Формула неверности

— Не выставляй меня идиотом!

— В крайнем случае можно пригласить домработницу. На те деньги, что ты мне дал, я могу себе позволить лет пять платить другим за работу, которую я делаю сейчас.

— Тогда что будешь делать ты?

— Тебя не поймешь. — Тане надоело препираться, и она просто «включила дурочку». — То ты не хочешь, чтобы я работала, то чуть ли не требуешь…

— Ничего такого я не требую. — Он понизил голос.

— А еще ты говорил, чтобы я нашла себе какое-то хобби.

— Ну говорил. — Он уже с осторожностью подбирал слова, решив про себя, что ему с ней надо держать ухо востро.

— Я придумала, чем смогу заняться. Стану рисовать картины.

Он так круто повернулся к ней, что машина вильнула на шоссе.

— Смотри на дорогу, — сказала Таня.

Ей стало не по себе от его взгляда. Она считала, что Ленька ее не знает, но она-то сама так ли уж хорошо его знала? Иначе почему вдруг ей пугаться?

Что-то этакое в ее жизни уже было. Ах да, она одно время боялась, что Мишка в ярости поднимет на нее руку. После того случая, когда он так жестоко обошелся с напавшими на них хулиганами.

— Ты хочешь заняться рисованием?

Он произнес фразу как бы по слогам, будто она сказала что-то донельзя глупое.

— А чем же это хобби хуже любого другого? — все же спросила она. — Я в юности неплохо рисовала. Одно время даже ходила в молодежную художественную студию. Наш руководитель, художник, говорил, у меня неплохая рука.

— И ты для того себя обезобразила? Наверное, в представлении богемы это очень красиво, а на мой взгляд, этому твоему имиджу только таблички не хватает: «Даю!»

— Останови машину, немедленно! — в бешенстве закричала Таня.

— Без нервов, мадам, — медленно процедил он, и взгляд его сделался злым и холодным. — Я отвезу тебя домой, и попробуй в мое отсутствие хоть шаг за калитку сделать!

— В твое отсутствие? И долго ты собираешься отсутствовать?

— Столько, сколько сочту нужным!

Он и в самом деле довез ее до дома и смотрел ей вслед, пока Таня не зашла во двор и не закрыла за собой калитку, а потом с ходу так ударил по газам, что взвизгнули покрышки.

Едва она простучала каблуками к своей двери, как услышала голос Маши — она кричала, свесившись с перил веранды:

— Сашенька, это ты?

Из-за навеса ей не было видно, кто открывает входную дверь.

— Это я, Маша, — отозвалась она.

— Таня, зайди ко мне на минутку! — сказала сестра. — Ты-то как раз мне и нужна.

Коттедж на два хозяина, в котором жили сестры, был мансардного типа, разрешение на строительство таких особняков давали в свое время весьма неохотно, но адвокат Вревский был заметной фигурой в городе, и ему строить дом разрешили.

Наверху в каждой половине располагались две спальни, одна из которых выходила на открытую веранду типа большой лоджии. У Маши она была открытой, а в Таниной половине Леонид ее застеклил. Наверное, чтобы жена не могла перелезать прямо к сестре на веранду.

Таня предвкушала реакцию Маши и, так и не открыв свою дверь, поспешила на половину сестры. День сегодня у Маши был нерабочий, и Тане отчего-то захотелось, чтобы она оказалась дома одна.

Маша и вправду была одна. Сидела за накрытым столом и пила чай. Рядом стоял белый электрический чайник из импортных, которые, закипев, сами отключаются.

— Ну, сестрица, вот это ты номер отмочила.

Это Маша ее облику изумилась и некоторое время рассматривала сестру, лишь слегка отодвинув стул, на котором сидела. Но потом она не выдержала и подошла поближе, чтобы убедиться: глаза ее не обманывают.

— Таня, Боже мой, да ты у нас просто красавица! А еще говорят: сколько-то там лет — бабий век. Это у кого как, а мы вот только расцвели по-настоящему… А ты знаешь, как сейчас на маму похожа. Русые волосы у тебя в папу, а мама у нас темноволосая была.

— Я помню, — тихо сказала Таня.

— Кто мог подумать два десятка лет назад, что мы, сестры, выросшие в дружной и любящей семье, вдруг останемся сиротами! — вздохнула Маша. — Как же это Леня позволил тебе такое?

