Страница 74 из 76
— Хочешь ее увидеть?
— Нет!
Евгения выносит листок в коридор.
— И он не удивился? Ничего не сказал? — жадно интересуется Нина.
— Не удивился. Но сказал, что ты торопишься от него избавиться.
— Говорят, он не сможет ходить!
— Никто не знает этого наверняка. Посмотрим, жизнь покажет.
Нина внимательно смотрит на нее, будто впервые видит:
— Повезешь его к себе?
— А ты предлагаешь свою квартиру?
— Нет, но… Его бы мог забрать к себе тот же Кузя! С его-то дворцом! Который он, кстати, выстроил за наш счет! Толя горбатился на него день и ночь! Я говорила, но разве Аристов слушает кого-нибудь, когда речь идет о его драгоценных друзьях!
«Наверное, потому, что в беде именно его драгоценные друзья оказались рядом, — думает Евгения, — а вовсе не ты, которой он подарил не только жизнь, но и все для того, чтобы обустроить ее по-своему!»
— А почему ты думаешь, что у Кузи ему будет лучше, чем у меня? — спрашивает она как бы между прочим.
Нину ее вопрос сбивает с толку. Все-таки, думает она, любовница мужа могла бы вести себя и поскромнее. В своем праведном гневе она не думает о себе как о такой же грешнице, а лишь о женщине, имеющей на Толяна законные права. Невысказанная мысль написана на лице Нины: такие, как Лопухина, подлые и беспринципные, способны разрушать чужие семьи и вести себя при этом, не смущаясь, без стыда и совести.
Евгения с сожалением смотрит на нее. «А я еще чувствовала себя виноватой, отталкивала любимого человека ради нее, потеряла столько времени!..»
— Потому, что в данный момент это неприлично, — продолжает разглагольствовать Нина. — Я пока что ему жена!
В ее словах звучит суровость — пусть разлучница знает свое место!
А разлучница в душе откровенно веселится, отмечая для себя мимоходом, что еще месяц назад от таких слов Нины сгорела бы со стыда: она никто, а тут — законная!
— Вспомнила! Не скажешь ли, что это у тебя в руке?
Рука Нины непроизвольно дергается, а взгляд ошарашенно опускается на заявление о разводе.
— Я знаю, чего ты хочешь, — безжалостно продолжает Евгения. — Чтобы Толян пожил у Кузи, пока ты не убедишься, что твоя жизнь со вторым мужем складывается как надо. А если — нет? Тогда и бывший муж — вот он, под рукой! И не мечтай! Обратно Аристова ты не получишь! Что с возу упало, то пропало!
И тут же растерянно замолкает. Чего это она так расходилась?
Лицо Нины гневно искривляется — соперница попала в точку! Но она тут же оправилась, и в ее словах уже звучит угроза:
— Да если сейчас я эту бумагу порву…
— То для тебя уже ничего не изменится! — доканчивает за нее Евгения.
— Никогда не думала, что ты окажешься такой подлой! — Нина уже пришла в себя. — Только запомни: на чужом несчастье своего счастья не построишь!
— Не поняла, кому это ты говоришь: мне или себе?
Так и не придумав ничего в ответ, Нина уходит, а в голове Евгении начинает буянить внутренний голос: «Посмотрите на эту скромницу — поперла как танк! Аристов, оказывается, прав насчет тихого омута. Только не слишком ли много в нем чертей?!»
В больницу за ними приезжают Кузнецов с другим товарищем Толяна; как бы Аристов ни хорохорился, а ходить самостоятельно он не может. Отчаяние плещет в его глазах, когда он делает очередную безнадежную попытку.
Сегодня он покорно предоставляет друзьям донести себя до лифта.
Машина у Кузнецова огромная, вместительная.
— «Крайслер»! — хвастается он.
— Кузя любит масштабность, — хмыкает Толян, с помощью Александра забираясь на заднее сиденье.
К дому Евгении подъезжают быстро, и только здесь она вспоминает:
— Ой, у меня ведь дома беспорядок!
Но в квартире не просто порядок — она сверкает чистотой. Удивлению Евгении нет границ, пока она не находит на кухонном столе записку: «У твоей мамы взяла ключ и прибралась. Приедете — позвони. Очень соскучилась. Надя».
— Ну, если это называется беспорядок… — в восхищении разводит руками Кузнецов.
