Секретная битва

— Тогда как дилетанту я вам в двух словах попробую объяснить то, на что ученым требуются целые тома. Все дело в том, что при распаде атома выделяется сумасшедшее количество энергии. Энергии от распада одного атома, разумеется, не хватит даже для того, чтобы обжечь вам руки, но если одновременно в одном месте распадаются миллиарды миллиардов атомов, то получается Солнце. Садитесь в машину.

— Солнце? — Штейн сел рядом с Рикардом на переднее сиденье.

— Солнце, — подтвердил профессор и завел мотор. — Заурядная звезда пятой астрономической величины.

Штейну стало неловко за Солнце.

— А вы, профессор, следует полагать, звезда первой величины?

Рикард не отреагировал на колкость.

— Сравните для примера Солнце с Фомальгаутом из созвездия Южной Рыбы или со звездой Ахернар — альфой Эридана. У них светимость в шестнадцать раз ярче солнечной, они вдвое тяжелее солнца и вдвое шире его в диаметре. К счастью для нашей цивилизации, эти звезды находятся на расстоянии миллионов световых лет от нашей галактики, иначе они выжгли бы на Земле все живое.

Машина плавно тронулась.

— А что касается вашего ядовитого замечания относительно моей звездной величины…

— Извините меня, профессор, — Штейну стало неловко за вырвавшуюся у него резкость.

— Так вот что я вам скажу, — Рикард не обратил на извинение никакого внимания. — До войны и до того, как мне пришлось свернуть свои исследования, я считался одним из ведущих мировых специалистов по атомной тематике. Я не знаю, кто вас прислал ко мне. Но я видел американцев и разговаривал с ними. Если сказать вам, что я о них невысокого мнения как об ученых, — это ничего не сказать. Любой студент, который писал у меня дипломную работу, разбирается в ядерной физике лучше десятка американских докторов и профессоров. Меня семь лет не выпускали за рубеж. Семь лет я варился в собственном соку. Допускаю, что за это время американцы могли дойти до понимания кое-каких вещей, но настоящих прорывов ожидать от них трудно.

— Почему?

— Я же объяснял вам. Американцы — слишком молодая нация. Нет устоявшихся традиций. Гейдельбергской научной школе — шестьсот лет. Гейдельбергский университет был основан за сто лет до открытия Америки Колумбом. Да будет вам известно, молодой человек, что до прихода Гитлера к власти и даже после его прихода больше половины всех серьезных публикаций на атомную тематику во всем мире приходилось на долю ученых именно нашего университета. Мы дальше всех в мире продвинулись в исследованиях атомного ядра. Еще совсем недавно, каких-то лет шесть-семь назад, мы опережали Америку лет на двадцать в этом вопросе.

— И что же отбросило вас назад?

Рикард убрал одну руку с руля и потер подбородок, обдумывая ответ.

— Непонимание руководителей партии и государства сути наших исследований и полное их невежество относительно перспектив, которые открывает перед человечеством ядерная физика. Если архитектор построит ДОТ, то им понятно — вот стоит ДОТ. В нем можно укрыть пехоту и отражать атаки противника. Если инженер изобретет танк или подводную лодку, то им снова все понятно. Танк ползет по полю боя и стреляет из пушки, подводная лодка скрытно подбирается к вражескому кораблю на дальность выстрела торпеды и топит этот корабль. Но это — понимание младшего школьника! Ведь ни у кого из руководителей Рейха нет высшего образования! Ни у Гитлера, ни у Геринга, ни у Гиммлера. У них у всех кругозор питекантропов. Питекантроп пользуется силой своих мышц. Он в состоянии убить мамонта и принести мясо в пещеру, чтобы накормить своих детенышей и самку. Но ему в голову не может прийти, что животных можно одомашнить и тогда у него постоянно будет молоко и мясо.

— Простите, профессор, но я тоже не понимаю. Какое счастье будет для человечества, если кто-то раскроет тайну атомного ядра и повесит в небе второе Солнце?

