Леди и война

   - Система задействует дублирующие контуры транспортной системы, что сделает возможным обратный переход. Система просит санкционировать регенерацию основных контуров транспортной системы.

   - Да. Делай, что считаешь нужным.

   Коридор не поворачивает, скорее изгибается, и пол то становится выше, то ниже. Далеко еще? Далеко Кайя не вытянет. Он отвык быть слабым. А дойти надо.

   - Системе было отказано в контакте с объектом.

   - У меня имя есть.

   - Системе разрешено использовать имя?

   Боль то стихает, то вспыхивает. Но эта - ничто по сравнению с той, к которой Кайя был не готов. Сам виноват. Расслабился. Поверил в собственную неуязвимость.

   И едва не убил всех.

   - Системе требуется подтверждение.

   - Используй. Имя. Я дойду?

   - Вероятность девяносто девять и девять десятых процента.

   - Я выживу?

   - Вероятность девяносто семь и три десятых процента.

   Уже легче. И коридор заканчивается, точнее разрастается в некое подобие пещеры. Складчатый потолок и бугристые стены. Пол, покрытый толстым слоем слизи, из которой подымаются суставчатые хвосты, словно змеи, увязшие в прозрачной смоле. Змеи покачиваются и разговаривают друг с другом мелодичным звоном. Если, конечно, звенит не от потери крови.

   - И что это?

   Кайя ждал... он не знал, чего ждал. Операционного стола, вроде того, которым пользуются полевые хирурги. Со стальным покрытием, желобками для стока крови и ремнями.

   Доктора, столь же неживого, как Оракул.

   Чего-то кроме, но похожего, смутно знакомого такому дикарю, каким был он...

   Змеи поворачиваются к Кайя, звон нарастает, и по слизи-смоле идет рябь.

   - Моя жена... - если прислониться к стене, то стоять легче. - Я должен знать, что с моей женой. На ней маячок. Ты можешь защитить ее? Пожалуйста.

   Из слизи формировался пузырь. Полый. Тонкостенный.

   Растущий.

   - Система определит местоположение объекта. Возможности физического воздействия системы на живые объекты ограничены. Вмешательство системы допустимо в случае непосредственной угрозы существованию человеческой популяции на подконтрольной Кайя территории.

   - Если... - Кайя облизал губы. - Если с Изольдой что-то случится, я уничтожу эту популяцию.

   - Система предполагает низкую вероятность исполнения данной угрозы. Возможности физического воздействия Кайя на живые объекты также ограничены.

   - Найди Изольду!

   Пузырь разрастался. От поверхности его к потолку протянулась витая нить, словно пуповина. А пузырь наполняется жидкостью, мутной, кровяной.

   - Найди. Иначе какой смысл?

   - Вопрос не понятен. Система не обладает возможностью адекватной оценки абстрактных категорий. Система установит местоположение объекта. Система не имеет ограничения на вербальное воздействие. Система исполнит заявку.

   Это следовало считать согласием. Вербальное воздействие? Это словами... возможно, слов, сказанных Оракулом, будет достаточно.

   Кайя выронил нож.

   - Скажешь ей, что со мной все хорошо?

   - Да.

   - И что ей не о чем волноваться?

   - Амниотический модуль сформирован. Система предлагает Кайя воспользоваться им.

   Пузырем? Как? Кайя ступил на слизь, которая оказалась твердой. И скользкой. Положив ладони на стенку пузыря, неожиданно плотную, кожистую даже, Кайя ощутил пульсацию.

   Но ни кнопок, ни рычагов не увидел.

   - Если Кайя готов, система даст сигнал.

   - Нет. Погоди. Мне раздеться?

   - Искусственные покровы будут растворены. Металл будет растворен. Предметы, представляющие ценность для Кайя, следует оставить вне полости камеры.

   Предметы... кольцо. И медальон, который не получается расстегнуть, но Кайя пробует раз за разом, потому что не желает рвать цепочку. С попытки двадцатой выходит. Ближайшая змея свивается желто-красным клубком, в центр которого Кайя кладет медальон. Добавляет кольцо. И нож. С остальным возиться некогда...

   - Я готов.

   Наверное.

