Инферно

Я с удовольствием пожертвую жизнью…, и этим я погашу вашу последнюю надежду найти то, что вы ищете.

Вам никогда не найти этого.

Сотнями футов ниже, булыжник базарной площади манит как безмятежный оазис. Как я жажду больше времени… но время один из тех товаров, который даже моё огромное состояние не может позволить.

В эти заключительные секунды я смотрю вниз на площадь и передо мной открывается вид, который поражает меня.

Я вижу лик твой.

Ты смотришь на меня из тени. Твои глаза жалобны, и всё же в них я чувствую почитание того, что я достиг. Ты понимаешь, что у меня нет выбора. Из любви к Человечеству я должен защитить свой шедевр.

Он растёт даже сейчас… ожидая… бурлит под кроваво-красными водами лагуны, которая не отражает звёзд.

Итак, я отрываю взгляд от твоих глаз и всматриваюсь в горизонт. Высоко над этим бренным миром, я принимаю своё последнее прошение.

Дорогой Господь, я молюсь чтобы мир запомнил меня не как чудовищного грешника, а как великого спасителя, которым, ты знаешь, я на самом деле являюсь. Я молюсь, чтобы Человечество приняло дар, который я оставляю.

Мой дар — это будущее.

Мой дар — это спасение.

Мой дар — Преисподняя.

С этим я шепчу аминь… и делаю свой последний шаг в бездну.

Глава 1

Память возвращалась медленно…как будто пузырьки поднимались из темноты бездонного колодца.

Женщина в вуали.

Роберт Лэнгдон смотрел на неё через реку, бурлящие воды которой стали красными от крови. На дальнем берегу стояла повёрнутая к нему лицом женщина, неподвижная, торжественная, её лицо было скрыто саваном. В своей руке она держала синюю тесьму, которую она подняла в честь моря трупов у своих ног. Запах смерти повис повсюду.

Ищи, прошептала женщина. И ты найдёшь.

Лэнгдон слышал слова, как будто она говорила в его голове.

— Кто ты? — позвал он, но его голос не издал ни звука.

Времени всё меньше, прошептала она. Ищи и найдёшь.

Лэнгдон сделал шаг к реке, но он видел, что воды были кровавыми и слишком глубокими. Когда Лэнгдон снова поднял глаза к закрытой вуалью женщине, тела у её ног умножились. Теперь их были сотни, может тысячи, некоторые всё ещё живые, извивающиеся в агонии, умирающие немыслимыми смертями… поглощённые огнём, похороненные в кале, пожирающие друг друга. Он мог слышать мрачные крики человеческих страданий, раздающиеся эхом над водой.

Женщина двинулась к нему, протягивая свои тонкие руки, как будто моля о помощи.

— Кто ты?! — снова закричал Лэнгдон.

В ответ женщина подняла руку и медленно сняла завесу с лица. Она была поразительно красива и всё же старше, чем вообразил Лэнгдон — в её возможные шестьдесят, величественная и сильная как статуя вне времени. У неё была строго посаженная челюсть, глубокие душевные глаза и длинные серебристо-седые волосы, которые каскадом локонов струились по её плечам. Амулет из лазурита висел на её шее — одинокая змея, обвивающая посох.

Лэнгдон чувствовал, что знает ее… доверяет ей. Но как? Почему?

Теперь она указывала на корчившуюся пару ног, торчавшую из-под земли и по-видимому принадлежавшую какой-то бедной душе, которая была закопана от головы до талии. На бледном бедре человека была одна буква — написанная грязью — «Р».

Р? Подумал Лэнгдон неуверенно. Как в… имени Роберт? «Это… я?»

Лицо женщины ничего не выражало. Ищи и найди, повторила она.

Без предупреждения она начала излучать белый свет… ярче и ярче. Всё ей тело начало сильно вибрировать, а затем под натиском грома она рассыпалась на тысячи отколовшихся осколков света.

Лэнгдон мгновенно проснулся от крика.

Комната была яркой. Он был один. Острый запах медицинского спирта висел в воздухе и где-то пикала машина в спокойном ритме его сердца. Лэнгдон попытался пошевелить своей правой рукой, но резкая боль удержала его. Он посмотрел вниз и увидел катетер, стягивающий кожу на его предплечье.

Его пульс ускорился и машина догнала его, пикая быстрее.

