Большая Сплетня

— Я — нет, — смеется он. — Никогда!

ОН

Эта стервозная тварь сразу почуяла: мое положение изменилось. Уловила флюиды уверенности, исходящие мощным потоком, отметила насмешливый, бесстрашный блеск глаз, увидела победительную прямизну осанки. Женщины всегда чувствуют такие вещи. А почувствовав, склоняются перед победителем. Они боятся напора, предпочитая обходные пути. Ведь у них рабская психология, поскольку женщина по сути своей всегда добыча и никогда — добытчик. Она всегда — подчиненный и никогда — подчиняющий, она всегда — жертва и никогда — насильник. В ее мозгу заложена виктимная психология, психология жертвы, которая в решительный момент с диктаторской непреложностью твердит ей: «Отойди! Отступи! Сделай шаг назад! Беги что есть мочи!» И она бежит... Удирает во все лопатки — или покорно склоняет выю пред триумфатором-мужчиной.

Это правильно. Сильный всегда должен доминировать над слабым, мужчина — над женщиной, человек — над животным. Против непреложности природных законов не попрешь.

Вот и Эльза (кто донес до нее Большую Сплетню — мне неизвестно)... Она тоже поняла это. И покорилась.

Вызвала меня к себе.

— Фирозов уходит на пенсию, — сообщила сухо. — Назначаю вас исполняющим обязанности начальника отдела.

И лицом к лицу, забралом к забралу встретила мой бестрепетный взор.

— Надеюсь, мы сработаемся, — улыбнулась фальшивой улыбкой.

Но я не собирался работать с ней. Я собирался работать против нее!

Кто бы мог подумать, что еще неделю назад я выл от невозможности придвинуться наверх, строил несбыточные планы, тщетно стараясь обратить на себя высочайшее внимание директрисы... Теперь мне и делать-то ничего не нужно: Большая Сплетня трудится за меня сама. Вкалывает как пчелка, не покладая крыльев! И это только начало...

— Конечно, мы сработаемся, — осклабился я.

— Наш клиент хочет вложить средства в сырье-добывающую промышленность. Что-нибудь нефтяное или газовое... У вас есть предложения?

— Пожалуй, — отвечаю я, лихорадочно соображая, что значат ее слова — это ловушка, предложение о перемирии, просьба о помощи?

— «Стандард Ойл»? — намекает она.

Внутри разгорается шепоток тревожного предчувствия. Откуда она знает?..

— Нет, «Интернефть». Небольшая, но очень симпатичная компания, большие перспективы на рынке...

Железная Леди морщится, как будто я бессовестно обманул ее ожидания.

— Не думаю, — роняет она. — На бумаги «Интернефти» последней серии отмечался повышенный спрос, однако в перспективе специалисты прогнозируют их падение до номинала — у компании возникли трудности с получением лицензии на добычу. Кажется, вы, как начальник аналитического отдела, должны это понимать...

О, я все прекрасно понимаю! Кровавая палаческая краснота заливает мои щеки. Наверное, я выгляжу глупым мальчишкой, которого отчитывает злая воспитательница. Как я ненавижу ее педагогическую надменность!

— В течение трех дней подготовьте свои предложения. — Железная Леди провожает меня долгим изучающим взглядом до самой двери.

При моем появлении в отделе бездельный говорок мгновенно стихает, головы трудолюбиво пригибаются к столам.

— Дорогие мои, — снисходительно оскаливаюсь я, заметив реакцию подчиненных. — Нет нужды всякий раз, когда я вхожу в дверь, демонстрировать служебное рвение.

Однако про себя отмечаю: Попик прячет в стол статью про летучих рыб, Терехин неохотно отлипает от окна, в котором битый час наблюдал за перемещением по тротуару хорошеньких женских ножек. Лилеева захлопывает лежащую перед ней папку с затушеванной надписью. Разведенки прячут в стол глянцевый журнал, который упоенно обсуждали все утро. Губасова прекращает болтать по телефону — трубка, печально цявкнув, укладывается на рычаг.

Казалось бы, все тихо, но я-то знаю: здесь цветут бутоны грядущего переворота, зреют плоды круговой поруки и наливаются ядовитым соком семена грядущего заговора.