— Замечательно, от сирот перешла сразу к Лене, — рассмеялась Таня. — А он, кстати, и не позволял. Так разозлился, что даже посадил меня под домашний арест.

— А в чем он заключается? — шутливо ужаснулась старшая сестра. — Тебе нельзя выходить со двора или из дома вообще?

— Не знаю, я отчего-то забыла уточнить.

— Ты сбежала из дома в парикмахерскую? Постриглась и покрасилась ему назло?

— Почему обязательно назло? Я всего лишь заранее его не предупредила. Вернее, я начала говорить, но он не стал слушать, куда-то торопился.

— Надо же, вылитая наша мама! — продолжала повторять Маша, любуясь ею, как картиной.

Она полезла в шкаф и вытащила оттуда фотографии.

— Вот, убедись сама.

Мама и вправду была очень красивой женщиной, и если Таня на нее похожа… Глупый Ленька, еще и злится на нее. Какой-то он неправильный мужчина. Таня сама виновата, так редко говорила с ним по душам. Что за комплексы его одолевают? Наверное, с ее помощью он мог бы от них избавиться…

Маша убрала альбом в шкаф и погладила ее по голове, как когда-то давно. Но тут же, вспомнив о чем-то, убрала руку и сказала:

— Ну-ка отойди, я на тебя со стороны посмотрю. Надо же, и каблучищи опять надела. И откуда такая куча пакетов?

— Любимый муж в город вывез. А пока он своими делами занимался, я слегка себе позволила. Знаешь, что в этом, самом большом, пакете? Песцовая шуба!

— Как же Ленечка это перенес?

— С трудом… То есть шубу-то он купил, а вот остальное. Он дал денег — я стала их тратить. Это такое удовольствие! — Таня мечтательно потянулась. — Это как два… Нет, как три дня рождения. Только подарки я дарила себе сама… Ну да Бог с ним, с Леней, что ты мне хотела сказать?

Маша пододвинула свой стул совсем близко к Тане и взяла ее руки в свои.

— Ой, Танюшка, у меня такие новости, что я тебя еле дождалась. От того, что не с кем поделиться, вся извелась.

Таня взглянула на стол и увидела конверт.

— Николка прислал, это новости у него?

— Угадала.

— Мальчишку в звании повысили? Или он хочет в контрактники пойти?

Видимо, все еще пребывая в эйфории, Таня не сразу заметила, что новости у сестры вовсе не такие радужные, как она пыталась угадать. И они ее расстроили.

— Хуже. — Маша тяжело вздохнула, подтверждая ее догадку. — Он хочет жениться.

— В девятнадцать лет? — ахнула Таня.

— Сама-то во сколько вышла?

— Ну, девчонки всегда раньше выходят, а вот парни… Ты расстроилась?

— Еще бы не расстроиться! Во-первых, девочка на четыре года старше его, а во-вторых, у нее ребенок.

— Мальчик?

— Девочка. Да и какая разница!

Она помолчала.

— Свадьбы не будет, так, небольшой молодежный вечер. Потому меня и не зовут. Господи, почему я тебя не послушалась! Могла бы его здесь оставить. Так нет! Иди, сынок единственный, служи на Крайнем Севере!.. Теперь только и остается, что локти кусать.

Она заплакала.

Глава восьмая

Маша встала из-за стола на веранде, где они теперь сидели, и вернулась с початой бутылкой вина.

— Давай с тобой выпьем, а то мне что-то не по себе.

— Уж не втянулась ли ты в это дело со своими военными? — спросила ее Таня.

И сама подивилась своему менторскому тону, а она еще пеняла Маше на такие вот нотки в голосе.

— Не говори ерунды, — усмехнулась сестра, — разве ты не знаешь, я человек ответственный. Кроме того, мне, как врачу, наверное, известно…

— Ну, это не аргумент! — Таня подозревала, что несет сущую ерунду, но ее пугали глаза Маши, в них плескалось непривычное отчаяние. Словно ей и без того было плохо, а тут еще письмо сына. — А врачи… О, я знаю врачей; они пьют неразбавленный спирт, стерилизуя внутренности…

— Татьяна, я тебя отшлепаю. Что это еще за нелепые выдумки в адрес врачей!

— Хотела бы я видеть, как ты меня отшлепаешь.