Евгения протягивает ему записку:
— Вот и весь секрет.
— Ваша подруга? — понимающе кивает он и говорит с какой-то затаенной грустью: — Только друзьями мы и живы! Ругаемся с ними, злимся, а без них и не обойдемся…
Аристова усаживают в кресло, а двое друзей, извинившись — мы сейчас! — возвращаются к машине.
Евгения дает почитать записку и Толяну.
Мужчины возвращаются. В руках у Александра огромная хозяйственная сумка, у другого, Стаса, — большой тяжелый пакет, перевязанный веревками.
— Сейчас мы с Женей такой обед сварганим! — оживленно сообщает Стае, подталкивая Евгению в сторону кухни. — По поводу возвращения сэра Анатолия Аристова… как бы это поделикатнее сказать, к домашнему очагу!
Они разгружают сумку с продуктами и сразу начинают чистить овощи, в то время как в соседней комнате царит оживление, слышится скрип, металлическое звяканье.
Кухонные работники полностью ушли в приготовление пищи и потому не сразу замечают, как в дверях появляется этакий металлический передвижной стул, на котором восседает Толян. Устройство сверкает никелированными частями и, судя по всему, несложно в управлении. Оно легко проходит в дверной проем. Толян смотрит на нее, и тут же его глаза будто заволакивает пелена.
— Конечно, Жека, это не то, что ты хотела! — усмехается он.
— А что я хотела?
— Нормального, здорового мужика, а не безногого инвалида! В комнате повисает тяжелое молчание, а Евгения в упор разглядывает Толяна.
— Я очень хочу, — между тем мягко говорит она, — чтобы впредь ты не употреблял это выражение не только вслух, но даже и мысленно! Иди-ка сюда!
Толян послушно подъезжает. Она дает ему в руки нож и пакет с картошкой.
Александру подвигает консервы:
— Открывай!
А сама тем временем быстро режет морковь — так быстро, как режут повара. Она сама научилась этому, из принципа. В последнее время ей приходится часто задавать себе вопрос, на который приходится тут же отвечать: «Если другие могут, то почему не смогу я?» Нож так и мелькает у нее в руках. Толян украдкой посматривает на нее, и в глазах его удивление. То-то же! Смотри и учись, чего может добиться человек, когда захочет!
Они садятся за стол. Едят. Пьют за окончательное выздоровление Толяна. Он тоже шутит, и на первый взгляд ничего в нем не изменилось. Но Евгения с тревогой чувствует его подавленность. Будто усмехается про себя их оптимистическим речам: «Говорите, говорите, а я-то знаю, что больше на ноги не встану…»
Она слышит, как Кузнецов обращается к Толяну:
— Скажи, могу я сделать для тебя еще что-нибудь?
— Можешь, — кивает тот. — Помоги мне выкупаться.
— Толя! — укоризненно восклицает Евгения.
— Успеешь еще со мной навозиться! — грустно машет он. Пока мужчины в ванной, она успевает убрать со стола, помыть посуду и постелить постель. После ванны Аристова, завернутого в махровый халат, Александр подсаживает в кресло, а в кровать с него Толян перебирается уже самостоятельно. Стае и Кузнецов тянутся к выходу.
— Выздоравливай, Толян! Мы будем забегать.
За окном стемнело. Евгения зажигает бра над головой возлюбленного.
— Будем считать наш праздничный обед пропиской в твоем новом жилище. Может, в нем не слишком шикарно, но пусть тебе здесь будет тепло!
— Мне уже тепло, моя хорошая! Ты собралась куда-нибудь?
— Всего лишь на кухню. Надо сложить посуду в шкаф. А тебе оставляю «Крючок для пираньи» твоего любимого Бушкова…
Склонившись было к Толяну, Евгения выпрямляется, услышав дверной звонок.
— Подожди, не открывай, сначала я посмотрю, — беспокоится он.
— Кого нам теперь бояться?.. А в глазок я могу и сама посмотреть!
На лестничной площадке с чемоданом в руках стоит Шурик Аристов.
— Шура, заходи, — приветливо улыбается ему Евгения.
— Кто пришел? — кричит из комнаты Толян.
— Твой сын пришел. Шурик. Аристов-младший проходит в комнату:
— Привет, папа!
— Здравствуй, сынок!