Впрочем, у меня есть свои тайные шпионы, агенты влияния. И я не собираюсь их терять...

Между мной и Леди Ди все по-старому. Ни намека на чувство, ни слова про любовь. Если бы я вдруг исчез, она и не вспомнила бы обо мне! Завоеванная вершина оказывается бездонной пропастью, на дне которой корчусь я, жалкий скукоженный червь. И завтра мне предстоит очередное сражение за ту же самую господствующую высоту... В который раз...

Наши разговоры напоминают не нежничанье влюбленных, а стратегическое совещание партнеров, каждый из которых не очень-то доверяет другому.

— Десять тысяч — несуразная цена! — хмурится Дана.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Скажу, что ничего не выгорело... И потом, вряд ли Галактионов так уж много знает. Но как раздобыть реестр акционеров без него, я, честно говоря, не представляю...

— Есть один метод, — произносит Дана.

Многое из того, что представляет для меня неодолимую трудность, для нее легче легкого: например, свести меня с ума, растоптать или вознести к вершинам блаженства.

— Вот как? — бегло касаюсь тонких нервных пальцев с легкими морщинками на сгибах.

Хорошо бы сначала поцеловать впадинку между большим и указательным пальцем, затем пройтись губами вдоль тонкой голубоватой жилки на запястье, потом подняться к локтю... Подобраться к изгибу шеи, потом соскользнуть к дуге нежнопомадных губ, потом нырнуть лицом в текучее золото ее волос, а потом, потом...

Но рука ее ускользает, как шустрый зверек, прячется от меня. Я увядаю, так и не отважившись на любовную атаку.

— Если приобрести акций на один процент от величины уставного капитала, тогда по закону реестродержатель обязан предоставить акционеру реестр титульных владельцев, то есть владельцев более одного процента ценных бумаг компании, составленный на дату последнего общего собрания акционеров.

Фу, как я сам не додумался! Я ведь прекрасно знал это, но... Ее близость туманит мне голову, лишая способности соображать. Завладев ее рукой, вновь начинаю бесконечный путь от впадинки между большим и указательным пальцем — через бесконечность — в неизвестное. В никуда. На сей раз мне удается добраться только до синей пульсирующей жилки.

— Конечно, я-то об этом знал, — произношу, обклевывая поцелуями нежную кожу запястья, — но ведь факт купли-продажи регистрируется в течение трех дней, а копия реестра готовится еще двадцать... И потом, тот реестр, который мы получим, содержит сведения полугодовой давности — ведь очередное собрание акционеров «Стандард Ойл» проходило в ноябре...

— Да, ты прав, — соглашается Дана, вновь утекая из моих полновластных владений. — Кстати, недавно на обсуждение в Думу внесены поправки, делающие реестр публичным документом, доступным любому лицу. Но пройдет ли этот закон через голосование? Возможно, нам придется ждать без гарантий успеха...

«Нам», — отмечаю я. Кто это «мы» — я и она? Или она и ее отец?

Нежная ложбинка, способная свести меня с ума, на сгибе локтя. Тонко пахнет чем-то легким, неуловимо сладким, обещающим, но вместе с тем несбыточным. Недоступным.

— Отец предлагает купить акции на твое имя, а ты взамен выпишешь ему генеральную доверенность на распоряжение бумагами.

Я почти у цели — я почти подобрался к пряной коже возле ключицы.

— А почему твой отец не может сам...

— Его имя слишком известно. Начнется переполох, а нам ни к чему паника и вздутые цены на «Стандард Ойл». Да и в самой компании насторожатся, предвидя поглощение.

— Я согласен.

— Завтра пришлю юриста. Оформите формальности.

Теряю ум от ее близости. Но она вновь ускользает от меня:

— Да... Ах, перестань, мне щекотно. С тобой невозможно разговаривать...

Ее рука ускользает из моей ладони. Заломить бы ее, выкрутить до боли запястье, чтобы красивое лицо исказилось болью и мукой... Но вместо этого я послушно отпускаю нервные пальцы.

Значит, любовь мне не светит — между нами обыкновенное партнерство. Значит, ее экономические интересы зиждутся на нематериальной почве моих чувств.