Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 76



Сердце ее колотится, как овечий хвост. Она берет в руки тяжелый хрустальный графин и осторожно открывает дверь в прихожую: скрежета за дверью больше не слышно. Она на цыпочках подкрадывается и опять заглядывает в глазок. Милиционер разговаривает с мужем Кристины. Евгения прикладывает ухо к двери.

— …Видел, как приходила. Наверное, взяла что-нибудь и опять ушла. Сейчас она больше у матери бывает.

— Сын ее в этом учебном году школу заканчивает, вот Женя и подтягивает его, — слышен голос Кристины; она стоит на пороге своей квартиры, и в глазок ее не видно.

— Если она вам так нужна, — говорит Кристинин муж, — пришлите ей повестку. Она наверняка человек законопослушный!

— Или на работу позвоните! — предлагает Кристина.

— Я зайду как-нибудь еще, — говорит милиционер неожиданно по-бабьи высоким голосом. — Может, повезет больше.

Интересно, станет он проверять: не светится ли ее окно?

Евгения осторожно открывает штору. Милиционер выходит из подъезда и действительно поднимает голову. Похоже, когда он шел, как раз свет и видел.

Едва он уходит, как во двор залетает шальная серебристая иномарка. Слышно даже, как визжат ее тормоза. Из нее пулей вылетает Толян и мчится к подъезду. Евгения с облегчением вздыхает и открывает дверь — Аристов даже не успевает поднести руку к звонку.

— Ты что же это открываешь не глядя? — притворно сердится он, но глаза его сияют — он безмерно рад, что с ней ничего не случилось. — Ну где твой подозрительный мент?

— Как раз перед тобой ушел.

— Потому ты и сидишь в темноте?

Евгения кивает. Толян вешает в одежный шкаф куртку, а за поясом у него торчит пистолет.

— Никак заплечную кобуру себе не куплю, — объясняет он ее вопросительному взгляду. — Неплохо бы смотрелось, да?

— Неужели ты стал бы стрелять?

Он, не отвечая, подмигивает ей в зеркало и поворачивается с насмешливой улыбкой.

— Сознайся, что никакого мента не было, а ты просто по мне соскучилась!

— Да я… да ты у соседей спроси! Кристина с мужем с ним разговаривали!

Он обнимает ее, тщетно пытающуюся вырваться, и говорит в самое ухо:

— Соврать было жалко, да? Мол, действительно соскучилась, все выдумала!.. Не получится из тебя возлюбленной великого человека! Самоотверженной, благородной, безоглядной! Ты как скупая старушка, которая наконец согласилась предоставить страннику ночлег, — даже дверь приоткрываешь чуть-чуть, чтобы он смог лишь протиснуться, а не распахиваешь со всей широтой души!

— А ты, значит, распахиваешь с широтой?

— В том-то и дело! Я, видимо, тоже осторожный. Про таких, как мы с тобой, и говорят: муж и жена — одна сатана!

— Аристов, что ты несешь? Про таких, как мы, говорят: два сапога — пара!

— Все равно — пара. Значит, двое похожих… Говоришь, замком заскрежетал? Может, просто проверял: закрыто или нет? — Он подвигал ручкой двери. — Такой был звук?

— Не знаю. Я сразу же побежала тебе звонить.

— Умничка. А то я, кажется, все причины для прихода к тебе исчерпал. Уже думал: может, сантехником прикинуться?

— Электромонтером! — прыскает Евгения.

С приходом Аристова ей сразу стало спокойно, так что она расслабилась и привычно грубит ему…

— Ты перед приходом мента чем занималась? — спрашивает он.

— Ничем. Собиралась идти чистить зубы и в постель.

— Вот и продолжай делать то же самое. Я тебе не мешаю. Сквозь журчание воды ей слышится далекий звонок, но Евгения не обращает на него внимания. Мало ли кому могут звонить в этом многоэтажном улье?



А когда она выходит из ванной, Аристова в квартире не обнаруживает. Чувство глубокого разочарования охватывает ее: ушел, даже не простился! И дверь не закрыл. Конечно, разве не она сама постоянно твердила ему, что семья должна быть на первом месте? Но что это за голоса в коридоре? Она осторожно выглядывает на лестничную клетку. Аристов разговаривает о чем-то с мужем Кристины. Евгения облегченно вздыхает и идет стелить постель.

