Страница 16 из 27
- А что ты имела в виду под словами «этого не должно быть»? И о каких таких силах ты говорила? – требовательно поинтересовалась я у Галины. Но к своему удивлению и негодованию в ответ получила внушительную отповедь. Честно говоря, такой я Галку, по крайней мере, по отношению к себе еще не видела.
Усевшись на подоконник, зябко кутаясь в шерстяной платок и куря сигарету за сигаретой, она предельно жестко объяснила мне, что на свете есть много вещей, знать которые мне совершенно необязательно. Что самое лучшее, что я могу сделать, это просто забыть Андрея, и тут она готова мне помочь, хоть сама всех этих приворотов-отворотов и не практикует. Потому что шансов спасти Андрея оттуда, где он сейчас находится, у меня все равно нет. Ни единого! Да, она что-то слышала о храме спящих богов, причем в первую очередь то, что великие силы, управляющие этим миром, закрыли доступ к этому храму и прокляли не только его жрецов и почитателей, но и всех тех, кто хотя бы попытается добраться до него. Ибо один из этих придурков, как гласят пророчества (знать которые мне опять-таки абсолютно ни к чему), возможно, даже сам того не желая, таки разбудит этих спящих богов с печальными и фатальными для существующего мира последствиями.
Далее же вновь последовала сентенция, что мне лучше забыть Андрея. Но слушать ее я уже не стала. Поблагодарив Галину за столь сердечное участие, я в дикой ярости отправилась на последнюю электричку.
Успокоилась я только ближе к дому. Сначала, конечно, простила эту заразу-Галку. Как бы то ни было, мне она желала только добра. А Андрея она ведь и в глаза не видела, так что особо переживать о нем никаких оснований у нее не было. Но главное, она почувствовала, что он жив. А если жив – то, значит, я найду его. Обязательно найду! Не знаю как, но доберусь до этого храма, что бы ни сулили там все эти вздорные пророчества. Причем, если Галя утверждает, что слышала об этом храме, значит нужно отнестись ко всему тому, что мне рассказали значительно серьезнее и, прежде всего, прямо завтра очень внимательно просмотреть бумаги этого Петра Исааковича. Может в них нам удастся найти ключ ко всей этой истории. С твердой уверенностью, что теперь уж точно все будет хорошо, я отправилась спать. Все было хорошо примерно до семи часов утра.
В семь утра меня разбудил звонок от Светланы. Вчера поздно вечером, когда Паша возвращался с работы, его зверски избили, и теперь с сотрясением мозга и многочисленными ушибами он лежал в травматологическом отделении районной больницы. На мои бессвязные вопросы «кто?», «как?» и «почему?» Светка, тяжело вздохнув, ответила, что это мне Паша расскажет сам, так как настоятельно просит меня сегодня обязательно придти к нему в больницу.
Я кинулась вызванивать Сергея, но он на рассвете уехал на какую-то свою операторскую шабашку за город, так что я, самостоятельно нагрузившись фруктами и кефиром, и изрядно поблукав по больничным лабиринтам, через пару часов добралась до палаты пострадавшего друга.
Сразу в палату попасть мне не дали, так как ее оккупировала полиция. Но дверь была приоткрыта и я отчетливо слышала слабый пашин голос, излагающий им свою историю. Из его слов выходило, что он шел спокойно от метро домой, когда получил удар сзади по голове и упал на землю. Нападавших было трое, били ногами, а вот за что, он не имеет ни малейшего представления, так как раньше их никогда не видел. Уходя, нападавшие прихватили его портфель, но ни часы, ни бумажник, ни телефон не тронули. На вопрос, что было в портфеле, Паша довольно бодро соврал, что ничего особенного – кое-какие бумаги с работы, книжка для метро и прочая мелочь.
Не взирая на распространенное мнение, что наша полиция очень не любит сложных дел, следователи (или, кто они там были) тщательно муссировали версию о профессиональной деятельности. Чувствовалось, что все эти унылые пьяные гоп-стопы надели им, чуть ли не больше, чем всем остальным, и хотелось хоть самой захудалой интриги. Но с профессиональной темы Паша старательно съезжал. Да, соглашался он с очевидным, он – главный редактор интернет-журнала. Но журнал-то дюже уж тематический – малые реки России. А за малые реки у нас пока, насколько он знает, еще никого не бьют. Полицейские в ответ позволяли себе не соглашаться, намекая, что, мол, бьют у нас иногда за совершенно неожиданные вещи, и общая тематика журнала – дело, в сущности, вторичное, а главное – не было ли в последнее время публикаций, способных кого-нибудь сильно обидеть. Но Павел ушел в глухую несознанку.