   Он не успевает понять, как оказывается внутри пузыря. Жидкость тягучая, едкая залепляет глаза, заливается в нос. Кайя сжимает губы, не желая вдыхать ее.

   Не выплыть. Не вырваться.

   Тело немеет. Теряет вес. Движения замедляются. И спазм заставляет сделать вдох. Одного достаточно, чтобы заполнить легкие. Воздух выходит цепочкой пузырьков, которые оседают на внутренних стенках камеры.

   Боли нет.

   Страха нет.

   Только покой и та, ощущавшаяся извне, пульсация.

Глава 2. Тревожные дни: начало

   Если вы не боитесь темноты, значит у вас плохо с воображением

   Признание человека, которому удалось приручить монстра-живущего-под-кроватью.

   Сержант не был готов к тому, что произошло.

   Он собирался возвращаться в Замок, когда услышал отголосок алой волны. Далекий. Знакомый.

   ...огненная плеть разворачивается спираль за спиралью.

   ...жар идет изнутри.

   ...кровь льется из носа и ушей. Звуки уходят. Разум рассыпается, как стекло под ногами. Разноцветное стекло витража в маминой спальне.

   Желтый. Синий. Зеленый.

   Остается только красный.

   Красная ночь - это даже красиво. Дар забирается на подоконник и всем весом наваливается на решетку, силясь вытолкнуть ее из проема. Кажется, режет руки. Но боли больше нет. Только желание пойти туда, где пламя танцует на крышах домов. Из окна все замечательно видно... а решетка упрямая.

   Дар не отступит.

   Ему очень надо туда, к людям. Или людям к Дару.

   Зачем?

   Ответа пока нет, но Дар непременно поймет, что ему делать, когда увидит людей.

   Дверь, надежная и красивая - мама говорила, что ее привезли из-за моря, только там растут сердоликовые деревья с древесиной нежно-розового цвета - разваливается пополам. А Дар отпускает решетку. Спрыгивает с подоконника. Он босой, и чувствует, как стекляшки впиваются в кожу, но сейчас, красной ночью, это кажется нормальным. Как и следы на полу.

   Люди ждут.

   Они давно пришли во дворец и поселились здесь, хотя мама и была против. Она говорила брату, что боится их, а брат смеялся. Не надо бояться людей.

   Они такие же как мама. Отец. Дар.

   Все равны.

   Особенно, если ночь за окном красная.

   - Смирный щенок, - чья-то рука хватает Дара за шиворот и подымает. Трещит холстина - брат сказал, что равные люди должны носить одинаковую одежду - но выдерживает. На Дара смотрят.

   Красной ночью у людей красные глаза.

   И лица одинаковые. Разные, но одинаковые тоже. И Дар никак не может разгадать эту странную загадку. Как такое возможно? Он висит смирно, даже когда его встряхивают.

   От людей плохо пахнет. Хуже, чем обычно.

   И когда грязные пальцы лезут в рот, Дар дергается. Получает затрещину и свободу. Надо бежать, но... брат говорил, что Дар должен быть ближе к людям.

   К тому же он еще не понял, что ему делать.

   Ведут, подталкивая в спину. И смеются, глядя, как Дар пытается переступить через тело. Он узнает человека - дядька Вигор, который папиной охраной командовал - и удивляется, почему тот лежит. Ночь за окном. Красная. Идти надо.

   А дядька Вигор мертвый. Совсем.

   И другие тоже.

   К одному Дара подводят и заставляют смотреть на развороченный живот, приговаривая, что так будет со всяким, кто не желает признать, что люди равны. И Дар соглашается: это справедливо.

   Еще немного и он поймет.

   Алая плеть снаружи звенит, надрывно, словно нить, натянутая до предела, и нитью же рвется, выпуская в город много-много огня...

   ...однажды брат создал из пламени кошку, и та сидела у Дара на коленях, смирная, ласковая.

   Играть позволили...

   ...в город выбежало множество огненных кошек.

   Отец лежит в конце коридора. И мама с ним. Вернее, за ним, в нише, где раньше стояла высокая ваза. Дар узнал мамино платье из темно-синего мягкого бархата, который ему жуть как нравился - шелк скользкий, а бархат, он живой почти.