шофером. Квартиру с ванной…

По мере перечисления благ, которые, в совокупности, по мнению Кругликова, перевешивали любой поцелуй, он сбился на шепот, а затем и вовсе стал произносить слова про себя, при этом шевеля губами.

Стараясь войти в положение старого человека, который второй день подряд зачем-то перелезал через забор, молодая хозяйка дома наклонила к Денису голову и подставила ушко прямо к шевелящимся губам.

«Вот же бабы, коварные сволочи, - мелькнула в голове Круглова воспаленная гневом мысль. – Говоришь, хочу ванну с пузырями, новые зубы, счет на сберкнижке. А она, как будто не слышит. Подставляется - на-ка, целуй. Ой, святые угодники, как от нее вкусно пахнет, как соблазнительно гладка кожа. Ладно, шкура, твоя взяла. Пропадай дом в сосновом бору, машина с шофёром. Не жили богато, не стоит и начинать. Вот только поцелуем в щечку не отделаешься. Ишь, подлая, совсем совесть потеряла. Я с таким богатством прощаюсь, а она рожу воротит».

Кругликов взялся обеими руками за прелестную головку, развернул её лицом к себе и поцеловал женщину взасос. Прямо в алые, нежные, губы.

Но насладиться поцелуем, не удалось. Женщина не оценила его жертвы, не ответила взаимностью. Стала вырываться и, как только освободилась, плюнула Денису в лицо.

Вслед за плевком Кругликов был повергнут наземь, и получил несколько сильных ударов кулаком по лицу. Это появились, наконец, отсутствующие охранники.

Они бы изувечили, но женщина вступилась за него и велела просто вывести вон.

Кругликов шел домой и горько плакал. Не столько от боли, сколько от обиды, что по слабости к женской красоте утратил столько жизненных благ.

3.08.2001 г.

Загадка

Я приехал поступать в Московский институт и, по поручению отца, зашёл к его старинному приятелю. Валерий Павлович принял, как родного.

- Серёжка, сколько лет, сколько зим! Милый, как ты быстро вырос. В высшую школу? Поможем, поможем. Проходи в комнату. Если б ты только знал, как я тебе рад.

В комнате, находилась миловидная женщина лет тридцати. Стол, за которым она сидела, был по-праздничному сервирован.

- Мне, Серёженька, сегодня стукнуло сорок восемь. Если не торопишься, раздели этот вечер с нами. И Татьяна Александровна тебя об этом попросит. Правда, Танечка?

-Да, Серёжа. Мне можно вас так называть? Побудьте этот вечер с нами. Он очень важен, для меня и Валеры. Валерия Павловича.

- У меня на сегодня никаких планов, - с лёгкостью отозвался я на столь радушное приглашение.

Не успел усесться и положить в отведённую мне тарелку снеди, как зазвенел звонок. Хозяева молча переглянулись и Валерий Павлович, пожав плечами, пошёл открывать. Оказалось, пришли из института. Сработала важная сигнализация, отключить которую мог только он. Сказав, что это дело на полчаса, именинник извинился и оставил нас.

Буквально через пять минут в дверь снова позвонили. Татьяна Александровна открыла, и вскоре за столом оказался новый гость.

- Я родной брат Валеры, Василий, - представился он.

На вид это был приятный, благовоспитанный юноша, обладавший, не по возрасту, сильным магнетизмом. К нему так и притягивалось внимание. Он за собой, видимо, знал это свойство и, выждав определённую паузу, заговорил:

- Вы так пристально смотрите на меня, словно ждёте, что выдам какую-нибудь семейную тайну. Ну, что ж, люди вы брату не чужие, и, в конце концов, это ваше гражданское право. А вы, Татьяна, просто обязаны лучше узнать человека, с которым собираетесь связать свою жизнь. Ведь, если не ошибаюсь, он уже сделал вам предложение?

- Нет. Пока нет, но всё к этому идёт, - зардевшись, стала оправдываться Татьяна Александровна. - Быть может, это случится очень скоро. Возможно, сегодня вечером. Валерий Павлович мне дал это понять.

- Вот, - многозначительно сказал Василий и погрузился в себя.

Мы смотрели на него, как заворожённые и ждали пояснений этому «вот».

- Я понимаю, что вы хотите от меня не панегирика, ибо с парадной стороны брата знаете. Ожидаете, что перед самым ответственным в жизни каждого человека моментом я расскажу такое, о чём Валера, предпочёл умолчать, - пояснил нам Василий мотивы нашего напряжённого молчания.

- Он женат? - взволнованно спросила Татьяна Александровна.

- О, нет. Успокойтесь. В этом смысле всё хорошо. То есть, с вашей точки зрения. Холост и был холост всегда. По мне, будь я женщина, предпочтительнее было бы, что бы хоть раз был женатым. За полвека-то прожитых. Меньше было бы кривотолков, и подозрений.

- О чём это вы? - спросила, задетая намёками, Татьяна Александровна.

- Да, как вам.. Если уж рассказывать, то с самого детства. Смотрите, не пожалейте. Не пожалеете?

- Надеюсь, ничего нового вы мне о Валере не скажите, - как-то даже с вызовом парировала этот бестактный вопрос, возмущённая женщина.

- Как знать, как знать, - медленно начал Василий. - Когда я родился на белый свет, отца уже не было. Брату было семнадцать. Мать его родила в восемнадцать, меня в тридцать шесть. Когда я начал что - то соображать и задавать вопросы, меня научили, что Валера мой родной брат и я должен называть его братом. При том, что вёл себя он дома, как отец, и фактически являлся для нашей общей матери супругом.

- Какая гадость, вы всё лжёте! - Закричала Татьяна Александровна. - Перестаньте немедленно! Слышите! Вы не смеете!

- Мне говорили это с самого детства, - продолжал Василий. - Ты не смеешь. Не смеешь об этом расспрашивать и рассуждать. И я действительно молчал, как рыба. Но, всему приходит свой срок. Не входи вы в нашу семью, я бы и не позволил себе об этом заикнуться. Поймите меня правильно. Связывая свою судьбу с судьбой брата, вы просто обязаны знать о нём то, о чём он вам по той или иной причине не захотел или не смог сказать. Да, был, как и все, озорной. На службе в армии, мыл ноги в кастрюле с компотом. Но ведь это не криминал?

- Да, - согласилась растерянная невеста, - но, по-моему, Валера в армии не служил.

- Ну, не в армии, на офицерских сборах. Какая, в сущности, разница. Брат мой очень хороший человек. Мне грех на него жаловаться. Многому научил, что в жизни потом пригодилось. Хотя воровать я не стал, как он этого ни хотел. Приходилось брату одному отдуваться. Ну, нет во мне этой жилки, не смог я этим Валеру порадовать.