Страница 48 из 57
Чтобы дотянуться до задней стенки антресолей, Максиму пришлось стоять на предпоследней ступеньке и показывать матери узлы, которые он откапывал, и заглядывать в каждый из них, после чего мама командовала:
— Забрось его подальше. Вдруг еще понадобится. Или:
— Сбрасывай этот пакет вниз — его давно пора отнести в мусорку. Только пыль собирает.
Халат нашелся, но по закону пакости в самом последнем узле, где отыскалась к нему тюбетейка и какая-то толстая книга со странным, неизвестно на каком языке написанным текстом. Впрочем, по фотографиям людей — как мужчин, так и женщин с явно восточным разрезом глаз и заученными каменными улыбками — можно было догадаться, что эта книга — летопись достижений. Возможно, и Узбекистана. Переплетенная в красный сафьян, с выбитыми на обложке золотыми буквами.
Халат и в самом деле оказался большого размера, не иначе рассчитанный на мужчин, любящих поесть. По выражению Димки, достаточно глубоких.
Мама сразу оживилась:
— Да, это он. Погоди, Максимушка, не слезай. Опять вернись к тем узлам, что мы осматривали, найди еще полиэтиленовый мешок с остатками тканей. В нем должен быть кусок золотой парчи…
— Золотая парча? Мама, ты не забыла, какого пола твой младший ребенок? Что же, интересно, за костюм ты мне придумала?
— Костюм Ивана-царевича, сынок. Из парчи я сделаю недостающие элементы кафтана: воротник, обшлага. А уж тебе придется придумывать, из чего сделать красные сафьяновые сапоги. В качестве шаровар, думаю, подойдут штаны от твоего спортивного костюма… Ну а теперь, когда мы с тобой будем работать, что называется, в одной связке, ты скажешь мне, для чего тебе понадобился этот костюм.
— Чтобы попасть на бал-маскарад концерна «Юг-продукт».
— Фу, что за прозаическое, скучное название. А сейчас у людей столько возможностей — весь русский язык! И вдруг — «Юг-продукт». Даже произносить неудобно.
— Ты права, наверное, у руководства на что-то большее не хватило фантазии.
— У тебя уже есть пригласительный билет или вход будет свободный?
— Нет, и хорошо, что ты мне напомнила. Завтра, прямо с утра, я займусь добыванием билета.
На другой день он едва дождался появления на работе Димки.
— Димон, ты слышал что-нибудь насчет бала-маскарада, который устраивает концерн «Юг-продукт»?
— Еще бы не слышать, весь город гудит: его директор Юрий Григорьевич Маслаченко утер нос всем, даже краевому отделу культуры. Первый приз за карнавальный костюм — «Жигуль», «десятка». Такого прежде не было. Народ к ним будет ломиться.
— А вы с Людмилой? — нарочито равнодушно спросил Максим.
— Что — мы? — смутился Димка. — Нам, само собой, Ритка билеты принесла… Макс, ты пойми, я здесь человек подневольный…
— И никакого подхода у тебя к Маслаченко нет, — докончил за него Максим.
— Почему же нет, есть! — Димка все еще не врубался. — Это тот самый Маслаченко, с которым мы пару раз ездили на соревнования по боксу. Правда, выступали в разных весовых категориях…
— Не могу понять, с чего вдруг столько лет я считал тебя своим лучшим другом, — словно недоумевая, тихо проговорил Максим.
От неожиданности у Димки отвисла челюсть.
— Ты чего, Макс, что я тебе плохого сделал! — засуетился тот, недоумевая, и вдруг его лицо прояснилось. — Неужели ты хочешь пойти на этот маскарад?
— Представь себе, хочу, но разве тебя интересуют мои желания?
— Интересуют, очень даже интересуют! Максик, чтобы я не расстарался для тебя? Да быть такого не может! — Он защелкал пальцами по кнопкам мобильника, немного подождал и заговорил в трубку: — Юрка, Маслаченко! Это Дим говорит, Левик. Узнал? Не звонил. Столько лет. Работа засасывает, ты же понимаешь. Что-то надо, само собой! Чего ты из-за ерунды волну гонишь? И что, многие вдруг объявились? Заинтриговал ты город, старик, заинтриговал!.. Так я подъеду за билетиком? Зато какую мебель мы соорудим тебе в твой новый офис! На фиг тебе французская! Поверь другу прежних лет, у нас ничуть не хуже и в два раза дешевле. А для друзей — в два с половиной. Я завезу тебе наш проспект. Надеюсь, что ты не стал снобом, для которого главнее всего этикетка? То-то же!