Рикард улыбнулся:

— У вас тоже мышление первобытного человека. Совершенно незачем вешать в небе второе Солнце, но наука в состоянии дать человечеству практически неисчерпаемый источник дешевой энергии, устроенный по принципу работы Солнца. В Солнце же никто не заливает бензин или мазут. Оно работает само по себе, без постороннего вмешательства уже миллиарды лет и проработает еще столько же! Оно всегда будет светить и греть.

Рикарда увлекла увиденная им перспектива.

— Возьмем для примера подводную лодку. Сейчас лодки работают на дизельном топливе. Каждые несколько часов они вынуждены всплывать, чтобы пополнить запасы воздуха и подзарядить аккумуляторные батареи. Кроме того, запас хода лодок ограничен вместимостью топливных баков. А теперь представьте, что гребной вал лодки вращает не дизельный двигатель, а турбина, приводимая в действие с помощью атомной энергии. Атомного топлива потребуется совсем немного. Мы облегчаем вес лодки за счет топливных баков, ставших ненужными. Это значит, что возрастет ее скорость. Источник энергии размером со спичечный коробок позволит вырабатывать сколько угодно электричества, а с помощью электричества кислород можно будет получать прямо из забортной воды. Подводная лодка, оснащенная атомным двигателем, будет мощнее и быстрее дизельной, ей практически незачем будет всплывать. Пока не закончился уран в реакторе, всем необходимым — кислородом, электричеством — лодка обеспечит себя сама.

— Фантастика! — хмыкнул Штейн.

— Или представьте, например, электростанцию, в которой источником энергии служит не масса речной воды, не сжигаемый уголь, а уран. Его поставки, кстати, легко организовать из Южной Африки в любых необходимых количествах. В реактор такой электростанции закладывается урановое топливо, на котором она работает десятки лет. Две таких электростанции полностью обеспечат потребности Германии в электричестве и наполовину — в тепле. И все это будет стоить считанные пфенниги, почти даром! Кстати, мы приехали. Помогите, пожалуйста, перенести вещи из машины в дом.

Машина и в самом деле подъехала к двухэтажному особнячку, увитому засохшим плющом. Рикард открыл ворота в низенькой загородке и поставил машину прямо перед домом. Штейн внес книги в дом вслед за хозяином и положил две перевязанные стопки на журнальный столик, стоявший в холле.

— Вот, кажется, и все, — подвел итог профессор, оглядываясь в своем собственном доме, будто впервые его видел. — Теперь я никому ничего не должен.

Штейн тоже осмотрелся. Из холла вели три двери. Наверное, в кабинет, спальню и на кухню. Сбоку шла лесенка на второй этаж. На стене холла охотничьи трофеи висели вперемешку со спортивными. Видно было, что хозяин — спортсмен и охотник.

— Может быть, нам удобнее будет продолжить беседу в кабинете? Проходите смелее, молодой человек, я сейчас приготовлю кофе и принесу туда.

Штейн зашел в кабинет. Средних размеров письменный стол был поставлен боком к окну, так, чтобы дневной свет удобно падал с левой стороны. За столом стоял стеллаж, от пола до потолка забитый книгами. Стена напротив стола была увешана дипломами различных университетов и научных обществ. Штейн бегло осмотрел их и нашел, что Рикард — действительно крупный ученый. Если удастся его грамотно разработать и переправить в Штаты, то этот человек будет означать для него открытый счет в американском банке, офицерское звание в армии САСШ, доверие и покровительство Даллеса, словом, полное материальное благополучие и финансовую независимость до конца дней.

— Пожалуйста, — вернувшись, профессор поставил кофе на письменный стол. — Сахара у меня, правда, нет — талоны кончились. Но есть сливовый мармелад и маргарин. Угощайтесь.

Штейн из вежливости намазал ломтик хлеба маргарином и отхлебнул кофе.

— Итак, молодой человек, вы хотели сделать мне какое-то предложение?

— Да, профессор, если вы готовы его выслушать.

— Я весь обратился в слух. Вы что-то говорили о ваших американских друзьях?

— Вы меня извините за прямоту, профессор, но мне кажется, вам не из чего выбирать. Вам нужно уезжать из страны. Необязательно в Америку, но других предложений, как я понимаю, вам пока не поступало.