Тузы за границей

– Потом выясним. Идем.

Теперь, когда страх смерти отступил, он чувствовал себя так, как будто лишился не только этого странного нового могущества, но и обычных сил. Юноша взглянул на лесистый склон горы в конце улицы, до которого было так далеко!.. Деревья означали безопасность. Солдаты ни за что не сунутся за ними в лес, где их могут поджидать в засаде партизаны.

Учитель потащил его прочь от дома и, поддерживая под мышки, увлек в направлении зеленого убежища. Они срезали путь между двумя маленькими домишками и свернули в сторону, в узкий грязный переулок, который разделял дощатые и оштукатуренные строения. Теперь Шбаланке кое-как передвигался сам, оскальзываясь и оступаясь в предательской коричневой грязи. За садиками переулок превратился в тропку, ведущую по крутому склону вверх, в заросли деревьев. До опушки им предстояло пройти по открытому пространству по меньшей мере пятнадцать метров, где все просматривалось как на ладони.

Он наткнулся на своего спутника – тот резко остановился и заглянул за угол дома слева.

– Чисто. – Учитель по-прежнему не отпускал его руку. – Бежать можешь?

– Si.

После сумасшедшей перебежки юноша рухнул, едва они углубились в лес. Растительность здесь была достаточно густой, чтобы их не заметили, если они будут сидеть тихо и неподвижно. Они слышали, как внизу препираются солдаты, потом подошел сержант и приказал им возвращаться на площадь. Вместо них предстояло умереть кому-то из деревенских. Учитель заметно нервничал. Шбаланке гадал – это из-за человека, ставшего их невольной жертвой, или из-за собственного неожиданного избавления? Пуля в спину – далеко не так романтично, как расстрел.

Учителя звали Эстебан Акабаль, он был пламенный коммунист и борец за свободу. Шбаланке без единого комментария выслушал длинную лекцию о пороках нынешнего правительства и о грядущей революции. Единственное, что его интересовало, – откуда Акабаль берет силы идти дальше. Когда он наконец замедлил шаг, тяжело дыша после очередного отрезка трудного подъема, Шбаланке спросил его, почему он сотрудничает с ладино.

– Необходимо объединиться ради общего блага. Разобщенность между киче и ладино создает и поощряет режим угнетателей. Она искусственна, и как только ее не станет, ничто больше не сможет встать на пути у естественного желания рабочего человека объединиться со своим товарищем-рабочим.

На ровном отрезке пути оба остановились передохнуть.

– Ладино будут использовать нас, и ничто не изменит ни их чувств, ни моих. – Шбаланке покачал головой. – У меня нет желания вступить в твою армию рабочих. Как мне выбраться на дорогу до города?

– Тебе нельзя идти по большой дороге. Солдаты пристрелят тебя, едва увидят. – Акабаль взглянул на ссадины и синяки, которые его спутник заработал во время подъема. – Похоже, твой талант весьма избирателен.

– Думаю, никакой это не талант. – Юноша вытер с джинсов засохшую кровь. – Я видел сон про богов. Там они дали мне имя и силу. После этого сна я смог сделать… то, что сделал в Хепоне.

– Это нортеамерикано дали тебе эти силы. Ты – тот, кого они называют тузом. – Акабаль пристально оглядел его. – Так далеко к югу от Соединенных Штатов их, насколько мне известно, очень немного. На самом деле это болезнь. Один рыжеволосый инопланетянин из космоса занес ее на Землю. Или так они утверждают, поскольку биологическое оружие объявлено вне закона. Большинство из тех, кто заразился ею, погибли. Другие изменились.

– Я видел их среди нищих в городе. Иногда это было ужасное зрелище. – Шбаланке пожал плечами. – Но я не такой.

– Нортеамерикано поклоняются этим тузам. – Учитель покачал головой. – Типичная эксплуатация народных масс фашистскими средствами массовой информации. – Неожиданно он схватил его за руку. – Знаешь, ты можешь оказаться очень полезным для нашей борьбы! Элемент мифологии, связь с прошлым нашего народа. Это может быть полезно, очень полезно.

– Не думаю. Я иду в город. – Юноша вдруг вспомнил о сокровищах, которые оставил в джипе. – После того, как вернусь в Хепон.

– Ты нужен народу. Ты можешь стать великим вождем.

– Я уже это слышал.