Он спрятал в карман мобильный телефон и лукаво взглянул на товарища.
— Сейчас привезу тебе пригласительный билет. А то развыступался: дружба врозь, то да се! Наверное, я просто забыл, что такое любовь. Ничего не поделаешь, годы! Смотри моей Милке не проболтайся, а то она меня со свету сживет.
— Неужели твоя жена намеревается скрыть от Маргариты, что мы с тобой знакомы? — удивился Максим.
— И намеревается, и уже скрыла.
Максим не стал признаваться Димке, что он довольно близко знает Маслаченко. Не хотел, чтобы тот, как и все его гости, до срока узнал его под маской. Инкогнито так инкогнито!
Димка сел в машину и укатил, так что Максим не успел высказать переполнявшего его раздражения, а оставшись один, поневоле продолжал мысленно разговаривать сам с собой, призывая на голову завистливой ведьмы Людмилы Левик все громы и молнии, какие только можно было послать.
Он вдруг вспомнил, что Димка, который выпросил у него на один вечер деревянную фигурку Маргариты, так ее и не вернул.
«Милке покажу, она в таких вещах разбирается!» А сам и спустя три дня молчит, словно надеется, что Максим о ней забудет.
«Если эта стерва с ней что-нибудь сделала, — рассвирепел он, — я за себя не ручаюсь!»
Хотя что с Людмилой можно сделать, он, откровенно говоря, не представлял.
Максим хотел было еще посидеть над бумагами, но о работе откровенно не думалось. Зато думалось о превратностях судьбы: она так легко, играючи дала ему в руки женщину, о которой, как теперь выясняется, он мечтал всю жизнь, чтобы тут же отобрать. Да еще и усеяла все пути-дороги к ней колючками, иголками… да что там, покруче — неприступными скалами и глубокими рвами с водой, противотанковыми ежами, а сама наблюдала со стороны, как он мечется, предпринимая жалкие попытки сделать для достижения цели очередной нерешительный шаг.
Но тут же он на себя за эти мысли и обиделся. В самом деле, недаром старики говорят: семь раз назови человека свиньей, он и хрюкать начнет. Эдак недолго на себе крест поставить. Как на мужчине, который хочет добиться любимой женщины…
Что, он опять сказал — любимой? Сердцу хочется ласковой встречи и хорошей, большой любви… Мальчик хочет в Тамбов! В смысле Максик хочет к Рите, а она вот чего-то брыкается…
Понятное дело чего. Сначала он исчез куда-то, ни звонка, ни привета, а потом возник откуда-то с цветами, которые к тому же, как она думает, предназначались вовсе не ей…
Он ее понимает. Вот только и Максима бы кто понял… Он побарабанил пальцами по столу. В конце концов, никто ему легкой жизни не обещал. «Хочешь тишины и спокойствия, не нравятся тебе всячески; препятствия преодолевать, женись на Валентине».
В институте у его однокурсников была такая присказка. И появилась она вот почему. В их группе учились две девушки: Фаина и Валентина. Обе не красавицы, не уродки, средней привлекательности девчонки. У Фаины копна рыжих вьющихся волос и глаза серые с огоньком, в которых, казалось, так и скачут бесята, у Валентины — русая коса и небесно-голубые глаза, взиравшие на мир словно бы с некоторым осуждением: а все правильно в нем устроено?
Фаина — девица веселая и бойкая, охотно участвовала во всякого рода вечеринках и праздниках, после чего без возражений укладывалась в постель с кем-нибудь из ребят. Создавалось впечатление — для нее вовсе не важно, с кем.
Валентина ни с кем не спала. На игривое предложение однокурсника: «Хотел бы я знать, какая ты в постели!» — Валентина лаконично ответила:
— Женись!
— И тогда я все узнаю?
— И тогда все узнаешь, — кивнула она.
— Но ты же меня не любишь!
Валентина на мгновение заколебалась, но ответила ясно:
— Полюблю.
Говорят, Валентина произносила эти слова далеко не одному, домогавшемуся ее девического тела, но эти обычные слова странным образом трансформировались чуть ли не в поговорку. Теперь если кто-то в группе не хотел выполнять трудное задание, связанное с учебой или другой какой работой, ему говорили: «Женись на Валентине!»