Теплое чувство к Толяну опять пробивается через рогатки, надолбы и танковые рвы, которые она понастроила, чтобы не пустить его в свою душу. Но разве можно сдержать стихию?.. Она надевает свою лучшую ночную сорочку — воздушную и кружевную — и ложится в постель с книгой в руке.

— А мне можно почистить зубы? — наконец заглядывает в комнату Толян.

С губ Евгении готово сорваться: «А кто тебя здесь оставляет?» — но она благоразумно сдерживается.

— Твоя щетка — красная.

— Понял!

Несколько минут спустя он заходит и садится на край кровати.

— Знаешь, я как раз уходил из дома, когда ты позвонила.

— Куда?

— Пока к другу. А дальше — я не думал.

— Хочешь сказать, ты уходил насовсем?

— Насовсем… Мне нужно с тобой поговорить.

Его тон настораживает Евгению, заставляя сердце болезненно сжаться. Сейчас он скажет, что не любит ее и между ними все кончено! Но разве не она сама этого хотела?

— Почему-то мы никогда не успеваем сказать друг другу все, что хотим…

— Может, потому, что слова для нас — не главное?

— Это так, — соглашается он, — но наша с тобой психика после всевозможных жизненных потрясений не совсем здорова. Мы чересчур впечатлительны, чересчур мнительны и боимся доверять самим себе.

— Я тоже всегда от этого мучаюсь, — грустно кивает Евгения.

— Вот видишь! А слово, сказанное наспех, на бегу, может неверно и истолковываться.

— Для серьезного разговора мне, пожалуй, тоже лучше встать.

— Нет, ты лежи, а я буду сидеть. Если я подвинусь хоть чуточку поближе, то опять не успею сказать тебе всего.

— Давай поговорим. — Евгения садится и кладет подушку под спину. — Расстояние между нами осталось то же, но разговаривать мы сможем на одном уровне!

Аристов невольно скользит взглядом по кокетливому вырезу ночнушки, а Евгения будто невзначай прикрывается одеялом.

— Ты обиделась на меня тогда, помнишь, когда я сдуру начал говорить, что не дам Нине развода.

— После того, что между нами было, я восприняла это как оскорбление.

— Прости! — Он на секунду подносит ее пальцы к своим губам. — Тогда ты меня не дослушала, я вовсе не это хотел сказать. Точнее, не только это… Я не оправдываюсь, а только хочу объяснить. Двадцать лет я прожил с женщиной, которая добросовестно старалась быть мне хорошей женой. А я, неблагодарный, все хотел от нее чего-то другого, чего она так и не смогла понять! Нина — хороший человек, но однолюб. Она так и не смогла полюбить меня, а семья без любви — это союз двух ремесленников. У них есть свои обязанности, свое место в жизни друг друга, но и только. Человека, который не хочет этого понять, супруга может просто возненавидеть! Я сам во всем виноват. Не мог понять, что сердцу не прикажешь! Я ждал благодарности, ведь с моей стороны женитьба на ней была жертвой! Так я думал, как будто люди — шахматные фигуры, которые можно расставлять на доске по собственному усмотрению!

Он потер переносицу, вздохнул и произнес:

— А тут еще вернулся Роман. Мне казалось, он не стоит и мизинца на моей ноге, а Нина бросилась ему навстречу, забыв о подлости по отношению к ней. Я точно знаю, у него просто разгорелись глаза. Он сам, с женой и двумя дочерьми, до сих пор живет в коммуналке, а тут — полная чаша, взрослый сын и женщина, которая его обожествляет. Отдать все, чего я добился своим горбом, в руки негодяя и женщины, не помнящей добра? Во мне боролись два человека: один — крестьянин, который не хотел отдавать нажитого в чужие руки, а другой — человек, перед которым открывалась другая жизнь. Надо было просто решиться и бросить все. Начать жизнь сначала! Там — риск, тревога, беспокойство, здесь — привычный уют, налаженный быт… Все мы бываем трусливыми.

— Так кто же из этих двух людей все-таки победил? — спрашивает Евгения.

— Победил второй, — отвечает Толян. — Я рассказываю тебе все, чтобы ты знала, как я сражался с самим собой. Начинать жизнь сначала — разве это не здорово?

Он улыбается уголками губ.