Наконец, полицейские, сухо посоветовав выздоравливать, удалились, и я с трепетом приблизилась к кровати пострадавшего. Паша, честно сказать, являл собой «картину маслом». Били, как он уже говорил, ногами и, в основном, по голове, принявшей после этой экзекуции несколько необычные формы. Я аж всплакнула от расстройства. Но появившиеся врачи клялись, что все возможные анализы они сделали, ничего особо страшного нет, а шишки и гематомы через недельку сойдут.
Когда мы, наконец, остались одни, Света тут же напустилась на Пашу.
- Почему ты ничего не сказал полиции?!
- А что я должен был сказать полиции?! – попытался взорваться Павел (получилось у него плохо). – Что мы отправились ловить русалок, столкнулись с сатанистами, потом нашего друга русалки похитили, а теперь мы ищем Атлантиду, и за это меня избили сатанисты?! Насколько я знаю, в сумасшедшем доме нет травматологического отделения!!!
В общем, выяснилось, что (как я в глубине души и предполагала) нападавших Паша узнал. Ну, как минимум, одного – все того же нашего бородатого знакомца, памятного по Шапсугскому инциденту и вчерашней встрече в музее. Злосчастным вечером он, кстати, по-прежнему был у них главным.
- Но тебя же могли убить! – продолжала бушевать Светка.
- Захотели бы – убили, – отмахнулся Паша. – Значит, не хотели.
- А чего же они, по-твоему, хотели! – тут вскричали уже мы обе.
- Откуда я знаю? – слабо усмехнулся раненый друг, – гадать можно до бесконечности, но, скорее всего, они хотели просто несколько остудить нашу активность. Думаю, что кому-то не понравилось наше неуемное любопытство нескольких последних дней. Ведь этот мужик понял, что я его узнал. Скорее всего, он даже хотел, что бы я его узнал и таким образом осознал смысл послания… А может они хотели отобрать бумаги этого милейшего Петра Исааковича, но в столь сложную цепочку, я, честно говоря, не очень верю. Но как бы то ни было, его бумаги теперь тоже у них.
- Ладно, – вздохнул Паша, – а сейчас, как говориться, о грустном. Конечно, этот не тот случай, когда любознательного одноглазого мальчика больше не интересует, кто живет в скворечнике, но, как можно понять, я на пару недель из процесса выбыл. У Светки тоже появилось, чем заняться. А вот, что собираешься делать ты?
Не обижайся, но мне кажется, что тебе тоже нужно слегка притормозить, если не хочешь оказаться в соседней палате. Боюсь, что эти чертовы русалки завели нас в какую-то очень мутную и опасную историю. Причем, думаю, что еще даже не все участники этого спектакля полностью вышли на сцену. Я ведь ничего не сказал полиции не только из-за опасений, что они мне не поверят. Помнишь, ведь, Рицу и настоятельное предупреждение тамошнего следователя. А мы злостно игнорируем его рекомендации! Я понимаю твои чувства к Андрею, но в этой ситуации… ,- и Паша замолчал, выжидательно глядя на меня.
- За последние двенадцать часов ты уже второй близкий мне человек, настоятельно советующий бросить всю эту историю, – горько вздохнула я, – но, дело в том, что я ее не могу бросить! Особенно теперь, когда я поверила, что Андрей жив!
В нескольких словах я передала им свой разговор с Галиной, но, конечно, ни в чем не убедила. Было видно, что в гадалок они в принципе не верили. Но пока я все это им рассказывала, у меня совершено неожиданно созрел план дальнейших действий.
- Я еду в Крым, – решительно заявила я. – Во-первых, у меня туда командировка, во-вторых, таким образом я скрываюсь от московских опасностей, а, в-третьих, что главное, сидеть на месте я все равно не смогу, а все найденные нами ниточки так или иначе ведут в Крым или на Кавказ.