Предложение было заманчивым, но ему хотелось стать кем-то большим, нежели вождь народной армии. Теперь, когда у него есть эта сила, он может сделать что-то настоящее, заработать деньги. Но сначала нужно добраться до Гватемалы.

– Позволь мне помочь тебе.

На лице Акабаля застыло напряженное желание, как на лицах студенток, когда им хотелось переспать, как сказала одна из них, с неплохой копией жреца майя. В сочетании с кровью, запекшейся на его лице, оно делало учителя похожим на дьявола во плоти. Шбаланке попятился.

– Нет, спасибо. Я намерен утром вернуться в Хепон, забрать свой джип и уехать. – Он повернулся и зашагал по тропе обратно. Потом, не останавливаясь, бросил через плечо: – Спасибо тебе за помощь.

– Уже темнеет. Ночью ты ни за что не найдешь дороги назад! Мы забрались довольно далеко, они даже с подкреплением не решатся преследовать нас. Сегодня переночуем здесь, а завтра утром двинемся обратно в деревню. Нам ничего не грозит. У лейтенанта уйдет по меньшей мере день на то, чтобы объясниться по поводу потери грузовика и получить подкрепление.

Юноша остановился и обернулся.

– Не будешь больше твердить об армиях?

– Нет, даю слово. – Акабаль улыбнулся.

– У тебя есть что-нибудь съестное? Я очень проголодался.

Шбаланке даже не помнил, чтобы когда-нибудь в жизни ему так хотелось есть, даже в худшие дни его детства.

– Нет. А вот если бы мы были в Нью-Йорке, ты мог бы пойти в ресторан, который называется «Козырные тузы». Он только для таких, как ты…

Пока его спутник расписывал жизнь, которую тузы ведут в Соединенных Штатах, юноша набрал веток, чтобы не замерзнуть на сырой земле, и улегся на них. Заснул он задолго до того, как учитель закончил свою речь.

Утром они спозаранку двинулись в обратный путь. Акабаль набрал немного орехов и кое-каких съедобных растений, но Шбаланке все еще терзали голод и боль. И все же это не помешало им добраться до деревни за куда меньшее время, чем им понадобилось накануне, чтобы взобраться по склону.

Хун-Ахпу обнаружил, что ватные подушечки – вещь неудобная, поэтому свернул их и привязал на спину. День и ночь он шел без сна, и наконец на рассвете впереди замаячила деревушка, которая, судя по всему, была лишь немногим больше его собственной. Хун-Ахпу остановился и обвязался подушечками – как это тогда сделал Хосе.

«Теперь я похож на воина и игрока в мяч», – подумал он и гордо вскинул голову.

На тропинке, которая бежала меж крытых соломой домишек, появился старик. Он приветствовал Хун-Ахпу на языке, который походил на речь его народа, но все же не совсем совпадал с ней. Оказалось, что перед ним т’о’охил – «хранитель деревни». Добрую минуту он в задумчивости смотрел на юношу, прежде чем пригласил его в свой дом, самый большой дом из всех, в которые когда-либо входил Хун-Ахпу.

Пока большинство жителей деревни терпеливо ждали на улице, когда хранитель расскажет им о утреннем госте, двое мужчин, старый и молодой, пили кофе. Поначалу разговаривать было трудно, но вскоре Хун-Ахпу начал понимать произношение старика и смог поведать ему о себе и своей миссии. Когда юноша закончил, т’о’охил откинулся на подушках и позвал к себе трех своих сыновей, они замерли у него за спиной, прислушиваясь к словам отца:

– Я верю, что ты Хун-Ахпу, вернувшийся к нам. Грядет конец света, и боги послали к нам вестника. – Т’о’охил сделал знак одному из своих сыновей, карлику, выйти вперед. – Чан К’ин пойдет с тобой. Как видишь, боги отметили его, и он говорит с ними от нашего имени. Если ты хак, истинный, он поймет это. Если же нет, он тоже поймет.

Карлик, остановившись рядом с ним, оглянулся на отца и кивнул.

– Бол тоже пойдет с вами. – При этих словах самый младший сын сердито посмотрел на отца. – Он терпеть не может наше прошлое и не будет верить вам. Однако он чтит меня и станет защищать брата в ваших странствиях. Бол, возьми ружье и собери все, что тебе понадобится. Чан К’ин, я буду говорить с тобой. Останься. – Старик поднялся. – Я расскажу деревне о твоем видении и о вашем путешествии. Возможно, найдутся те, кто пожелает сопровождать вас.