Где я? Что произошло?

Затылок Лэнгдона пульсировал от боли. Он осторожно протянул свою свободную руку к голове, пытаясь найти источник боли. Под запутанными волосами он обнаружил около дюжины швов с затвердевшей кровью.

Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить произошедшее.

Ничего. Совершенно.

Думай.

Только темнота.

Внутрь ворвался человек в медицинском халате, обеспокоенный, очевидно, тревожными сигналами кардиомонитора Лэнгдона. У него была косматая борода, густые усы и добрые глаза, которые излучали глубокое спокойствие из-под больших бровей.

— Что…случилось? — спросил Лэнгдон. — Я попал в аварию?

Бородатый мужчина приложил палец к губам, и выбежав, позвал кого-то в коридоре.

Лэнгдон повернул голову, но движение вызвало всплеск боли по всему черепу. Он глубоко вздохнул, дав боли уйти. Затем, очень аккуратно и методично, он огляделся вокруг.

В больничной палате была всего одна кровать. Ни цветов. Ни открыток. Лэнгдон увидел свою одежду рядом на столике, с вложенным внутрь прозрачным пластиковым пакетом. Все было покрыто кровью.

Боже мой. Наверное, плохи мои дела.

На этот раз, Лэнгдон очень медленно повернул голову к окну рядом с его кроватью. Снаружи было темно. Ночь. Все, что увидел Лэнгдон на стекле, это отражение — мертвенно-бледный незнакомец, слабый и уставший, подключенный к трубкам и проводам и окруженный медицинским оборудованием.

В коридоре послышались голоса, и Лэнгдон обратил свой взгляд в комнату. Доктор вернулся, но теперь в сопровождении женщины.

На вид ей было слегка за тридцать. Она носила голубой халат, а связанные сзади в хвост светлые волосы покачивались, когда она шла.

— Я доктор Сиенна Брукс, — сказала она, улыбнувшись Лэнгдону. — Я буду работать с доктором Маркони сегодня вечером.

Лэнгдон слабо кивнул.

Высокая и гибкая, доктор Брукс двигалась с напористой походкой спортсменки. Даже в бесформенной медицинской одежде у неё была грациозная элегантность. Несмотря на отсутствие какого-либо макияжа, цвет её лица казался необыкновенно гладким, единственное пятно — крошечная родинка как раз над губами. Её глаза, хотя и нежно карие, казались необычайно проникновенными, как будто они свидетельствовали о глубине опыта, с которым редко сталкивается человек в её возрасте.

— Доктор Маркони не очень хорошо говорит по-английски, — сказала она, садясь около него, — и он попросил меня заполнить вашу приемную карту пациента.

Она ещё раз ему улыбнулась.

— Спасибо, — прохрипел Лэнгдон.

— Хорошо, — начала она деловым тоном. — Как вас зовут?

Ему потребовалось несколько секунд.

— Роберт… Лэнгдон.

Она посветила фонариком в глаза Лэнгдона.

— Род занятий?

Эта информация всплыла ещё медленнее.

— Профессор. Истории искусств… и символогии. Гарвардский Университет.

Доктор Брукс приглушила свет и посмотрела на него с удивлением. Врач с густыми бровями тоже был удивлен.

— Вы… американец?

Лэнгдон ответил ей озадаченным взглядом.

— Просто…, - она прервалась. — У вас не было документов, когда вы прибыли. И по шотландскому твиду и сомерсетским туфлям мы предположили, что вы британец.

— Я американец, — заверил её Лэнгдон. Он слишком устал, чтобы объяснять своё предпочтение элегантной одежде.

— Что-нибудь болит?

— Голова, — ответил Лэнгдон. От света яркого фонарика пульсация в черепе только усилилась. К счастью, она теперь спрятала фонарик в карман и взяла Лэнгдона за запястье, проверяя его пульс.

— Вы проснулись с криком, — сказала женщина. — Вы помните почему кричали?

Перед Лэнгдоном снова вспыхнуло странное видение с женщиной в вуали, окруженной извивающимися телами. Ищи и найдешь.

— Я видел страшный сон.

— О чём?

Лэнгдон рассказал ей.

Выражение лица доктора Брукс оставалось нейтральным, пока она делала записи на планшете.

— Какие-нибудь идеи насчет того, что могло вызвать такое ужасное видение?